Послушная жена

Глава тридцать девятая Мэгги

После Италии Лару словно подменили. Прежде мне то и дело приходилось уточнять, действительно ли она хочет учиться водить машину или же просто делает мне одолжение, боясь обидеть отказом. Теперь же она, как одержимая, чуть ли не бегом бежала за руль. К ее отцу мы стали ездить два или три раза в неделю. Я заглядывала на несколько минут в палату, старичок пожимал мне руку и представлялся с восхитительной торжественностью:

– Я Роберт Далтон. Но вы, Маргарет, можете звать меня Бобом.

– Ну тогда, Боб, можете звать меня Мэгги.

Однажды я случайно проговорилась, что учу Лару водить машину.

Отец вскочил, качая головой:

– Нет. Нет. Никакого вождения. Никаких машин, – возбуждаясь все сильнее, шлепая меня газетой, пока не пришла медсестра и не уложила его.

Лара радовалась, что я не бросаю ее одну:

– По крайней мере, Мэгги, ты хоть поговоришь с ним. Из нашей родни больше никто к нему не приезжает.

Впрочем, Роберт быстро все забывал и потому в следующий раз уже не сердился на меня, а снова жал руку и представлялся с великолепной старомодной учтивостью. После этого я предпочитала оставлять Лару наедине с отцом, поэтому обычно ускользала и сидела в гостиной с каким-нибудь шитьем. Роберт с облегчением отмахивался от меня, каждый раз спрашивая Лару: «Кто это был?» Она часто пыталась освежить его память фотографиями: иногда я видела, как они склонялись над детскими снимками Лары с ее мамой Ширли. Рассматривая их, старик даже молодел, морщинистое лицо разглаживалось, а я гадала, от каких именно воспоминаний рассеивается туман у него в голове. Потом он начинал оглядываться: «А когда Ширли придет?» – и лицо у Лары сразу делалось напряженное, словно она пыталась улыбаться с закушенными от боли губами.

Лара пыталась отвлечь отца снимками Сандро:

– А знаешь, внук тоже любит что-то строить, и руки у него золотые, как у тебя.

А иногда Роберт вдруг начинал яростно тыкать в очередную фотографию:

– Этот. Я его ненавижу.

Лара терялась.

– Папа, это же Массимо. Мой муж. Он хороший человек. – И пускалась в очередные объяснения, что да, она вышла замуж, и да, отец был на свадьбе.

Бедный Массимо. Очень странно, что при всей своей благовоспитанности Роберт злился на человека, который раскошеливался на его содержание в приличном доме престарелых, где старик мог ходить в любимых брюках, а не в застиранной казенной пижаме.

Когда мы шли к машине, Лара всегда оборачивалась и, широко улыбаясь, порывисто махала отцу рукой, а тот стоял, прижав ладони к стеклу, и через окно большого эркера в общей гостиной смотрел, как дочь уходит. В машине она обычно начинала захлебываться рыданиями.

– Я чувствую себя такой виноватой, что покидаю его. Скорее бы сдать экзамен, чтобы приезжать самой, когда захочу. – Лара помолчала. – Хотя ты, конечно, проявляешь чудеса великодушия, по первому требованию привозя меня сюда. За последние несколько месяцев я бываю у папы чаще, чем за минувшие два года.

– Почему бы тебе иногда не привозить его к себе? Пусть знает: дочь рядом, всегда придет, поможет, поухаживает. Тем более он ведь не совсем немощный, верно? За ним просто нужен хороший пригляд.

Лицо у Лары затуманилось.

– Я об этом постоянно думаю, но боюсь, что Массимо идея не очень-то понравится. С папой ведь иногда довольно сложно, и все же мне бы хотелось, чтобы внук общался с дедом. Сандро я сюда привезти не могу, потому что ему потом будут сниться кошмары. Хоть здесь вроде бы все в норме, но есть и что-то от «Пролетая над гнездом кукушки»[36].

Иногда мне удавалось вытряхнуть из нее угоднический вздор в духе «нельзя никого расстраивать»:

– Это же твой папа. Если Массимо будет сильно против, возьми да объясни, что ему предстоит видеться с твоим отцом всего несколько раз в году, а мы вынуждены мириться с его старой ведьмой-матерью круглые сутки каждый божий день.

Лара кивнула:

– Тут ты права.

Слава богу, с моей мамой гораздо легче, хвала ее открытому характеру и умеренным взглядам.