Послушная жена

Глава семнадцатая Мэгги

Лара, почему-то застрявшая аккурат возле дома, оказалась весьма кстати. Последние недели Франческа все настойчивее спрашивала о проклятой золотой шкатулке, словно чувствовала, что я ей лгу. Снова начала киснуть, злобно прикалываться, едко насмешничать. А прошлой ночью накинулась на меня:

– Не знаю, почему ты до сих пор не удосужилась ее найти. Просто скажи, где она может быть, и я сама поищу. Непонятно, в чем проблема-то.

А проблема заключалась в том, что мне хотелось вообще никогда не находить и в глаза не видеть эту чертову коробчонку. В тот день я целую вечность просидела, размышляя, какой вариант хуже. Если отдать шкатулку Франческе, девочка кинется расспрашивать отца о надписи и обнаружит, что отношения родителей были вовсе не безупречными, после чего воспоминания о маме будут отравлены навсегда. А мне вдобавок придется наблюдать, как усыхает и скукоживается вера Нико в незыблемость первого брака, а сказка безоблачного счастья превращается в ущербную историю вульгарной измены. Или можно выбросить шкатулку и надеяться, что Франческа в конце концов про нее забудет, а гнев по поводу исчезновения вещицы постепенно рассосется сам собой. В результате я прислушалась к собственному сердцу. Оба они достаточно настрадались, и пусть уж лучше Франческа еще немножко на меня позлится. Как-нибудь потерплю.

Так что в тот день я дождалась, пока дом опустеет, а затем выглянула из окна наверху, проверяя, нет ли поблизости машины Анны. Не хватало еще, чтобы всевидящая свекровь выскочила, как чертик из табакерки, и поймала меня фактически на воровстве.

Для чего имелись очень веские причины.

Я запихнула шкатулочку со всем ее содержимым в полиэтиленовый пакет и зашагала к мусорному баку, который обычно стоял в конце дороги. По пути сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди и запрыгает по улице. Не понимаю, как грабители набираются смелости вломиться в чей-то дом.

Я на мгновение замерла, оглядываясь, словно закладчик, собирающийся оставить в укромном месте пакет с наркотиком. Я понятия не имела, сколько стоит шкатулка, но явно не меньше фунтов шестисот – семисот. Господи. На эти деньги можно было бы купить маме новый холодильник. И телик заменить, пусть даже и не самым навороченным, а попроще, просто новым. У меня в жизни не было такой дорогой безделушки, а теперь я собиралась бросить ее в помойку. С тем же успехом можно закинуть туда пачку денег. Я даже подумывала отнести побрякушку в какой-нибудь благотворительный магазин в городе, но отказалась от этой мысли, опасаясь, как бы Франческа не наткнулась на нее в один из своих покупочных марафонов.

Я медлила, вглядываясь через металлический бортик в хлам внизу. Ведь радость добрых воспоминаний не купить ни за какие деньги. Милая семейная реликвия, за которую так цеплялась Франческа, наверняка стоила немало. Но в конце концов я убедила себя, что будет много дороже несколько лет лечить девочку, если она узнает правду о матери.

И, быстро оглядевшись, пихнула пакет между старым диваном и сломанной лошадкой-качалкой, услышав последний вздох флейты и скрипки, когда шкатулка скользнула вниз, а затем стукнулась о дно бака. Меня тут же охватили тревога и чувство вины, порождая тысячи вариантов «а что, если», не говоря уже о мыслях в мамином духе, куда можно было бы потратить деньги, загнав вещичку на интернет-аукционе.

Но на обратном пути я наткнулась на Лару, которая стояла перед домом с таким потерянным видом, что стало некогда задумываться, было мое решение мудрым или же роковым. Если смотреть со стороны, я тоже иногда веду себя странно и непонятно, например разговариваю сама с собой, когда шью: «Может, серебряную блесточку рядом с красной», «А вот здесь просится полосочка черного кружева». Нико всегда дразнится, слыша мое бормотание, но Лара выглядела гораздо хуже.

Она несла какой-то бред в духе: «Мы действительно богаты, но я так и не удосужилась научиться водить», и никак не решалась прямо сказать, что ей нужно добраться до отца, а только лепетала о дурацком уроке плавания Сандро, сам же мальчуган с угрюмым видом сидел на газоне, уткнувшись в рюкзачок на коленях, и явно не рвался ни в какой бассейн. Боже, да поставь я кувыркания Сэма в бассейне выше необходимости следить, чтобы его бабушка не оказалась в инвалидном кресле до конца дней, мама задала бы мне такого жару, что хватило бы обогреть всю Шотландию зимой.

Когда наконец удалось уговорить невестку сесть в машину и мы привезли Сандро к моей маме, Лара отреагировала на наш дом примерно так же, как и Нико, когда впервые пришел ко мне. Принадлежность к зажиточному среднему классу выглядела в наших краях так же нелепо, как веганская сосиска в придорожной забегаловке: темно-синий шарф Лары, накинутый на шею для красоты, а не ради тепла, светло-зеленый кардиган с пуговицами-сердечками, волосы, блестящие от дорогого шампуня, – и полное отсутствие острой настороженности, характерной для большинства здешних обитателей.

Впрочем, мне импонировало, как она изо всех сил старается скрыть ужас при виде луж мочи, останков велосипедов, прикованных к перилам, двери с облупившейся краской. Слишком уж невообразимый контраст с теми элегантными особняками, где мы обе сейчас жили, окрашенными в нежные пастельные тона и оборудованными датчиками света, которые гостеприимно сияют от рассвета до заката.

– И долго ты здесь жила? – осторожно поинтересовалась Лара, когда мы топали вверх по лестнице к маминой квартире.

– Всю жизнь, пока у меня не появился Сэм. А потом вернулась сюда за три года до того, как встретила Нико. Просто больше не могла позволить себе снимать жилье.

Бог ты мой, да ведь мои слова звучат так, словно я пошла замуж за Нико из-за денег. Оставалось надеяться, что Лара меня уже достаточно хорошо знает и поймет, что это неправда. Хотя, судя по тому, как она крепче сжала руку Сандро, когда мы миновали пару подростков на лестнице, которых окутывал явственный запашок марихуаны, Лара, пожалуй, не стала бы винить меня за желание вытащить Сэма из этого дома.

В костюме-двойке и жемчугах Лара выглядела не хуже самой Маргарет Тэтчер, не хватало только похожей сумочки. У нее был такой вид, словно она ввязалась в авантюру и не уверена в благополучном исходе.

Я подтолкнула Лару к маминой двери, не давая угаснуть порыву смелости. Зато Сандро от предвкушения обещанного шоколадного печенья, похоже, воспрял духом – или это была эйфория неожиданного избавления.

Мама появилась в тюрбане из полотенца, хотя я предупреждала, что мы скоро будем.

Лицо у Лары сделалось такое, будто ей захотелось схватить Сандро и умчаться в богатый район Брайтона, где гостей встречают домашними свекольными пирожными или безглютеновыми оладьями.

Но мама мигом утащила Сандро, не дав Ларе возможности задуматься, заволноваться или дать сыну какие-то указания. Дай маме волю, к нашему возвращению Сандро уже скакал бы по дивану и хрустел чипсами: «Бедный клопик. Столько правил и ограничений, просто удивительно, как у него еще ум за разум не заехал. И вечные разговоры о том, когда он пойдет в университет да сколько страниц должен читать каждый день. Господи, мальчонка того и гляди превратится в наркомана-неудачника».

Я поспешила вернуться в машину, пока невестка не передумала. Однако Лара была сильно напряжена и почти всю дорогу до дома престарелых сидела выпрямившись, словно взведенная пружина, и без конца проверяла сообщения на мобильном. Непонятно, что беспокоило ее больше: что мама держит Сандро в логове социальной несправедливости, или что отец не в себе, а теперь еще и травму получил. Я попыталась ее успокоить:

– Уже недалеко. Твой папа, наверное, давно утихомирился.

– Очень надеюсь. Медсестра, которая сейчас с ним, сказала, что он ругается. А всегда был таким спокойным. Может, ему просто очень больно. – И она снова замолчала.

Раньше я не замечала шумов, стуков и скрипов, которые издавала моя древняя «фиеста» и которые являлись частью ее антикварной привлекательности, но не слышать их в гнетущем молчании было просто невозможно. В разговорах о личном Лара обычно ограничивалась обсуждением завтраков, поэтому я не чувствовала себя вправе задавать ту кучу вопросов, которая у меня накопилась, но стремление заглушить шумы перевесило такт.

– Давно отец болеет?

– Трудно сказать. – Она выглянула в окно. – Я родилась, когда ему было сорок три; он намного старше других отцов. Мама была на двенадцать лет моложе. После того как она погибла в автокатастрофе, папа начал бояться, как бы со мной чего-нибудь не случилось. Поэтому у него появилось множество забавных маленьких причуд: перед тем, как куда-то поехать, он сто раз проверял давление в шинах, в каждой комнате имелось по огнетушителю, везде стояли датчики угарного газа, а на дверях красовались до смешного большие замки. Этакий заскок по поводу здоровья и безопасности.

Интересно, как бы он реагировал, увидев, что моя мама прикуривает от газовой горелки и затыкает вентиляционные отверстия, сохраняя тепло.

Лара поерзала. Я ждала: она так и не ответила на мой вопрос, если я ничего не пропустила. Заднее колесо вдруг начало жужжать, и Лара оглянулась. Я поспешила перекричать шум:

– Значит, ему стало хуже?

Когда мимо прогрохотал грузовик, Лара вцепилась в сиденье. Хорошо, что она не умеет водить машину, иначе к Уортингу у нее бы уже болела правая нога.

– Со временем отец в каждую дверь вреза́л все новые замки и засовы и запирался так, что и сам с трудом открывал двери. А однажды нам с Массимо пришлось вызвать пожарную команду, чтобы войти. После этого мы поняли, что ему уже небезопасно жить одному, и нашли хороший дом престарелых.

Я представить себе не могла, что отправлю маму в богадельню, даже очень хорошую. Надеюсь, если понадобится, Нико позволит ей жить с нами.

– Ты часто к нему ездишь?

– Реже, чем хотелось бы. Папа не разрешал мне учиться водить, ужасно боясь, как бы я тоже не попала в аварию. Поэтому теперь приходится ждать, пока у Массимо появится время, а он часто уезжает, да и когда здесь, безумно занят. Жаль, что я так и не научилась.

Я покосилась на нее.

– По словам Массимо, ты не хочешь учиться, потому что заботишься об окружающей среде и не хочешь загрязнять атмосферу.

Она нахмурилась, а потом расхохоталась.

– Вероятно, его смущает, что я в свои солидные тридцать пять лет не умею водить даже малолитражку. Я похожа на борца за природу? Ага, как же! Я даже контейнером для пищевых отходов не стану пользоваться, если в нем завелись личинки.

Мне понравилось, что Лара вот так спонтанно раскрылась на минутку. Бо́льшую часть времени она выглядела такой боязливой и замкнутой, так опасалась высказать мнение, не одобренное Фаринелли, что я поразилась, увидев перед собой отнюдь не ту размазню, которой она казалась.

– Так ведь учиться никогда не поздно. Тогда сможешь навещать отца, когда захочешь, не дожидаясь Массимо.

Ставни снова захлопнулись.

– Вряд ли у меня получится. Я не очень способна к технике. Да и ходить пешком полезно: помогает держаться в форме, не дает набирать лишний вес.

Проблеск забавной, смешливой Лары исчез. Никогда не понимала, как женщины вроде нее, умные и образованные, вполне способные сложить два и два и сделать правильный вывод, умудряются впасть в зависимость от мнения мужчины, полагая, будто их роль в жизни состоит лишь в том, чтобы сохранять красоту и стройность в угоду мужу. Слишком уж в стиле 1950-х. Однажды я видела, как Массимо заскочил домой на обед, а Лара открыла двери в фартуке, словно все утро стряпала пастуший пирог. Интересно, заслышав, как в скважине поворачивается ключ, она кидается к мужу с тапочками и домашним халатом?

Наконец, исколесив бесконечные мили извилистых проселочных дорог, мы подъехали к дому престарелых.

– Подождать тебя в машине? – спросила я.

Лицо у нее затуманилось.

– Может, сходишь со мной? Если папа не сильно пострадал, ему наверняка будет приятно увидеть новое лицо. И хорошо бы кто-нибудь с ним поболтал, пока я общаюсь с персоналом и администрацией.

– Конечно.

Одна из сотрудниц, представившаяся Пэм, провела нас через вестибюль и заверила Лару, что, по мнению доктора, ее отец только вывихнул лодыжку, а не сломал, но за его состоянием обязательно проследят. Лара перечислила впечатляющий список того, что хотела бы знать, а Пэм с готовностью кивала, явно горя желанием перейти к ответам по всем пунктам. Мне бы даже в голову не пришло поинтересоваться давлением больного, узнать, какая обувь нужна, чтобы поддерживать лодыжку, и какие витаминные добавки способствуют заживлению.

Хотя Нико не раз говорил мне, что Лара очень умная, я никак не могла представить ее в качестве деловой женщины, которая разъезжает по миру с дипломатом в руке, привычно устраиваясь в залах ожидания, питаясь в гостиничных ресторанах и как должное принимая услуги парковщиков. Подспудная расторопность и тихая властность открыли мне Лару совсем с иной стороны, совершенно противоречащей недавнему растерянному лепету: «А как же урок Сандро по плаванию?»

Сам дом стал для меня неожиданностью. Я ожидала увидеть побуревшие ковры, давно не крашенные стены и пациентов в халатах, едва прикрывающих срам. На самом деле заведение больше напоминало холл в фешенебельном отеле, где расставлены вазы с лилиями, осыпающие одежду посетителей пыльцой, и столики с роскошными журналами, напичканными рекламой антиквариата. Однако сколько освежителя ни распыляй, а в воздухе все равно неприятно пахло болезнями и тленом. Я в очередной раз с уважением подумала о маме и полном отсутствии у нее брезгливости к подопечным, о ее способности сочетать практический подход «давай-ка приведем подушки в порядок» с мягким теплым словом.

Пэм провела нас в комнату, где в кресле, положив перебинтованную ногу на табуретку, сидел маленький старичок. На появление Лары отец отреагировал точь-в-точь как в душещипательных видеороликах: поднял голову, посмотрел на дочь, бегая по ней взглядом вверх-вниз, затем протянул руку, просиял и расплылся в улыбке. Сэм любил смотреть такие клипы, в которых владельцы воссоединяются со своими собаками, пробежавшими пол-Австралии, чтобы найти родной дом, или смеется младенец, когда мать появляется в поле зрения.

Я отступила, не желая мешать.

Лара подлетела к отцу:

– Папа, как же тебя угораздило? Как твоя нога? – Она наклонилась и обняла его.

Старик вцепился в нее, словно впитывая энергию дочери старым усталым телом. Потом схватил ее за руку и торжествующе крикнул мне:

– Моя дочь! Моя дочь! Красивая! Красивая! Ла… Ла… – Его пальцы с досадой забарабанили по подлокотнику кресла.

– Лара, папа.

Губы у нее продолжали дергаться, как будто сказать требовалось много, а уверенности в том, что она найдет понятные отцу слова, не было. На лице, словно тени, одна другую сменяли эмоции: грусть, любовь, нежность.

Она подозвала меня.

– Познакомься, папа, это Мэгги. Она замужем за Нико.

Отец нахмурил брови.

– Нико, Нико, Нико…

Лара примолкла. Старик словно мысленно пытался процедить грязную лужу в тщетных усилиях отыскать в ее мутной глубине блестящую монету.

– Ну ты же знаешь, это мой деверь. Брат моего мужа.

Он покачал головой.

– Твоего мужа. Ты замуж вышла? А когда? Почему мне не сказала?

– Я говорила. И ты ведь был на свадьбе, папа. Помнишь? Мы праздновали в «Маджестик», знаешь, в том большом отеле в центре Брайтона.

Пора было потихоньку ускользнуть. Мне совсем не хотелось наблюдать, как этот милый старичок с улыбкой Сандро корчится перед чужим человеком в умственном бессилии, как обнажаются прорехи в его памяти. И тем более не хотелось видеть личную боль Лары.

– Ты ведь помнишь Массимо, да, папа? – спросила Лара, и огорчение в ее голосе слышалось все явственнее.

Старик принялся рвать бинт на мелкие клочки.

– Массимо, Массимо, Массимо… – Это напоминало попытку подцепить приз в автомате с игрушками, когда клешня крутится так и этак, бешено раскачивается, сжимает когти, но схватить желанный айпод никак не может. Потом старик вдруг попытался встать, схватившись за палку рядом со стулом. – Массимо! Массимо! – кричал он, а Лара пыталась его успокоить.

Прибежала медсестра:

– Мистер Далтон, успокойтесь, а теперь осторожненько садитесь. Помните, вы повредили ногу.

В конце концов общими усилиями пациента усадили обратно в кресло. Он так разволновался, что было даже неловко смотреть.

Лара села рядом и похлопала его по руке.

– В следующий раз возьму с собой Массимо. Он очень хороший человек. Заботится обо всех нас.

Отец дергал манжеты рубашки.

Медсестра еле слышно предупредила:

– Только недолго, ему нужно отдохнуть.

Я наклонилась к Ларе:

– Пойду, пожалуй. А ты не торопись, пообщайся. Я подожду снаружи. – И попрощалась, помахав рукой: – Мистер Далтон, мне пора, но, надеюсь, еще увидимся. Берегите ногу.

Он посмотрел на меня так, как будто только что увидел. Потом, широко улыбнувшись, сказал:

– Конечно! Приезжайте еще вместе с Ширли. Хорошо, если у жены будет компания, пока я не вернусь домой.

Лара, низко опустив голову, принялась объяснять отцу, кто она такая.

Я вышла посидеть в машине.

Минут через двадцать невестка появилась подавленная, с красными глазами.

Мы отправились в обратный путь. «Фиеста» грохотала, но Лара была погружена в собственные мысли, и я помалкивала.

На полпути она сказала:

– Нужно чаще навещать папу. Он угасает все быстрее. Хорошо бы у Массимо было больше времени, чтобы возить меня.

Решение напрашивалось само. Я выстроила фразу таким образом, чтобы она звучала не вопросом или предложением, а непреложным решением:

– Научу-ка я тебя водить машину.