Послушная жена

Глава двадцать восьмая Мэгги

Наутро после вечеринки, когда прозвонил будильник и я свесила ноги с кровати, мне показалось, что вчера я потратила все силы, а новых за ночь так и не набралась. И это было очень странно, потому что до замужества я нисколько не боялась поздно лечь спать и на следующий день чувствовать себя полусонной, больше опасаясь упустить возможность лишний раз позубоскалить с друзьями или устроить какую-нибудь дикую проделку, о которой будут рассказывать неделями. Сейчас же я подчинилась ритму Нико, который ложился спать в половине одиннадцатого. Но накануне вечером мы допоздна смотрели фильмы, пытаясь убедиться, что у Нико нет сотрясения. Вряд ли я чувствовала себя такой разбитой только потому, что заснула после полуночи. Объяснить это можно было лишь плотным общением с Фаринелли в полном составе, со всей их вопиющей изворотливостью, не говоря уже о скрытых подтекстах и затаенных чувствах.

Поэтому, отправив детей в школу и бросив безуспешные попытки уговорить Нико остаться дома и отдохнуть, я надеялась провести спокойное утро в мансарде, чтобы покончить с последними заказами перед отъездом в отпуск.

Но у Анны были другие планы. Она вошла, встала в коридоре и принялась кричать:

– Привет! Дома есть кто?

У меня было искушение поднять лестницу, тихонечко закрыть люк и спрятаться в мастерской с пиджаком, который я старалась привести в порядок, но в конце концов пришлось спуститься. Лучше б я этого не делала: свекровь с ходу принялась отчитывать меня, что я «отпустила Нико на работу».

– Но, Анна, как помешать сорокалетнему мужчине сесть за руль, если он так решил? Конечно, лучше бы ему остаться дома, но вы же знаете, как он относится к работе. Голова у него немного болела, но, в принципе, он был в норме.

Анна вздохнула и поджала губы.

– Массимо так переживал за Нико. Всю ночь глаз не сомкнул.

Не знаю, может, она намеренно пыталась вывести меня из себя, но утром я видела, как Массимо, насвистывая, неторопливо идет к машине, как будто крепко спал восемь часов, а потом полакомился свежесваренным кофе и теплыми круассанами. И если не считать эсэмэски: «У тебя уже перестало двоиться в глазах?», он явно не подскакивал весь вечер как на иголках. У меня было смутное подозрение, что Массимо, этот альфа-самец и суперзвезда спорта, решил, что Нико, как всегда, устроил драму из ничего.

Едва я успела выставить Анну и снова взяться за шитье, как раздался звонок в дверь. Было искушение его проигнорировать, но потом я испугалась: а вдруг это Нико на последнем издыхании ползком добрался до входной двери. Выглянула из окна наверху, но мельком увидела лишь бежевый сарафан Лары.

Ф-фу-ух. Она, конечно же, хотела узнать, как себя чувствует Нико. Лара и в лучшие-то времена всегда тревожилась сверх меры. Не оставлять же ее сейчас в терзаниях, поэтому я сбежала вниз и пригласила невестку войти.

Она уселась за стол с чашкой кофе в руках и, хоть выглядела усталой, дышала редкой для нее отвагой, этакой решимостью немедленно все уладить.

Первым в ее списке был Нико.

– Как у него дела? Вчера вечером он выглядел не очень. Я ночью несколько раз вставала и смотрела в окно, обе ли ваши машины на месте. Очень волновалась, что тебе придется везти его в больницу. – Она помолчала. – Массимо хотел заглянуть с утра, но потом подумал, что тебе будет некогда: надо же детей в школу собрать. – Лично я считала, что вид у Массимо был отнюдь не покаянный, но беспокойство Лары компенсировало его равнодушие. Желая развеселить ее, я рассказала, как Анна недавно злилась, что я не заперла Нико в спальне.

Хотя Лара не работала, срочных дел у нее, похоже, всегда хватало, причем таких, которыми лично я никогда не стала бы заниматься: например, воссоздавать какое-нибудь причудливое блюдо, которое Массимо довелось откушать в одной из командировок. Поэтому я бы не удивилась, если бы минут через пятнадцать она вскочила и бросилась выполнять очередную нелепую задачу: добывать дикого аляскинского лосося, экологически чистую говядину травяного откорма или другой деликатес, который нельзя купить в ближайшем супермаркете. Но вместо этого Лара порылась в сумочке и вытащила листок бумаги.

– Скажи, ты по-прежнему не против научить меня водить машину? – Она потупилась. – Прости, что в тот раз сбежала. – Помолчав, Лара помахала мне листком: – Но я запланировала за следующий месяц выучить теорию, а к октябрю надеюсь уже начать рулить.

– Бог ты мой! Да это же здорово! Пойдем прямо сейчас. – Даже если мне придется до отпуска махать иглой каждый вечер, надо быстрее посадить невестку за руль, пока она не струсила.

Лара улыбалась, как ребенок в канун Рождества, как будто давным-давно мечтала именно об этом, хотя я уже решила, что она потеряла всякий интерес к вождению. Вот уж кто действительно полон сюрпризов. Я всегда мечтала быть такой, таинственной и загадочной, чтобы мужчины пытались прочесть меня, понять, раскусить, но оставалась лишь незатейливым фоном для остальных любительниц плести кружева скрытности и хитроумия. Может, мне просто не хватало ума устраивать прятки-догонялки в стиле «найди меня настоящую».

Каждый раз, когда я жаловалась Нико, что боюсь показаться ему скучной, едва он выслушает все мои истории, муж только смеялся и отвечал: «Я не хочу играть в игры, Мэгги. Мне нравится держать в руках то, что видят мои глаза. Перестань сомневаться в себе. И во мне». И меня накрывало волной удовлетворения и решимости не дрожать в ожидании, что вот-вот все пойдет наперекосяк. Обычно покой длился восхитительные полчаса, а потом являлась Анна с дифирамбами блестящему интеллекту безвременно ушедшей Кейтлин или Франческа демонстративно утыкалась в телефон, когда я пыталась проявить участие, рассказывая ей случаи из собственной подростковой жизни.

Так что идея устраивать вместе с Ларой тайные маленькие вылазки на машине доставляла мне совершенно дурацкое удовлетворение, словно благодаря им я переставала быть той предсказуемой паинькой, которой меня все считали.

Вот так и начал работать наш хитроумный план. За две последние недели июля мы привыкли, что каждое утро, покончив с повседневными делами, Лара выскальзывает из задних ворот. Я подбирала ее на углу переулка, и мы, как два отчаянных беглеца, включали радио на полную мощность и улепетывали подальше от города. Найдя тихое ровное местечко, мы менялись местами. И снова Лара меня удивила. Я ожидала, что она быстро разочаруется и поднимет лапки кверху: «Так и знала, что не справлюсь, говорила же, ничего у меня не выйдет». Но она оказалась полна решимости. Даже нажав не на ту педаль и чуть не слетев в кювет – я при этом затаила дыхание и постаралась не кричать, – не запаниковала. А просто выключила зажигание, обдумала каждый шаг и только потом двинулась дальше. Ларе сигналили, ругались вслед, показывали грубые жесты, но она лишь смеялась и временами сама отзывалась несвойственным ей «отвянь». Для меня стало открытием, что она вовсе не такая благовоспитанная, как кажется. Вырывавшиеся у нее грубые словечки позволяли и мне крепко ругнуться, из-за чего я потом со стыдом спрашивала себя, сколько же раз показала средний палец тем, кто осыпа́л нас бранью. Однако Лара не возражала. В ней вдруг родилась какая-то бесшабашность, удаль, словно наша общая тайна освободила ее от чего-то, мне пока не известного.