По ту сторону границы

Глава 35. Рейд

В госпитале сказали, что о возвращении на фронт не может быть и речи. Ну, а куда ты собрался без ноги? Ты же даже не лётчик! Это они, и то в виде редких исключений, могут на протезах летать и сбивать асов люфтваффе. Им умение быстро бегать по пересечённой местности ни к чему.

А ты куда собрался, пехота? В наступление? В разведку? На деревянном протезе? Всё, отбегались, уважаемый. Перестаньте паясничать перед комиссией и изображать из себя здорового. Этой сейчас вы скрепя зубами чуть ли не прыгаете. Хорошо держитесь, не спорим, но что будет дальше? Кровавые мозоли? Воспаление? Ещё одна ампутация? Езжайте уже в тыл, и радуйтесь, что колено сохранили, берегите его. Вы теперь больше пользы принесёте, если будете снаряды на заводе делать.

Там вас наверняка уже жена заждалась. Ну и что, что без ноги? Для той, кто любит, это не важно, тем более, что главный-то орган на месте! Ушла к другому? Ну, братец, здесь мы вам ничем помочь не можем, мы всего лишь врачи. Мы тела чиним, а не души.

Начальник госпиталя смеётся. Беззлобно, но всё равно обидно. Скорее даже по-доброму, но почему-то от этого не становится легче. Почему-то их слова совсем не внушают надежду, а насквозь пропитаны жалостью и снисхождением. И даже если так только кажется, что с того?

Да, они не со зла. Они всё понимают, они хотят тебе только добра. Может быть, даже искренне. Они понимают, что ты уже натерпелся и прошёл все круги ада, которые только возможно. Без ноги доползти к своим – много стоит. Они даже по-настоящему тебе благодарны - как ни как ты потерял ногу не просто так, а сражаясь за свою, за их Родину! За свою, за их семьи!

Но отчего же тогда такое горькое чувство?

И ты встаёшь на протезе - назло им! - и снова делаешь, ни разу не качнувшись, несколько уверенных шагов. туда-сюда. Подпрыгиваешь. Скупо ругаешься. Эмоционально размахиваешь руками, показывая, что с тобой всё в порядке.

Потом ещё, и ещё! Смотришь, как они удивлённо на тебя смотрят, а ты продолжаешь ходить, и даже приседать, чуть ли не отплясывая "яблочко".

Понятно, что они не верят своим глазам. Никто бы в здравом уме такому не поверил. Они лишь вздыхают и подписывают заключение, чтобы тебя комиссовать. Как и сказал главврач: сейчас ты тут пляшешь, а потом тебе ещё кусок ноги надо будет отпиливать. Они не хотят брать на себя такую ответственность.

И ты возвращаешься в палату, чтобы в окружении таких же калек сидеть, обхватив голову руками, понимая, что ты уже никогда не сможешь сражаться, чтобы отомстить за погибших товарищей, чтобы отомстить за сгоревшую в Минске семью...

И когда ты сидишь, свесив единственную уцелевшую ногу, на госпитальной койке, глядя на стоящий рядом ненавистный протез, когда ты уже почти смирился и готов заполнить отмеренные тебе годы водкой и злобой на соседей по коммунальной квартире, пришли они.

Два человека в синих фуражках с малиновыми околышами и один в зелёной с тёмным.

Наверное, медперсонала решил, что за тобой пришёл СМЕРШ, что ты или предатель, или диверсант, так они на тебя смотрели.

Но нет, те, кто пришёл за тобой предложили, не приказали, а именно предложили послужить на благо страны и государства. И пообещали, что ты сможешь отомстить за всех, кого потерял. И то, что у тебя нет ноги - не важно... ведь они знают, что не всё не так просто.

И ты ощутил затылком тяжёлый взгляд существа, которое преследовало тебя последние месяцы, но которое буквально зубами за шиворот вытащило тебя до ближайших позиций, чтобы оттуда тебя уже отправили в госпиталь.

Ты понял, что другого выхода просто нет. В конце концов, ты ничего не решаешь. Где-то там, на грани, куда не может заглянуть любой другой человек, зашевелился Он, и ты понял, что Он одобряет такой выбор.

Зверь.

Он понимал, что те, кто пришёл делать предложение, от которого нельзя отказаться, знают или догадываются о НЁМ. Зверь беспокоился, но ему было любопытно. Стало интересно и тебе. Его ощущения передавались тебе.

Что же, так тому и быть. Ты собрал вещи, пристегнул протез и зашагал в сопровождении офицеров НКВД в неизвестном тебе направлении.

А потом у тебя появились новые документы. И новая жизнь.

***

Кто-то считает, что люди, достигнув определённого возраста, не меняются. Кто-то, напротив, считает, что меняются, и даже очень.

Что бы сказали о тебе твои родные и знакомые, будь у них возможность увидеть тебя сейчас? Вот прямо в эту минуту?

Наверняка бы не признали тебя, наверняка бы стали креститься и просить заступничества у высших сил, независимо от того, насколько бы они являлись верующими.

Да, наверное, ты и сам бы осенил себя крестным знамением, если бы смог посмотреть на себя со стороны, и если бы в тебе осталась хоть капля той веры, что успела вложить в тебя родная бабка перед тем, как ты ушёл добровольцем на фронт.

Кровь пропитала песок, а последний налип на ошмётки плоти и обрывки одежды, разбросанных вокруг. Тела различной степени сохранности валялись то тут, то там. Раненые дертейи издыхали, подёргивая своими длинными конечностями.

Запах крови и мяса, горелого и сырого.

Лагерь дайхеддов был уничтожен, как и сами кочевники. Да, они были хорошо вооружены, но у нас было оружие получше - информация. Информация о том, как к ним подобраться до того, как они смогут организовать хоть какую-то оборону. Хотя пострелять всё-таки успели, и пара наших бойцов получила ранения средней тяжести. Благо идти пешком обратно не надо, нас заберёт вертушка.

Самое трудное - оставить хоть кого-то в живых, чтобы тот рассказал о произошедшем. И не важно, поверят ему или нет, главное - зародить зерно, которое потом, без сомнения, прорастёт в умах дайхеддов. А уж о том, чтобы пророщенный росток в итоге дал необходимее плоды, надо будет позаботиться. Если за огородом не следить, он обязательно зарастёт сорняками.

Выбрать того, кто расскажет о случившемся другим - настоящая проблема. В горячке боя сделать это бывает просто невозможно. Почти невозможно.

Нет, здесь не было тех, ради кого, полковник Смирнов приказал взять своим людям прицелы и бинокли со специальными вставками. Здесь не было тех, кого в Комитете называли странниками. Здесь были обычные, как их называли сайхеты, дайхедды – обритые наголо и растатуированные кочевники.

Хорошие татуировки, цветные, с преобладанием красного и чёрного, таким узорам однозначно позавидовал бы какой-нибудь абориген из Новой Зеландии. А это значит, что перед ними не просто залётные хлопцы, а самые что ни на есть воины. Чем больше тату, тем выше авторитет, а последний у дайхеддов зарабатывается только одним – войной. То что война для них – в большинстве своём означает налёт на какое-нибудь племя или караван сайхетов, дело второе.

Живыми захватить удалось пять человек. Уцелевшие дайхедды со связанными за спиной руками стоят перед тобой на коленях в ожидании своей участи, которой никто бы не позавидовал. Особенно в среде дайхеддов. Гибель в качестве пленника, без оружия в руках – позор. Таких воинов Сехнет ещё подумает, принимать ли в свои чертоги. Толку от таких пленников не много. Они попытаются выжать максимум из своей смерти, чтобы получить благословение своего бога.

Как и ожидалось, допрос по горячим следам ничего не дал. С большой долей вероятности не даст и потом, когда будут использованы спецсредства. Эти ребята умеют терпеть боль, умеют контролировать своё сознание, даже когда все рецепторы вопят от боли.

Сехнет вас разбери, что же с вами делать?!

Нет, здесь не было тех, ради кого ты брал цветные фильтры. Их здесь не было. Ты уже несколько раз на всех посмотрел, но ИХ не нашёл. Неужели эти кочевники забрались сюда по своей воле? Они были прекрасно осведомлены о Договоре и понимали, что зайдя на эту территорию, они рискуют расстаться с собственными жизнями. И никакой сайхет не вступится за них. Не потому что у дайхеддов и сайхетов довольно натянутые отношения и первые думают, что вторые неправомерно кочуют по их землям, нет… Для сайхетов договор – всё. В буквальном смысле. Они его блюдут, если кто-то его нарушил – это его проблемы.

В чём-то ему было их даже жаль. Но лишь в чём-то. В остальном он понимал, что дайхедды – враги, которые не признают ничего, кроме силы. Но когда они её признают, они, как правило, умирают. Такой у них кодекс. Историки связывают это с событиями времён, которые у нас назвали бы ранним средневековьем, хотя в этом мире шаблоны земной истории не всегда работают корректно. То, что здесь принято называть средневековьем у нас вполне бы сошло за эпоху возрождения.

Что могло на них так повлиять? То самое сражение, что произошло более тысячи лет назад? То, что последовало за ним? На Земле люди переживали и более серьёзные катастрофы, а тут... Впрочем, кто мы такие, чтобы мерить их по себе. Они такие, какие есть.

В чём-то ты даже восхищаешься дайхеддами.

С сайхетами можно вести дела, даже после всего, что между вами произошло, а дайхедды – принципиальные. Кто-то из твоих людей назвал их заложниками своих принципов, и отчасти это было верно. Пожалуй, в большей части.

Дайхедды – что-то вроде японских самураев, замешанных на культуре викингов, и приправленных кочевыми устоями.

Они могут признать поражение, и даже воспевать его, но это должно было быть воистину поражение героическое.

Как то, что случилось в их истории тысячу лет назад? Когда они выступили против сайхетов на стороне…

Впрочем, какая сейчас разница, на чьей стороне сражались предки этих пленников?

Зверь насытился. Ему сейчас не до еды, если только поиграть, но вроде, как и этого не хочется. Он ушёл, здесь и сейчас только ты, только твои мысли, только твои желания, только твои действия.

И ты стоишь весь в крови врагов, и с металлическим привкусом во рту.

- Ну что, будешь говорить? - слова, произнесённые на языке дайхеддов, заставляют пленников встрепенуться, они явно не ожидали того, что услышат от иномирцев звуки собственного языка. - Подумайте, есть ли смысл молчать.

- Ты - пришелец! Ты - зло! Говорить с тобой - грех!- словно выплюнул один дайхеддов и закашлялся кровавым кашлем. Ещё бы, с его-то травмами.

- Но ты говоришь, - спокойно ответил ты и сделал пару шагов в его направлении. - Зачем вы здесь? Кто вас отправил?

- Это - наша земля! - процедил сквозь зубы другой. - У нас нет нужды спрашивать у кого-то разрешения!

- Это Сайхет-Дейтем, - спокойно произнёс полковник. - Вы здесь находитесь только потому, что вам позволяют здесь находиться.

- Сайхеты не могут что-то нам позволять! – выкрикнул первый дайхедд, - Никогда! Они для нас никто!

Почему он так смотрит на него? С вызовом! Даже улыбается? Как будто что-то знает.

Нет, он ничего не знает, просто борзой. Он не нужен.

Рука с пистолетом поднимается, раздаётся выстрел. Дайхедд заваливается на бок. Пули в этом мире действуют ровно так же, как и в твоём собственном. Никакой магии, исключительно законы физики и работа сжатых газов, выталкивающих кусок металла из гильзы сквозь ствол.

Осталось ещё четверо.

Оставшиеся почти никак не реагируют. Как и ожидалось.

Твои люди стоят в стороне, контролируя окружающее пространство. Они стараются не смотреть на то, что происходит, да и от того, что творилось здесь какие-то полчаса назад, они тоже постараются абстрагироваться. Иначе очень сложно.

- Ты? – ты как будто слышишь свой голос со стороны. – Кто направил вас сюда?

- Сдохни, тварь! – выплёвывает очередной.

- Неверный ответ.

Сухой выстрел и дайхедд падает замертво с простреленной головой.

Иногда тебе кажется, что тебе нравится то, что ты делаешь. Не вообще, а именно сейчас. Кто-то скажет, что ты растерял в себе всё человеческое – вон, как на тебя поглядывают твои же люди, словно им стыдно – кто-то скажет, что ты возомнил себя богом, раз решаешь, кому жить, а кому нет.

Но разе тот, кто отдаёт приказ о применении ядерного оружия – не бог? Так чем ты отличаешься от него?

А, он ещё ни разу не нажимал на пресловутую красную кнопку? Ну да – ну да… А Трумэн, который приказал бомбить Хиросиму и Нагасаки? Разве он не был для японских язычников разящим Богом?

Ты моргнул, чтобы сбросить морок и прийти в себя. Чтобы думать, как человек.

Почему дайхедд улыбается? Он смотрит на тебя, словно что-то поняв, будто что-то уловив, что даже ты не можешь до конца осознать.

Что же, тебя оставят в живых, но ты этому точно не будешь рад. Ты выдал себя и заплатишь за свою оплошность. Не стоило так смотреть. Всё-таки иногда следовать кодексу – не самый правильный выбор. Надо быть умнее.

Даже, когда ты лежишь на дне воронки. А твоя нога болтается на одном уцелевшем сухожилии, от чего становится лишь хуже и тебя начинает мутить. А над тобой по краю проходят немцы. Один смотрит вниз, решает, что ты мёртв и не делает контрольную очередь из своего МП-40.

Но сейчас не об этом.

Жестом ты показываешь, что вот этого надо оттащить и доставить на базу. Твои люди споро подходят подхватывают кочевника и оттаскивают его в сторону – ждать вертушку.

Что касается остальных…

Этот ничего не знает. Выстрел.

Этот тоже бесполезен. Выстрел.

Остался один. Впал в транс, чтобы призвать Сехнет. Дурачок, не знает, что Сехнет его не слышит. Ей всё равно. Она, можно сказать, мертва. Но разве не в этом суть веры – верить в то, чего нет? В то, чему ты не можешь найти материального подтверждения?

Да он даже не понимает, что для Сехнет он всего лишь – мясо! Тупое, не всегда вкусное мясо!

Но вера делает своё дело. И Странники.

Странники стали умнее.

Нет, тут точно без них не обошлось.

Ты улавливаешь еле заметные нотки страха, исходящие от последнего дайхедда. Это хорошо. Не для дайхедда, конечно, для тебя.

Страх подавленный, но реальный. Его можно развить и использовать. Нет, братец, тебя Сехнет не примет в свои чертоги, это точно.

Зверь сыт, но ему интересно. Сейчас он может играть, а это, бывает, ещё хуже, чем то, когда он просто утоляет свой голод. Зверь, забавляющийся со своей жертвой – зрелище не для слабонервных.

Твои люди видели и не такое, но всё-таки стараются не смотреть.

Тяжёлая лапа, возникшая из неоткуда, ложится на плечо кочевника.

- И что ты скажешь перед лицом Сехнет? – слышит от тебя дайхедд, когда острые когти начинают не спеша впиваться в его плоть, а за его спиной раздаётся тихий рык и гортанное пощёлкивание. Ни с чем ни сравнимый запах доносится до ноздрей.

- Сехнет ждёт от тебя ответов, брат, - произносишь ты, наклонившись над пленником. Ты сам становишься перед ним на колени, берёшь рукой его за затылок и притягиваешь его к себе. Ваши лбы соприкасаются. – ответь, перед лицом Сехнет, брат, кто тебя сюда отправил?

Когти медленно, но верно впиваются в плоть кочевника. Он явственно ощущает дыхание Зверя.

- Говори, - произносишь ты, глядя ему в глаза.

Но что-то проблёскивает во взгляде дайхедда. Больше нет страха, есть только желание воссоединиться с Сехнет. Желание попасть в её чертоги и увидеть павших в боях товарищей, отцов и дедов.

Вера. Фанатичная вера. Без каких-либо компромиссов. Страх, который ты ощутил, был лишь мимолётной слабостью, которую пленник тут же успешно поборол. И сейчас он в полной мере гордиться тем, что он смог победить свою слабость, уверен в том, что его бог примет его без раздумий!

Когти уже глубоко вошли в мясо, кровь уже пропитала тёмно-жёлтую ткань. Зверь тоже понял, что всё бес толку – клыки резко смыкаются на шее пленника, но его глаза всё так же продолжают смотреть на тебя, ты просто не можешь их забыть.

Для Зверя – десерт. Для тебя – очередной вопрос.

Обезглавленное тело падает на песок, орошая его пульсирующей пока ещё кровью.

И всё бы ничего, если бы не это привкус во рту. Словно это ты рвал зубами сырое мясо, а не кто-то другой.