Когда Анна ворвалась в дом и бросилась по коридору в гостиную, я поняла: Массимо больше не удастся взмахнуть волшебной палочкой и убедить нас, будто мы подняли ужасный шум из ничего. Жизнь изменилась раз и навсегда.
А вот к лучшему или нет, я пока не поняла. Мэгги сунулась в кухню, подзывая меня:
– Как Роберт? Сможешь оставить его ненадолго? Тебе обязательно нужно послушать, что скажет Массимо. Если хочешь, я посижу с твоим отцом. Или лучше пойти с тобой?
Папа задремал: бурные события дня все же давали себя знать. Я забрала у него из рук кружку с остывшим чаем и усадила поглубже в кресло между парой подушек.
– А ты согласна пойти со мной? – Да, я трусиха, но хотя бы готова это признать.
– Конечно. Давай оставим дверь открытой, тогда мы услышим, если Роберт вдруг решит пойти погулять. – Она метнулась накинуть цепочку на входную дверь, а я снова подумала, насколько же сложнее мне жилось до появления Мэгги. Ореол простушки скрывал весьма сметливую натуру.
Но даже когда Мэгги была рядом, меня все равно тошнило при мысли о жестокости Массимо. Да и Анны тоже. Я так и не поняла, почему свекровь постоянно лезла в наши отношения. Очевидно, Массимо все еще бегал к мамочке, чтобы та улаживала делишки любимого мальчика. Но удастся ли ему привлечь мать на свою сторону насчет романа с Кейтлин? Даже Анна не сможет превратить такой проступок в очередной триумф сына. На меня накатывал мучительный страх, внутри все дрожало. Массимо не из тех, кто стерпит публичное унижение. Он найдет способ сделать виноватой меня. Он такой умный, такой изворотливый, и в итоге я снова почувствую себя неправой.
Перед тем как войти в гостиную, Мэгги сжала мне руку:
– Мы справимся, обещаю. Все будет хорошо.
Ее уверенность просто восхищала, поскольку сама я еле держалась.
Когда мы вошли, Массимо стоял и смотрел в окно. И вид у него был не побежденный, не виноватый, а дерзкий. Анна же, уперев руки в боки, раздулась от негодования.
– Что здесь случилось? – И она показала на битую посуду и расколовшиеся статуэтки. – Массимо ведет себя нелепо. Говорит, что ничего не произошло, просто недоразумение. А вот мне так не кажется. Ты поссорилась с мужем, Лара?
Я чувствовала себя ябедой на детской площадке, человеком, на которого потом все ополчатся, потому что не удержал язык за зубами. Пока я колебалась, обдумывая, с чего начать, Мэгги взяла Анну под руку и ногой отодвинула осколки перед креслом.
Лицо у Массимо дернулось, как будто злобные ранящие фразы рвались у него из горла. Но Мэгги держалась неколебимо, как дуб в ветреный день, не мямлила и не хватала ртом воздух, как сделала бы я.
– Простите, Анна. В семье произошло несколько событий, о которых вам следует знать. Присядьте на минутку.
Анна стряхнула ее руку, как будто Мэгги не имела права произносить слово «семья», а потом хмуро заявила:
– Что тут у вас за глупости? Через полчаса ко мне придут партнеры по бриджу.
Массимо встрепенулся:
– Ой, мама, да они сделали из мухи слона, устроив по поводу давних событий настоящую драму. А Мэгги, как всегда, сует нос куда не следует.
И я словно очнулась. Привычный страх, заставлявший каждую клеточку моего тела стремиться к мучительному, но знакомому распорядку, внезапно исчез. Я повернулась к Анне:
– Нет уж, поверьте, мы вовсе не делаем из мухи слона и драму из ничего.
Свекровь все еще тряслась от раздражения, нетерпеливо постукивая ногтями по циферблату, давая нам, несмышленышам, понять, что ее время гораздо ценнее нашего.
Но по мере того, как всплывали подробности подвигов Массимо, Анна все больше съеживалась в кресле. Она долгие годы раздувала в Массимо пламя недовольства мной и Сандро, а теперь, когда на нее сыпался удар за ударом, я наконец-то одержала верх и, признаться, рассчитывала получить удовлетворение.
Но когда свекровь пробормотала: «Нико, бедный мой мальчик», я поняла, что ей необходимо уладить раздор между сыновьями. Зов материнского инстинкта: защищать, поддерживать, примирять. Непонятно только, как именно она собиралась примирить сыновей, когда их проблемы крылись друг в друге.
– Массимо, Лара говорит правду?
– Все было не так, – возразил он, но голос его звучал сдержанно, а в словах не было обычной снисходительной убежденности.
Мэгги хотела было заговорить, но я подняла руку и остановила ее: не дай бог привыкнет заступаться за меня. Да и мне пора перестать прятаться за чужую спину.
– Думаю, грязные подробности вам не нужны, Анна, но все было именно так.
Мне вдруг расхотелось рассказывать, как он издевался надо мной, как Сандро вечно боялся сделать что-то не так, а каждый раз, когда мы думали, что наконец-то угодили Массимо, тот поднимал ставки. И дело сейчас было не в жалости к мужу, а в том, что не могла я рассказывать матери, каким полным ублюдком вырос ее сын. Ведь вряд ли существовала злая фея, которая, глянув на крохотное личико новорожденного, пообещала: «Я научу тебя обижать всех, кто попадется на пути».
Но пока я взвешивала, стоит ли выпускать на свет мрачные истины, чтобы они, подобно стервятнику, спланировали на труп некогда счастливой семьи, Мэгги посмотрела на меня и нахмурилась. А потом почти извиняющимся тоном, словно ей было неловко говорить, произнесла:
– Лара, мне нужно еще кое-что тебе сообщить. – Она покосилась на Массимо. – У Сандро есть единокровный брат.