Мы просидели так ещё около двух часов, за которые к нам один раз приходил адъютант и приносил новые документы, которые Сутер мигом пролистал, нахмурился, но потом вернулся к теме нашей беседы, а, скорее, такого своеобразного допроса. Я был уверен, что каждое слово в этом кабинете писалось, а потом плёнки с записями и бумага с расшифровкой станет очередным томом в деле под грифом «секретно». В конце концов, если этот мир населяют люди, то почему здесь должно быть по-другому? Вообще не должно. Тайная канцелярия была, есть и будет. Называться может по-разному, но суть всегда останется прежней. И вообще, вы мне тут утопию не рисуйте, утопия на то и утопия, чтобы существовать только в головах тех, кто её придумывает. А если где-то вам покажут, тыкая пальцем, что, мол, вот же, вот настоящая утопия и рай на Земле, не верьте! С высокой степенью вероятности, что эта утопия будет иметь такое неприглядное закулисье, что впору её будет использовать приставку «анти».
- Что-то не так? – взял я на себя смелость спросить, когда адъютант покинул кабинет. Всё-таки я хоть и ценный экземпляр, но именно что экземпляр. Гость не гость… Враг не враг…Друг не друг. Интересная диковинка, ставший таким даже сам для себя.
- Ничего особенно, - отмахнулся Сутер. – Большей частью внутренние сводки. Рутина. Ну и ещё данные по тебе.
- По мне? – переспросил я.
- Нас ждут в столице, Вадим. Руководство моей службы хочет с тобой встретиться.
- А руководство государства не хочет? – саркастично заметил я.
Старший полковник бросил на меня мимолётный взгляд, никак не отреагировав на мою мелкую колкость.
- Там видно будет, - как ни в чём не бывало, ответил Сутер. – Может, и до встречи с другим руководством дойдёт.
Я вздохнул и поставил на стол давно опустевший бокал. В воздухе повис легкий аромат от напитка.
- Значит скоро в путь? – я мысленно представил себе тоннель, с уходящими в темноту рельсами, где-то там, за незримым барьером был мой родной мир. Там была Земля, моя страна, мои друзья и близкие, мой личный мир и даже мирок. И я вместо того, чтобы пытаться попасть обратно, отдаляюсь от пресловутой точки перехода всё дальше и дальше.
- Возвращаясь к нашей истории, когда странники тебя не узнали, - Сутер, словно не услышал мой вопрос, или сделал вид, что не услышал. Отложил папку в сторону, но от меня не ускользнул его взгляд, полный серьёзности, которым он наградил подшивку документов, казалось бы, рутинных, как он сам выразился, документов. Или не совсем рутинных? – И немного раньше… Ты утверждал, что видел незнакомца в городе землян.
- Да, по крайней мере, так мне показалось.
- Показалось, или видел? – уточнил Сутер.
- Видел, - подтвердил я один из вариантов. - Я уже рассказывал Айюнар и главе её охраны о том, что видел человека в пограничном городе, когда остался там на ночь. Они тогда ещё решили. Что это он мог меня отравить.
- Да, отравление… - задумчиво повторил Сутер. - А ты не думал, что странники ждали именно его? Могло так быть, как думаешь?
Я пожал плечами. Думал ли я? Да, думал. Правда, КПД от таких размышлений пока никакущий. Кто это мог быть: абориген из местных, или кто-то, кто прошёл тем же путём, что и я с Земли, а потом обратно? А ветер и песок просто затёрли следы его пребывания. Как по мне так варианты вполне равноценные. Другое дело, что сам факт, если бы он подтвердился, что кто-то смог вернуться на Землю, добавил бы белый камушек на моли личные весы надежды.
Что было важно и что отложилось у меня в голове, так это то, что незнакомец, который если мне и не привиделся в пограничном городе, смог вернуться на землю. Или залёг на дно в этом мире, благо при желании и знании мест укрыться от любопытных глаз здесь не составило бы труда. Но как бы то ни было, это давало хоть и призрачную, но всё-таки надежду на моё возвращение домой. Конечно, вместе с Айюнар.
Не знаю, насколько она будет готова там жить, сможет ли вписаться в наше общество – придётся выдать её за гражданку жарких южных стран, с которой я познакомился во время поездки, - может ли её принять моё окружение (хотя здесь мне их мнение было абсолютно безразлично), но это будет её выбор. И мой.
- Его не нашли, - произнёс я, припомнив малоприятные обстоятельства моего отравления. - Даже его следов.
- Я в курсе, - покивал Сутер. - Даже то, что тебе он мог привидеться. Пустыня быстро заметает следы. Ладно, Вадим, - он откинулся в кресле, но его взгляд всё равно скользнул по папке, принесённой адъютантом, - я вижу, что тебе пора отдохнуть. Продолжим наш разговор позже. Вдруг к тому времени наш пленник проявит хоть какую-нибудь активность.
Он вызвал адъютанта, которому и перепоручил меня.
- Мои люди доставят тебя обратно в апартаменты.
Я поднялся, коротко поклонился и вышел из кабинета.
***
А ведь мне в определённом смысле повезло с Сутером. Он не стал вести себя как какой-нибудь оторванный от реальности особист, которому мерещится государственная измена на каждом шагу, не стал с энтузиазмом параноика выбивать из меня информацию, даже ту, которой я не обладал, но под пытками с радостью и облегчением подтвердил бы любую даже самую дикую небылицу.
Похоже, что Сутер был довольно прагматичным человеком, который честно делал свою работу, и при этом избегал, по причине той же прагматичности, лишней жестокости. Ну и то, что он по-отцовски любил свою племянницу, несмотря на весь, так сказать, её бэкграунд, тоже много стоит. И теперь он в значительной степени покровительствует не только единственной племяннице, но и её жениху, то есть мне, прошу любить и жаловать.
Но ведь на его месте мог оказаться кто-то другой. Взять хотя бы Даута, который скрепя сердце решил меня не кончать на месте лишь потому, что подчинялся приказам своей нанимательницы и, допускаю, что знал, кому она приходится родственником.
Да и сам Даут мог оказаться совсем другим человеком, повернись судьба немного иначе. В конце концов, он потерял родителей во время эпидемии, которая началась с визита землян. Потом много воевал, видел гибель друзей. Враг использовал его сестру, чтобы подобраться к секретам его народа. Далее сестра понесла от иномирца, что вообще жуткий позор, пусть Сутер и смог это утаить от своих соплеменников, сослав родную сестру в некое племя. Даже не представляю, как они выкручивались, когда ребёнок оказался светлее среднестатистического сайхета. А потом его сестру так и вовсе при невыясненных обстоятельствах скормили Красным пескам. Не исключаю, что в племени кочевников всё-таки каким-то образом узнали о том, кто приходится ребёнку отцом. А может, просто рождение без отца у них и без того считалось большим грехом. Тут можно только гадать, да и какое это имеет значение?
По всем параметрам Сутер должен был стать циничным озлобленным стариком, готовым меня если не грохнуть при первой возможности, то уж точно подвергнуть меня самым изощрённым пыткам! Ещё бы, в его руки попал корень всех его бед! И думаю, что он бы получал от процесса неподдельное удовольствие. Насколько бы это ослабило его боль, не знаю, но на какой-то момент заглушило бы её, это точно.
Или стоит признать, что мой отец умел работать не только с друзьями, но и с врагами. Даром, что Сутер побывал в нашем плену.
На этот раз, выходя из дворца, я смог заметить, как преображается город, который готовился к празднествам. Суету было не скрыть, улицы украшали флагами и штандартами, цвели яркие цветы, аналогов которых на Земле я не знал.
Залезая в броневик, я попросил открыть люки, чтобы было видно окружающий город, на что получил категорический отказ. Мол, в городе могут быть агенты дайхеддов, который могут совершить попытку покушения. Аргумент, что я если им и нужен, то, скорее, живым, на гвардейцев не подействовал, причём на их сторону встали Сет и Дейс, оказавшиеся теми ещё перестраховщиками.
Но зато они согласились включить экраны, которые, оказывается, имелись внутри броневика, просто были сняты и убраны в специальные отсеки.
Оказывается, у них были экраны, но они их не включали! Им типа было достаточно узких бойниц на случай атаки. Ну, я рад за них, но мне хотелось бы немного больше визуальной информации.
Я наблюдал, как двое гвардейцев, достали по съемному монитору и приладили их в предназначенные для этого гнёзда, из-за чего те вполне стали походить на небольшие прямоугольные окна. Нажатием скрытой сбоку кнопки, они были активированы и я смог не просто тупо ждать, пока меня довезут обратно, а более-менее полноценно наблюдать за жизнью города. Хотя есть у меня подозрения, что они тоже были не прочь смотреть на внешний мир не только через щели бойниц.
На полпути обратно я вспомнил, что до того, как схватился с чужаком, хотел увидеть памятник, который установили на том самом месте, где сайхеты и их союзники подписали Договор. Тот самый, которым была закончена та странная и ненужная война, спровоцированная случайной эпидемией и религиозными фанатиками. И вообще-то Сутер мне обещал визит туда.
Старший гвардейцев поворчал, потом с кем-то связался по рации, не исключено, что с самим Сутером, или его адъютантом, и, получив добро на такое отклонение от маршрута, похлопал водителя по плечу, коротко сообщив ему о новом пункте назначения.
Я не расслышал, что ответил водитель, но судя по интонации, это было явно что-то неприглядное в мой адрес. Типа, вози его туда-сюда, а у меня макароны с мясом стынут. И вообще это повышало риск инцидентов, так как памятник находился во внешнем городе, а уж там всякого рода приблудного народа хоть лопатой греби. А вся ответственность за целостность тела этого иномирца, мол, будет на них.
Наверное, эти гвардейцы были плюс-минус в одинаковых званиях, или друзьями, иначе за такое словоблудие можно было и по морде получить помимо пары-тройки нарядов вне очереди. Тем не менее, водитель переключил передачи и свернул на перпендикулярно идущую улицу, ведущую к городской стене и воротом.
Усталость немного развеялась. Нет ничего хуже, чем сидеть запертым в четырёх стенах, даже если эти стены обставлены в стиле президентского номера.
Напротив меня сидел гвардеец, на плечевом шевроне которого был изображён перевёрнутый пацифик – знак дайхетов. Лицо его было скрыто за шлем-маской, поэтому понять, куда он смотрит однозначно понять было нельзя, но я почему-то был уверен, что он сейчас сверлит меня взглядом.
Словно уловив мои мысли, он щёлкнул кнопкой и шлем-маска разъехался на сегменты. Сняв шлем, дайхет пристроил его себе на бедро, придерживая рукой, и теперь уже смотрел на меня невооружённым взглядом. Причём чуть ли не с вызовом! Ни за одним из гвардейцев-сайхетов не замечал такого отношения. Любопытство – да, холодное безразличие – да, «как задолбало меня начальство своими приказами» - тоже. Но чтобы вот так, чтобы с трудно скрываемым вызовом!
- Какие-то проблемы? – без какой-либо агрессии и надежды на ответ спросил я. Говорил я на языке сайхетов. И даже сам понимал, что говорил очень и очень чисто.
В глазах гвардейца-дайхета вызов и высокомерие сна секунду сменились любопытством, но он мне ничего не ответил. Приказ в словесный контакт не вступать? От моего внимания не ускользнуло, что его командир краем глаза следит за тем, как протекает наше невольное знакомство.
Немая пауза явно затягивалась.
- Мой отец погиб в войне с вами, - наконец, произнёс дайхет ледяным тоном, и мне показалось, что вот-вот и он пустит в ход либо оружие, либо кулаки. Пожалуй, надо было сразу ехать обратно, дался мне этот памятник. Мысленно я записал на счёт Сутера «минус»: ставить в мою охрану тех, кто имел счёты к землянам, было явным недочётом, допущенным тем, кому это было поручено.
- Сожалею, - пытаясь продемонстрировать, как можно большее уважение к предкам дайхета, но в то же время не теряя чувства собственного достоинства, произнёс я. – У меня в войну погибло два прадеда и дед.
И только сказав последние слова, я понял, что имел в виду совсем другую войну, к которой ни этот абориген, ни его предки не имели ни малейшего отношения. На кой чёрт ему знать о том, кто из моих дедов погиб в неизвестной ему войне, пусть на порядки и превосходящей всё то, что таврилось в этой местности.
- Хм, - глаза дайхета сузились, но тут же вернулись в обычное состояние. – Вторая Мировая? Великая была война.
Я слегка опешил от такого развития событий, и зародившаяся было в мозгу колкость в адрес гвардейца так и застряла в горле.
- Читал о той войне, - уже с гораздо меньшим гонором сказал гвардеец. – Твои предки были героями. Видел хронику, когда нам рассказывали о вас.
Я коротко кивнул. Вот и ладненько, вот и хорошо: померялись масштабом войн, героизмом предков, вроде никто больше сводить старые счёты не хочет.
Гвардеец-дайхет, потеряв интерес к продолжению разговора, отвернулся и стал смотреть в узкую бойницу. Я же предпочёл наблюдать за происходящим снаружи по экрану. Командир гвардейцев тоже заметно расслабился, поняв, что мы не собираемся выяснять отношения на ножах прямо внутри салона.
И зачем было это представление? Ну, погиб твой отец, сват, брат, зять на той войне, я-то какое имею к ней отношение? Не моя это была война. Никогда не считал справедливым, чтобы за отцов отвечали дети или, тем более, внуки с правнуками. И к немцам я относился соответственно. Да, мои предки пали в той Войне, но мой народ победил, и дети побеждённых имеют такое же право жить, как и дети победителей. Если… если, конечно, им не взбредёт в голову сказать, что они сожалеют о проигрыше в той войне. Вот тогда я могу посмотреть на вещи несколько с других позиций.
И всё-таки осадок после разговора с гвардейцем-дайхетом остался.
Глядя в экран, как в окно, я заметил группу шагающих солдат в полном обмундировании, двое из которых носили шевроны дайхетов, и в голове всплыл до жути бородатый анекдот:
«Солдаты шли нога в ногу!»
«Куда шли?»
Вот и эти куда-то идут.
Броневик остановился у мощённой гранитом круглой площадки метров тридцати в диаметре. Вокруг уже успели вырасти строения, не отличающиеся капитальным характером. Не трущобы, но и не те, в которых хотелось бы жить на постоянной основе. Мелкие, жёлтого кирпича домишки, иногда даже не оштукатуренные, какие-то лавчонки с товарами, не нашедшими покупателей на основных рынках. Всё более-менее приличное, строилось ближе к въезду во внутренний город. Складывалось ощущение, что местные старались обходить памятник стороной.
За монументом, конечно, следили, хотя бы потому, что он был посвящён, в том числе павшим сайхетам и их союзникам, но видно было, что делают это не на постоянной основе. По-моему, это участь всех памятников. Людям свойственно забывать и нежелание помнить. Чтобы не допустить этого, необходимо постоянно делать усилия над собой. Или чтобы общество подверглось таким испытаниям, чтобы потомки вновь заинтересовались предками. В общем, всё было чисто, насколько это возможно в условиях, когда ветер постоянно наносит песок. Почётного караула не было, ну оно и понятно, в конце концов, монумент был посвящён в большей степени окончанию конфликта, а не победе какой-то одной из сторон.
Большая стела и два танка на постаментах, установленные друг напротив друга: наш советский Т-72 в уже облупившейся краске, и колёсный танк сайхетов, выглядящий чуть лучше. В основании стелы высечены годы войны и обещание, во имя мира, чтить Договор. Также можно было разобрать имена и звания павших: на сайхестком языке – сайхетов и союзников, на русском - пограничников.
Обходя монумент по кругу, охрана следовала за мной по пятам, держа под наблюдением окружающее пространство, я читал надписи на обоих языках. Их были сотни. Сотни погибших с обеих сторон. При том, что погибших сайхетов заметно больше.
Очередная война, которой никто не хотел.