По ту сторону границы

Глава 3

Стоит сказать, что увиденное одновременно обрадовало и поразило Вадима. С одной стороны, он шёл по маленьким улочкам Городка и вспоминал знакомые с детства места, радуясь, что всё это ему не приснилось, и он действительно здесь когда-то жил вместе с родителями.

С другой стороны, его пугало осознание того, что Городок (он решил его так называть, так настоящего наименования не знал и никак не мог припомнить, чтобы родители его хоть как-то называли) находится не то что не в России, а даже - он всё ещё раздумывал, стоит ли произносить эту мысль вслух - вообще не на Земле, в том смысле, в каком под этим названием понимают небесное тело, планету. Хотя, может быть и на Земле, но в какой-то особенной её части. В любом случае, окружающая обстановка выглядела для него крайне необычно.

"Вот так люди и пропадают" - подумал Вадим и тут же сам с собой согласился. А ведь действительно, сколько из тех людей, что считаются пропавшими без вести оказываются в таких местах? Да, наверняка, 99,9 процента пропавших теряются на Земле, в своей стране, у себя в городе, в лесу, просто пойдя за грибами-ягодами, да где угодно! Но ведь, получается, что есть и другие пропавшие, и в абсолютных числах их может оказаться совсем уж не так мало.

Ну и сам Городок производил то ещё пугающее впечатление. Невольно в памяти всплыли образы Припяти, в которой Вадим успел побывать ещё до того, как Украина опустилась в пучину Майдана, и въезд на её территорию был закрыт. А ведь он даже поддерживал людей стоящих на площади Независимости в Киеве и считал, что с насквозь коррумпированным режимом можно бороться только так и не иначе. Да что там! Он сам ездил на Майдан, так сказать, ощутить причастность к великим событиям.

Однако, потом что-то пошло не так. И чем дальше, тем больше он расходился в понимании произошедшего со своими некогда друзьями, а теперь почти что врагами из Украины. Ну, как врагами, это его украинские знакомые считали его таковым, а он не мог понять почему, ведь он-то их врагами совсем не считал, и всячески пытался наладить контакт, но почти что каждый разговор по Скайпу скатывался в бурное обсуждение текущей политической ситуации с ожидаемыми обвинениями России в помощи сепаратистам и отправлению в зону конфликта "ихтамнетов".

Попытка напомнить, что в своё время украинцы также воевали на стороне сепаратистов, только уже против России, ожидаемо приводила к потопу обсценной лексики и обрыву связи с украинской стороны. Ну, не хотите говорить, как хотите, думал Вадим и шёл по своим делам. В общем, друзей у него в стране победившей демократии осталось почти да ни чего.

Как бы то ни было, Припять. Да, Городок очень на неё походил своим заброшенным и опустевшим видом. Разница, по большому счёту, заключалась лишь в том, что Припять находилась в зоне умеренного климата с лесами, речушками (кстати, видели тех огромных сомов, которые живут в тамошних водоёмах? Они даже на птиц охотятся!) и прочими соответствующими атрибутами, а тут... Ну, перенесите Припять в своём воображении куда-нибудь в засушливую степь, почти пустыню. Вот где-то так оно и получится: строения занесенные песком с подветренной стороны, сухостой, и, конечно, перекати-поле, подгоняемое жарким ветром.

Вот Вадим прошёл мимо футбольной площадки, здесь он в детстве гонял со сверстниками мяч после детского сада. Странно, но он не помнил ни одного ребёнка старше пяти-шести лет. Наверное, было какое-то ограничение или запрет. Если ребёнок старше, то он может начать задавать неудобные вопросы относительно того, где это они живут, и почему здесь так жарко и никогда нет снега.

Он помнил, как его спокойно отпускали гулять одного по Городку и играть с такими же мелкими мальчишками и девчонками, как и он сам. Ну, а действительно, куда он мог деться из военного городка, который является одним большим режимным объектом. Преступность нулевая, ни о каких маньяках или прочих психах можно было не переживать.

От спортивной площадки непосредственно к жилым пятиэтажкам вела аллея из растущих по обеим сторонам тротуара деревьям. Когда-то они активно плодоносили, и Вадим помнил, как он даже собирал упавшие, если не мог достать те, что висели на ветвях, персики и абрикосы, которые, казалось, никогда не прекращали созревать.

Воспоминания накатывали на него одно за одним, наполняя окружающее пространство образами и звуками, которые будто воздушный ситец покрывал пустые коробки зданий и потрескавшиеся от жары деревья. Он помнил как необычно ярко они цвели, хотя в детстве всё гораздо ярче. Потом краски окружающего мира становятся более тусклыми, хоть бы в реальности они и оставались такими же.

Он подошёл к одному такому дереву и провёл рукой по стволу. Из-под осыпавшейся пыли и песка проступила вырезанная кем-то надпись "Саша+Маша". Тьфу ты! И здесь умудрились попортить растение! Никогда не понимал желания что-то вырезать на живом дереве.

Сейчас, правда, любое из здешних деревьев было сложно назвать живым. Вадим протянул руку к веточке и потянул на себя - она с хрустом легко отломилась, сбросив с себя накопившуюся пыль. Он повертел её в руке и бросил на землю.

Поправив купленную когда-то в Тунисе куфию (он не любил называть её арафаткой) так, чтобы она закрывала органы дыхания, он двинулся по высохшей аллее прямо к расположенным неподалёку зданиям.

Дышать сквозь куфию было не сильно приятно, но зато арабский клетчатый платок спасал от ветра, который то и дело налетал жаркими порывами и так и норовил бросить в лицо очередную порцию песка, который и так уже скрипел на зубах.

Фруктовые, и не только, деревья, за которыми когда-то следили и планомерно поливали, сейчас стояли абсолютно высохшие, они, казалось так и скончались, моля небо хотя бы о глотке спасительной влаги. Но так и не дождались ни капли.

С водой здесь были явные проблемы, если судить по окружающей обстановке и вообще по климату. Вадим не помнил, чтобы они испытывали какие-то проблемы с водоснабжением, но, возможно, воду качали из водоносных пластов насосы, которые работали на дизеле или - он взглянул на висящее в зените светило - от солнечной энергии. Другое дело, что солнечные панели у него в памяти не запечатлелись, всё-таки они получили распространение гораздо позже, а насосы без человека (если их вообще не вывезли) долго не проработают.

Завозить воду цистернами? Может быть. Не зря же здесь построили целую железную дорогу. Но кроме старого локомотива, замеченного в тоннеле, Вадим, не видел никаких других частей подвижного состава.

Жара. Вадим начинал преть в своей походной куртке, из-под бейсболки струился пот, оставляя на лице грязные полосы. Но снимать их было, пожалуй, даже опаснее, чем оставлять на себе. Лучше скорее попасть в тень, и там хоть как-то охладиться, чем схватить солнечный удар плюс солнечный ожог. А крем от загара так уж получилось, он брать не стал. Вот совсем не рассчитывал попасть в подобное пекло. Уши начинало неприятно щипать.

Вадим достал фляжку и сделал небольшой глоток, вода была тёплой и имела привкус металла, видимо из-за материала, из которого была сделана. Метал нагрелся и стал вступать в реакцию с водой. Задерживаться он здесь надолго не собирался, но к воде всё-таки стоит относиться экономнее, особенно в отсутствие известного источника воды. Кстати, неплохо было бы его поискать. Чисто на всякий случая.

Он продолжал идти по городку, глядя по сторонам, и в памяти всплывали давно забытые образы из детства. Здесь они гоняли с такими же сопливыми мальчишками мяч, здесь стоял ларёк с мороженым (блин! они сюда даже ларёк притащили!), здесь знаменитая на всю Россию ещё с советских времён жёлтая бочка с квасом. Собственно, она до сих пор здесь стоит, только покрышки на колесах уже давно рассохлись, потрескались, и бочка стояла на одних диска, на которых неровными кусками налипли остатки черной резины.

Видимо её посчитали недостаточно ценным активом, чтобы забрать с собой... эмм... на материк?.. на большую землю?... Вадим всё ещё не определился в терминах. В общем бочку бросили, чтобы не тратить на неё время, силы и топливо.

Всё-таки вопрос, почему люди покинули это место, оставался для него открытым. Как же он сейчас жалел, что не знал обо всём этом раньше! Он смог бы задать столько вопросов своим родителям. Другое дело, стали бы они отвечать, ведь все эти годы они если и не хранили молчание, то отделывались общими фразами. Видимо они надеялись, что их сын устанет задавать вопросы и в итоге примет их объяснения, какими бы они не были.

Он подошёл и постучал по жёлтому облупившемуся боку - ёмкость отозвалась гулким звуком пустоты. Ну да, было бы странно надеяться, что внутри сохранилась хоть капля того замечательного напитка, вкус которого он помнил из детства. Однако, жара, которая становилась откровенно невыносимой, уже заставляла его думать даже о чуде.

Вадим посмотрел на небо: чужое чуждое солнце висело практически в зените и не спешило начать свой закономерный спуск к горизонту. Солнечный диск казался несколько большим, чем он привык видеть на Земле. Да, чёрт возьми! Он будет думать и говорить так! Здесь и там, на Земле, то есть дома. В конце концов, если принять за основу утверждение, что он не спятил, то окружающий мир уж никак нельзя было назвать земным.

Может быть, больше всего это походило на какую-нибудь африканскую пустыню, там даже солнце действительно должно казаться больше по размеру, но даже это было бы реально странным и необъяснимым известными ему терминами событием - перемещение из Уральских гор в Африку.

Только это была не Африка. И не Сахара. И не Гоби. И уж точно не Кара-Кум. Вспомнив последнее название он вспомнил и героев советской сатирической комедии о двух гражданах, переместившихся за сотни световых лет от своей советской родины нажав на кнопку инопланетного прибора.

"Скрипач, не нужен, родной! Он только лишнее топливо жрёт" - как-то так вроде? Ну и кто он в этой истории, задумался Вадим: Скрипач или Дядя Вова? И стоит ли ожидать появления пацаков с чатланами?

От последней мысли стало не по себе. Если не сказать страшно. Но распалённое любопытство гнало его вперёд, а не обратно к тоннелю и железной дороге, чтобы поскорее убраться из непонятного и странного мира, которого по всем понятиям не должно было быть.

Однако жара нарастала, а солнце если и перевалило зенит, то продолжало двигаться по небосводу очень и очень медленно. Вадим посмотрел на свои дорогие часы, за которые он откровенно уже стал переживать - не факт, что они смогут пережить это путешествие. Да, в паспорте к часам было написано, что они выдерживают погружение на пятьсот метров, годятся для мороза и для экваториальных зон, но мы-то с вами понимаем, что одно дело написать что-то в бумажке, и совсем другое, будут ли они реально способны вынести все те испытания, о которых заявлял производитель. В конце концов, многие из тех, кто покупал такие часы, погружались с ними на морское дно, или гуляли по антарктическим просторам? То-то и оно...

Но чтобы было так жарко, он не помнил. Или в детстве всё казалось не таким, как сейчас и зной воспринимался не так остро, или тогда здесь реально было не так невыносимо, как сейчас. Вадим даже подумал, что люди покинули это место (в голове опять промелькнула мысль - а где собственно это место находится) вовсе не по причине развала Союза и политико-экономических передряг, а из-за изменившегося климата, который стал гораздо более засушливым, чем обычно.

Хотя его отец однажды всё-таки обмолвился, что их заставу свернули и вывели войска из-за нехватки финансирования, которое он связывал с откровенным предательством Ельцина и его так называемой команды молодых реформаторов. Интересно, кто-нибудь из них вообще знал об этом месте, где бы оно ни находилось? Или кто-то в армии и спецслужбах, глядя на то, что происходит в стране, решил не ставить руководство, которому не доверял, в известность, и просто принял решение по-тихому свернуть миссию, чтобы однажды вернуться? Столько вопрос, а ответов ноль!

Он вспомнил кадры с берегов некогда обширного Каспийского моря, которое отступило на километры от привычной береговой линии, оставив ржаветь на песке рыболовецкие шхуны, подобно разлагающимся на берегу останкам выбросившегося кита. Там тоже по истрескавшейся от засухи поверхности вытанцовывали маленькие песчаные смерчи, да продолжали свой свой путь, подпрыгивая на неровностях ландшафта, бездушные ко всему окружающему перекати-поле.

Однако, может быть здесь не всегда так? Может быть, это просто такое сезонное явление? Типа есть муссонные дожди, которые непрерывно льют в определённые месяцы года, а тут вот всё наоборот - в определённые месяцы небесное светило жарит так, будто решило из тебя сделать добротный кусок вяленого мяса на косточке.

Окружающая обстановка не была похожа на то, как если бы кто-то отсюда бежал в спешке. Скорее, методично уходили, забрав с собой всё, что посчитали необходимым, а всё, что не имело большой ценности, побросали. Хотя, чтобы убедиться в этом надо бы зайти в какой-нибудь дом, или административное здание, и посмотреть, что да как там изнутри.

Впрочем, зачем заходить в какой-то дом? Он же может посетить непосредственно ту квартиру, где он жил с родителями! Главное - вспомнить, где располагалась их пятиэтажка. Он закрыл глаза и попытался воспроизвести в памяти убранные на её задворки образы и пейзажи.

Да, вот это здание, а вот это... Идти надо - туда! Он открыл глаза осмотрелся, увидел расплывающиеся в мареве казармы и пошёл туда, куда ему подсказывала интуиция и с детства удивительная память. Идти мимо знакомых ориентиров, которые тебе вообще стали казаться скорее сном, а не чем-то реальным, было увлекательно. Наверное, в этом и заключался замысел тех, кто позволил военным перевести сюда свои семьи: дети до определённого возраста воспринимают окружающий мир совсем по-другому, а когда они становятся взрослее, многие события из их жизни либо потягиваются дымкой неопределённости, либо и вовсе превращаются в сказочный мираж, который с каждым годом всё дальше и дальше задвигается на задворки памяти и превращается во что-то нереальное.

Попробуйте вспомнить самое ранее событие из вашей жизни, найти в закоулках памяти воспоминание, которое вы могли бы с достоверностью считать реальным, а не вымышленным детским воображением событием? Что, упираетесь самое глубокое лет в 5-6? То-то и оно. А то, что было до этого, вы можете увидеть только на фотографиях, причём у кого-то они вообще будут чёрно-белыми.

При этом ребёнок особо не задумывается, где именно он живёт, он просто живёт и наслаждается жизнью, полностью полагаясь на мудрых родителей, или других взрослых людей.

Вадим стоял перед типичной "хрущёвкой" и смотрел на дом снизу вверх. Деревянная дверь подъезда то открывалась, то закрывалась, поддаваясь порывам суховея. Жалобный скрип несмазанных петель разносился вокруг, отражаясь от пустых зданий.

"Дом, милый дом". Так вот ты какой! Вот где ты провёл один год своей жизни! Хотя по времени пребывания здесь Вадим был не уверен. Один года, два... Он помнил себя хорошо в пять лет, но за адекватность более ранних воспоминаний он поручиться не мог.

Вадим придержал дверь и отвёл её в сторону до конца. Петли не столько заржавели, сколько подверглись деформации и износу из-за вездесущего песка. Шаг через порог и он оказался внутри. Здесь и без того скудные звуки внешнего мира казались ещё более приглушёнными, о чего пространство вокруг наполнялось тайной и загадочностью.

Даже в Припяти было не так, как-то по-другому там было. Шаг, ещё шаг по ступенькам. Вадим быстро поднимался вверх. Как и в любой советской хрущёвки лифт здесь отсутствовал. Ну, в принципе, для пяти этажей он и не сильно нужен. А почему, собственно, "хрущёвки"? Наверное, потому, что их можно было возвести в короткие сроки и без особых затрат. Наверняка, финансирование на строительство этого городка затерялось где-то в финансовых ведомостях какого-нибудь ведомства, к тому же не факт, что статьи, на которые выделялись средства были хоть как-то связаны с армией или строительством. Закупили импортных племенных коров за валюту, коровы сдохли от сибирской язвы, не перенеся акклиматизацию. Сдохший скот закопали - концы в воду.

Если эти деньги вообще нашли отражение в государственной отчётности. Какая-нибудь чёрная касса типа той, из которой ЦРУ финансировало "Контрас". Если у Штатовских спецслужб есть тайные и неучтённые источники финансирования, то почему бы советским, а позднее российским коллегам не иметь что-то аналогичное. Да, так, пожалуй, было бы наиболее эффективно, учитывая обстоятельства.

А людям оформляли командировки на дальние заставы Родины, благо в те времена смартфонов с интернетом не было, и скрыть такие вещи можно было гораздо легче, чем сейчас. Тем более велась война в Афганистане, которая постоянно требовала людских ресурсов.

Вадим с замиранием сердца поднялся по лестнице, лифта в таких домах не предусматривалось.

Вот и обшитая дерматином дверь, который от времени и жаркого климата давно рассохся и потрескался. И до боли знакомые цифры "28", отчеканенные в небольшом металлическом ромбике.

Дверь оказалась заперта. Надо же, люди покидали это место и запирали двери? Значит уходили не в спешке, а спокойно собираясь. Впрочем, если судить по обстановке, что Вадим смог лицезреть снаружи именно так всё и было: люди методично собирали оборудование, машины, личные вещи и вывозили всё на материк. Оставался брошенный локомотив в тоннеле, но может быть, он всё-таки отслужил своё и его как ту жёлтую бочку оставили здесь исключительно из соображений экономии. А может быть, наоборот, с заделом на будущее: вдруг, пригодится, когда люди сюда вернутся. Заправили, масло сменили, подмазали и поехали.

Вадим вспомнил о брошенной арматуре, которой он открывал дверь прохода в тоннеле, и пожалел, что не захватил её с собой. С её помощью можно было бы легко отжать дверь. Оставалась надежда, что по причине прошедшего времени петли и косяк расшатались и перестали крепко удерживать дверное полотно на должном месте.

- Что ж, попробуем грубую физическую силу, - произнес Вадим, стягивая с лица куфию.

Он ещё раз подёргал дверь за ручку, приложился к ней плечом и ногой, определяя место будущего удара. Хорошо, что дверь открывалась внутрь. Кстати, очень характерная особенность для советских квартир. Почему так, он не знал. Явно не рассчитано на то, что кто-то будет ломиться внутрь, скорее всего так было задумано по причине противопожарной безопасности. Вынести дверь, открывающуюся внутрь в случае чрезвычайного происшествия гораздо проще, чем дверь, которая открывается наружу, а значит, шансов спасти людей значительно больше.

Дверь, на удивление, подалась легко с первого удара и слетела с петель, а косяк издал сухой треск. Арматура не понадобилась, время было сэкономлено, и теперь Вадим стоял в небольшой прихожей с выцветшими обоями в цветочек.

Эмоции нахлынули так, как никогда до этого. Он стоял и смотрел на жилище, в котором провёл часть своего раннего детства. Кажется он даже ощутил запахи того времени, хотя, конечно, всё что можно было уже выветрилось отсюда за давностью лет.

На стене висело зеркало, покрытое толстым слоем пыли, но даже через неё было видно частично отслоившуюся амальгаму. Под зеркалом - лакированная тумбочка на четырёх черных ножках. Тоже вся в пыли.

Мебель оставили, решили не забирать, а что с остальными вещами? Может, людям было сказано брать только самое важное, что им всем обеспечат на материке? Видимо, ни черта не обеспечили, так как Вадим помнил, как родители бегали по городу и искали нормальную мебель, а на улице уже во всю царила атмосфера тотального дефицита.

Что-то, конечно, купили, и это что-то до сих пор стоит в родительской квартире, которую он так и не стал ни продавать, ни сдавать. А зачем? Денег ему хватало и так, а продавать, Вадим не решался из каких-то сентиментальных соображений. Может быть, время ещё не пришло.

Вадим выдвинул ящик тумбочки и с неё посыпалась сухая пыль, в носу защекотало. Внутри оказалась старая потускневшая пуговица со звездой и серпом и молотом в её центре, какие присутствовали на военной форме тех лет.

Достав пуговицу из выдвижного ящика, он подышал на неё и потер о куртку, пуговица стала чуть более яркой. Может ли быть, что эта пуговица от кителя его отца? Кто-то ещё жил здесь до или после семьи Вадима? Как бы то ни было, пуговица отправилась в карман с молнией, чтобы не потерять.

Он прошёл дальше в квартиру. Типичная двушка-распашонка, кухня, раздельный санузел. По крайней мере, именно такими запомнились эти квартиры. И такой он помнил именно эту квартиру.

Пройдя в гостиную, Вадим увидел там всю ту же темную почти красную лакированную мебель. Её вывозить не стали, как и простенький гарнитур из кухни. Посчитали нецелесообразным. Зато вычистили все ящики в шкафах, что в очередной раз укрепило Вадима в мысли, что люди не бежали в панике, а методично уходили. Но вопрос, почему они это делали, оставался открытым.

О том, что причина в радиации, как в случае с Припятью, не хотелось. Вадим даже невольно сглотнул. Развалиться на части по возвращению домой ему совсем не хотелось. А у него ещё даже детей не было. Не то, чтобы Вадим сильно по этому поводу переживал, но и терять право выбора он не хотел.

Да, ничего кроме пуговицы и забытой алюминиевой вилки на кухне, он не обнаружил. Зато сюрприз его ждал в комнате, которая была отведена под его детскую. Там на подоконнике весь в пыли стоял маленький металлический солдатик. Типичный такой для советского времени металлический столбик на подставке, изображающий из себя стоящего по стойке смирно бойца в каске с боевым знаменем. Точно такие же у него сейчас лежат в коробке из-под обуви вместе с другими игрушками из детства, которые он таки не решился продать или подарить в надежде, что когда-нибудь сможет передать их своему гипотетическому сыну.

Он всегда знал, что его набор не полный, что не хватает именно такого, с флагом. Был офицер с пистолетом, были простые автоматчики, а вот знаменосца не было. Ещё лет в семь или восемь, захотев поиграть, он долго искал эту фигурку, но так и не нашёл, решил, что потерял в какой-нибудь песочнице, когда "бомбил" очередную крепость из песка.

Ну, вот она, песочница. Большая такая, снаружи. А вот солдатик. Круто, нечего сказать. Солдатик отправился в карман к пуговице.

Ещё немного походив по квартире, Вадим решил всё-таки отправиться в казармы. Особой надежды на то, что он найдёт там что-то интересное, не было, но жгучее желание побывать там, куда его водил отец посмотреть на построение и тренировки настоящих, а не игрушечных солдат, присутствовало.

Выйдя на улицу, он направился к казармам и административному зданию, оставляя вереницу следов на песке.

А вот и плац, на котором поводились тренировки, смотры и построения. Такой же пустой, как и всё остальное вокруг. Пару раз отец его приводил сюда посмотреть на тренировки и награждения. "Наградами, которые нельзя было потом нигде показывать?" - задался вопросом Вадим.

Пройдя по плацу - ветер гонял песок, одинокое перекати-поле скакало куда-то по своим делам - и мимо казарм, он направился к административному зданию, где в своё время находился кабинет его отца. Не факт, что удастся вспомнить и найти, где этот кабинет находился, всё-таки в квартире он жил с родителями, а здесь бывал не так часто.

И здесь всё было так, как будто люди уходили без паники, основательно собирая всё, что можно было забрать с собой. Пустые кабинеты, пустая мебель. Ничего специально не били и не ломали. Даже окна были целыми, только запылёнными до невозможности и расшатанными в пересохших рамах. От налетавшего порывами ветра они периодически жалобно дребезжали.

Нигде ничего нет. Всё подчистили. Несколько пожелтевших от времени скоросшивателей, такие же бланки, на которых ничего нет. Только плакаты на стенах, призывающих к бдительности и ни в коем случае не пересекать границу. Суть остальных сводилась к тому, что необходимо строго соблюдать условия договора. Перешедшему границу без согласования жизнь не гарантируется, он типа сам по себе.

Разве что в одном из кабинетов, судя по пустым стеллажам, бывшей оружейной, Вадим обнаружил старый советский бинокль, сохранность которого его даже удивила. Линзы были прикрыты крышками, от чего бинокль оказался вполне себе пригодным для использования по прямому назначению. Прибор отправился в рюкзак.

То, что за одной из дверей его могла ждать растяжка, Вадим сообразил гораздо позже, когда уже успел заглянуть с значительное число помещений. Стало немного не по себе. Оно, конечно, могло случиться так, что за истечением большого количества времени боезапас мог просто-напросто прийти в негодность, а могло быть и совсем иначе - взрывчатка могла стать нестабильной и сдетонировать от малейшего колебания.

Вадим достал флягу, отпил ещё пару глотков. Хорошо, что он взял вместительный сосуд. Он потряс флягой - вроде ещё на половину целая. Или наполовину пустая - как посмотреть.

А вот таблетки, предназначенные для обеззараживания воды из естественных источников так и остались невостребованными. Нет источников - нечего обеззараживать. Заразиться нечем, а вот помереть от жажды - запросто. Но до этого момента он безусловно успеет вернуться обратно.

Вадим решил подняться по лестнице на последний этаж, где увидел люк, ведущий на крышу здания. Под ним, как и положено, к стене была приколочена металлическая лестница. Замка на люке к его удивлению не было.

Подтянувшись, Вадим встал на лестнице и надавил снизу на люк, который довольно легко подался нажиму, и сверху посыпался песок. "Везде этот песок, чтоб его!" - отплёвывался Вадим.

И вот он уже стоит на крыше. Не ахти какая высота, но всё-таки с учётом отсутствия загораживающих обзор строений или естественных преград, можно было осмотреться на километры вокруг. Тем более, это здание находилось почти на самом краю городка.

Неподалёку внизу он заметил пару покосившихся вертолётных остовов. Интересно, куда на них летали? Не иначе патрулировали эту самую границу, о которой тут напоминают на каждом углу с каждой истрепавшейся стенгазеты. Ми-24, не иначе, если судить по характерному силуэту, за который американцы эту винтокрылую машину прозвали "крокодилом".

Рядом с вертолётной площадкой - остатки, скорее всего, радара. Ну да, если есть вертолёты, то должны быть и радары, чтобы диспетчеры могли видеть куда они летят, а заодно и кто может к ним, сюда в городок, прилететь.

Обернувшись, Вадим увидел горную гряду из которой он, собственно и появился. Вон можно даже различить тоннель и перрон с железной дорогой. Вот железная дорога тянется тёмной ниткой по пустыне и уходит в противоположную от гор сторону. А вдали...

Вадим достал найденный бинокль. Повезло, однако, с находкой. У него был свой, электронный, но как это зачастую бывает, что-нибудь да забудешь, собираясь в дорогу. Вот и сейчас его личный бинокль преспокойно лежал на полке шкафа, вытащенный, чтобы быть положенным в рюкзак, но так и забытый в его квартире.

Вдали, там, куда тянулись две нитки рельсов, он даже невооружённым взглядом увидел какие-то колонны, отсюда кажущиеся чёрными выгоревшими спичками. Какой они были высоты, не понять. Вадим был готов оценить их метров в двадцать-тридцать, хотя, не исключено, что они были значительно выше.

Колонны располагались одна от другой на расстоянии примерно сотни метров, их было много, самые дальние из них терялись за горизонтом, но Вадиму показалось, что они всё-таки по плавной дуге должны где-то примыкать к горному массиву у него за спиной.

Кое-где из разогретой солнцем пустыни вздымались скалы. А ещё... Вадим всмотрелся в бинокль. А ещё там были какие-то строения. Одно находилось рядом с железной дорогой и походило не то на склад, не то на простецкую станцию. Но это было не всё. Были ещё объекты явно искусственного происхождения, точно бородавки, торчащие из почти ровной поверхности.

ДОТ - долговременная огневая точка. Ничего другого Вадиму не приходило на ум. Они, так же как и колонны, тянулись цепочкой, только располагались внутри периметра, очерченного чёрными стелами. От дота к доту шла укреплённая траншея, правда, сейчас тоже, как и всё вокруг они были скрыты под слоем нанесённого песка и проглядывались из-под него лишь отчасти. Чистить было некому же. Были ещё какие-то, как решил для себя Вадим, оборонительные укрепления, судя по всему тоже из железобетонных конструкций.

- С кем же ты тут собирался воевать, отец? - произнёс вслух Вадим. - И почему так ни разу мне ничего не рассказал? Ведь ни словом же не обмолвился! Неужели эта тайна заслуживала этого? А я ведь все эти годы мучился, пытаясь понять, где это мы жили в детстве. Таджикистан говоришь? Ну-ну.