Послушная жена

Глава сороковая Лара

Я по-прежнему пыталась спровоцировать Массимо. Сообщала о том, что делаю, покупаю, решаю, не посоветовавшись с ним, и все ждала, когда он вспылит. Но муж лишь иногда вздергивал бровь, а потом обнимал меня и говорил: «Все что угодно, только бы ты была счастлива». Вспышки гнева у него случались – ну а кто из нас идеален, – но Массимо злился не на меня, а только из-за работы, как и Нико временами: бранился на некомпетентность коллег, проклинал уменьшение потока клиентов. Со мной же муж был сама доброта и часто хвалил. Массировал мне шею, приносил цветы, рассыпался в комплиментах, уверяя, что я самая привлекательная женщина на свете. Безумствовал с подарками, возвращаясь из поездок: сумки, часы, даже красно-зеленое пальто, которое показалось мне немного вычурным, но, по мнению Массимо, делало меня «по-итальянски стильной».

Однако смягчиться я не могла. Не могла до конца поверить, что человек, убивший мою кошку и долгие годы старательно травивший мне душу, вдруг, как в сказке, обернулся принцем на белом коне. У меня в душе словно поселился одуванчик недоверия, разбрасывающий семена каждый раз, когда я пыталась вырвать его цепкий корень.

Но сегодня ни о чем таком думать было нельзя. Предстоял экзамен по вождению, а значит, нужна ясная голова. С теорией я уже справилась благодаря Мэгги, которая каждый раз по пути к папе задавала мне вопросы, но теперь предстояло показать себя по-настоящему. Я специально записалась на пятницу, когда Массимо уехал на несколько дней по делам. Мне и без него хватало проблем: с собственной неуверенностью бы справиться, так что для переживаний по поводу того, как муженек отреагирует на мой маленький сюрприз, сил уже не оставалось. Мэгги, везя меня на экзамен, словно сканировала мне мозги. Хотелось даже отвернуться от ее взгляда из опасения, что она увидит глубоко укрытую правду: страх провалить экзамен, страх переменить жизнь, страх ошибиться. Мэгги побарабанила пальцами по рулю.

– Вот ведь сидишь и сама себя накручиваешь. Прямо слышу, как жужжат шестеренки: «У меня не получится разворот в три приема», «Папа всегда говорил, что мне не стоит учиться водить», «Массимо может рассердиться, ведь мы провернули дельце у него за спиной». Да ладно! Сделай это для себя, для Сандро, для папы. Ведь станет куда лучше, если ты обретешь немного свободы. Ты умна, образованна и не хочешь во всем зависеть от других, так зачем превращаться в маленькую домохозяюшку. Боже, да будь у меня твои мозги, я бы в премьер-министры баллотировалась.

Я кивнула, вытирая потные ладони о брюки, а Мэгги крепко обняла меня. Такое непосредственное и обильное проявление чувств мне было все еще непривычно. И я, сказать по чести, завидовала той естественности, с которой невестка заключала в объятия всех и каждого, набрасывалась на Берил, сграбастывала Сэма, кидалась на шею Нико, когда тот возвращался с работы. Просто обычное приветствие: мол, рада, что ты вернулся. А не тот страстный поцелуй, который предпочитал Массимо, с намеком на дальнейший секс.

Я вышла из машины и пообещала:

– Буду стараться изо всех сил.

Цепляясь за собственную решимость и старательно заглушая протестующий внутренний голос, я подошла к столу и назвала свое имя.

Когда я вернулась, Мэгги сидела на ограде и курила, что мне довелось видеть только однажды, когда она слишком много выпила. Завидев мою машину, она вскочила. Я же не хотела смотреть на нее, пока не припаркуюсь и не поставлю двигатель на ручник. Мэгги от нетерпения готова была бежать к нам, стучать в окно инструктора и прижиматься носом к стеклу, лишь бы увидеть, что он там пишет. Пока инструктор заканчивал отмечать последние пункты в блокноте, я ждала, откинувшись на спинку кресла и прокручивая в голове возможные ошибки: слишком медленно отъезжала с перекрестка, мало смотрела в зеркало заднего вида, слишком прижалась к велосипедисту. Но тут инструктор заявил:

– Рад сообщить вам, миссис Фаринелли, что вы сдали.

Мэгги на моем месте обняла бы его, а я лишь протянула руку:

– Спасибо. Спасибо! Вы меня просто осчастливили!

Впрочем, для меня и это было чересчур.

Я выскочила из машины, размахивая сертификатом.

Мэгги швырнула сигарету на землю, схватила меня за руки и закружила, словно мы с ней были двумя дошкольницами на детской площадке:

– Получилось! Офигенно!

У меня же внутри будто с грохотом распахнулась дверь, наполняя гордостью уголок, где раньше обитала неуверенность.

– Отлично. Завтра же утром поедем за твоим папой, и ты привезешь его к себе в гости, чтобы он наконец-то повидался с Сандро.

Я остановилась.

– Нельзя же так просто нагрянуть и забрать его. Нужно предупредить заранее.

Мэгги пожала плечами.

– Так я позвонила туда еще на прошлой неделе и попросила все подготовить. Знала, что ты сдашь.

– Но они же, по-моему, только с родственниками разговаривают, разве нет?

Она рассмеялась.

– Тоже мне проблема! Я назвалась Ларой Фаринелли и сообщила, что мы хотим забрать моего папу на денек, – произнесла она голосом, весьма похожим на мой. Насколько по-иному могла сложиться жизнь, будь у меня хоть половина ее дерзости.

– А если бы я не сдала экзамен?

– Я бы сама привезла папу к тебе. У меня под рукой всегда есть мама – если что, она заскочит. И лекарства поможет принять, и побудет с Робертом, сколько нужно.

– Думаешь, ему понадобится что-нибудь особенное?

– По-моему, возможность повидать внука и есть самое особенное.

Мне нравился ее энтузиазм, который увлекал меня за собой. Массимо должен был вернуться только завтра. Даже если с папой начнутся сложности, я справлюсь еще до приезда мужа. А когда Массимо вернется, ему придется потерпеть папу всего несколько часов.

На следующее утро мы встали на рассвете, чтобы забрать папу сразу после завтрака в восемь часов, пока он не погрузился в повседневную жизнь дома престарелых. Увидев отца в приемной с горящими от волнения глазами, я и думать забыла о Массимо.

– Я еду домой? А где Ширли?

Я приучила себя блокировать боль, когда слышала, как отец с надеждой и оптимизмом произносит мамино имя. Привыкнув к этому, словно к микроскопической занозе, застрявшей глубоко под ногтем, я почти не ощущала покалывания.

– К тебе домой мы не поедем, зато навестим Сандро. – Я произнесла имя очень медленно, пытаясь увидеть, помнит ли его папа.

Он нахмурился и принялся теребить манжеты куртки. Я словно наугад тыкала во все выключатели, чтобы увидеть, какой из них зажжет лампу.

Я попыталась снова:

– К моему сыну, помнишь?

– У тебя есть сын! – И его старое лицо просияло, а я позволила себе помечтать, как папа сидит и рисует вместе с Сандро.

Потом он заметил Мэгги, и мы сыграли обычный спектакль со знакомством, который невестка, благослови Господь ее сердце, исполнила с самообладанием, как будто делала это в первый, а не в двадцать первый раз. Она взяла папу за руку.

– Роберт, пойдемте со мной к машине, ладно? А Лара пока поболтает с медсестрой.

Папа не переставал меня удивлять.

– С удовольствием. – И он слегка поклонился.

Я не знала, как отец отреагирует, увидев меня за рулем, но Мэгги была великолепна: она села с ним сзади и стала болтать о цветах вдоль подъездной дорожки к дому престарелых. Разительный контраст с Анной. Свекровь в последний раз видела моего папу задолго до того, как он перестал узнавать людей, когда в голове у него еще только-только начинало путаться. И всякий раз, когда он говорил что-то капельку странное, она махала рукой и заявляла: «Я не понимаю, о чем ты говоришь, Роберт», а мой бедный старый отец замирал, копаясь в отказывающих мозгах и выискивая подходящие слова, дабы объяснить свою мысль, а затем и вовсе погружался в молчание, предварительно пробормотав, что в последние дни стал немного забывчив. Но Мэгги, для которой знать моего отца в пору его благополучия было немыслимой роскошью, инстинктивно понимала, как вести разговор на понятные для него сейчас темы.

Заставляя себя чаще смотреть на дорогу, а не в зеркало заднего вида, я слушала папу.

– У меня дома растут такие рудбекии. Но лучше всего мои мальвы, темные, почти черные. Ширли их любит. – Как беспощадна болезнь: отец помнил, какие цветы росли у дома во времена моего детства, но забыл, что у меня есть сын.

Я надеялась, что наша авантюра не окажется ужасной ошибкой. Хоть Мэгги и твердила, что Массимо должен быть благодарен, поскольку ему не придется терпеть папу круглыми сутками, мужу были не по душе сюрпризы, которые он придумывал не сам.

Когда папа пропел «На цыпочках сквозь тюльпаны», не забыв ни словечка, Мэгги подмигнула мне в зеркале. Видя его таким оживленным, таким радостным, я перестала опасаться реакции Массимо.

Мне действительно стоило брать пример с Мэгги и следовать ее жизненному принципу: «Кто скоро бежит – часто спотыкается».

Так или иначе, я хотя бы пойму, действительно ли Массимо изменился.