Послушная жена

Глава сорок третья Лара

Когда Массимо позвонил с конференции в Ливерпуле, я призналась, что к его возвращению в субботу днем приготовила целых два сюрприза.

– Надеюсь, один из них заключается в том, что мы сразу же побежим в спальню и начнем старательно делать ребенка?

Как всегда, когда заходила речь о втором ребенке, на меня накатила вина. Хоть Массимо пока вел себя прямо-таки образцово, я еще не доверяла ему настолько, чтобы решиться произвести на свет еще одного ребенка, новое существо, о котором нужно заботиться, а то и защищать при необходимости. Правда, я уже была близка к тому, чтобы признать: пережаренный стейк, оставшаяся незаписанной любимая телепрограмма мужа, шерстинка Лупо в масленке теперь были вовсе не таким уж бедствием, как совсем недавно. Однако я еще не собиралась отказываться от противозачаточных уколов. Когда муж в очередной раз заводил разговор насчет сдачи анализов по поводу моей фертильности, меня начинало так тошнить от страха, что могло и по-настоящему вырвать. Я придумывала кучу отговорок, лишь бы помешать Массимо получить медицинское заключение. Моим последним изобретением была ссылка на то, что качество спермы после сорока лет снижается. Желание мужа иметь еще одного ребенка пока уравновешивалось страхом узнать, что проблема в нем, а не во мне. Массимо было бы невыносимо думать о себе как о мужчине средних лет с вялыми сперматозоидами, которые уже не летят стрелой к заветной цели.

Узнав, что муж едет домой, я не могла усидеть на месте. Продолжала убеждать себя, что проблем с папой у него не будет и что Массимо обрадуется моему умению водить. Но уверенность никак не приходила, и я кружила по передней, высматривая в окно мужнину машину.

От нервного ожидания я даже вернулась к старым привычкам и сто раз убедилась, что в холодильнике есть охлажденное белое вино из всех возможных сортов винограда, каждое полотенце для рук в доме свежевыстирано, а шторы у себя в комнате Сандро закрепил стяжками.

Расхаживая туда-сюда, я то и дело останавливалась у двери посмотреть на Сандро с папой. Отца очень привлек электрический ксилофон внука. Сейчас Сандро как раз учил деда играть палочками. И вдруг папа перехватил у него палочки и сам принялся наигрывать «Эй, Джуд», подпевая хриплым голосом.

– Ой, мам, посмотри на дедушку! – позвал меня сын. – Как он здорово играет.

Мне нравилось видеть их вместе. Сандро, похоже, не замечал, что папа странно высказывается о людях в телевизоре, Лупо называет котом и пьет молоко прямо из кувшина. Учитывая, что обычно отец трясся от страха, когда в теленовостях показывали взрыв, его спокойный вид, удовольствие от музыки и общения с Сандро вызвали у меня столько эмоций, что я не знала, подпевать или разрыдаться.

В половине пятого под окном послышалось рычание БМВ Массимо. Желудок у меня сжался, слух напрягся: я ждала шороха шагов по подъездной дорожке, лязга ключей, стука портфеля на верхней ступеньке. Но когда дверца машины захлопнулась, раздался голос Франчески, а следом приветственные восклицания Массимо. Я уловила «Браво!» и «Вот это моя девочка!». Потом вмешалась Мэгги:

– Она просто мастерски в последний момент рванула вперед и оставила всех с носом, честно-честно! Офигенно круто!

Услышав ее голос, я приободрилась. Ведь пока Мэгги здесь, скандала не будет. Она обязательно придет на помощь. Эта женщина ухватывала раздор в самом начале и не давала ему развиться: когда Анна цеплялась к Берил, Сэм переругивался с Франческой, а Массимо подзуживал Нико, Мэгги всегда оказывалась рядом и шуткой или отвлекающим маневром умудрялась снять напряжение и разрядить обстановку.

Я открыла дверь и помахала всем.

Массимо театрально распахнул объятия.

– Моя великолепная жена! Скучала по мне?

С перепугу я выпалила:

– Слишком занята была, чтобы скучать.

Конечно, я собиралась добавить: «У нас в гостях мой папа, поэтому у меня много дел», но не успела. Массимо уронил руки и сказал:

– Ты слышала, Мэгги? Прелесть, правда? Она была слишком занята, чтобы скучать по мне!

Мэгги покосилась на меня и проворчала:

– Знаешь ведь пословицу: кот из дому – мыши в пляс. Ты и понятия не имеешь, чем мы тут занимались в твое отсутствие.

Что-то в ее интонации заставило меня насторожиться. Обычно я завидовала, с какой легкостью, шутками и добродушным подтруниванием она общается с Массимо. Но сейчас тон был совсем другой: угрюмый? сердитый? Неужели она пытается затеять спор?

Сердце у меня подпрыгнуло.

Массимо приподнял бровь, но ответил вполне мирно:

– Надеюсь вы мне сейчас всё расскажете. Только переоденусь и буду весь внимание.

Муж ненавидел секреты, если хранил их не сам. По лицу у него скользнула неуверенность: ему совершенно не нравилось быть в тени.

Я вскочила:

– Да это шутка, милый! Конечно, я скучала по тебе, просто сегодня у нас гость. – И чуть было не выпалила: «Причем он еще здесь», но осеклась, запутавшись в ощущениях. Вроде бы теперь мне дозволялось говорить все, что на ум взбредет, но очень не хотелось убедиться в обратном.

С тех пор, как родился Сандро, Массимо не одобрял гостей. Сначала он оправдывался тем, что мне и забот с ребенком достаточно, не хватало еще готовить для чужих людей и убирать за ними. Но со временем я поняла, что своим-то родственникам он всегда рад, а еще любит изредка изобразить сверхщедрого хозяина по принципу «чем больше, тем веселее», как на вечеринке Сэма. Обычно же чужие в нашем доме его раздражали. Звуки их пребывания в туалете. Капли воды на полу после того, как они помыли руки. Манера лазать в сахарницу мокрой чайной ложкой. Одним словом, незнание тысяч строгих правил, которыми была заполнена наша жизнь. Мы с Сандро придерживались неписаного устава почти с той же естественностью, как дышали. Настолько, что всякий раз, когда кто-то из гостей позволял себе ставить локти на стол или чавкать во время еды, Сандро ловил мой взгляд, и мы дружно затаивали дыхание, зная, что расплачиваться за их недостойное поведение придется нам.

Мэгги, запросто смешав понятия «гость», «секрет» и «сюрприз» в одну горючую смесь, конечно, не задумывалась, что дальше сценарии могут развернуться самые разные. Меня же, как всегда, охватило отвращение к себе за то, что не решалась дать отпор. Какая нормальная женщина станет уносить из дома разбитую посуду в мусорный бак, вместо того чтобы сунуть осколки в помойное ведро и попросту сказать: «Я уронила тарелку». Сколько помню, Массимо никогда и не поднимал шум, если я что-то разбивала. Но мог, и я это чувствовала.

Впрочем, подобные страхи могли существовать лишь у меня в голове. Возможно, антидепрессанты, которые я принимала после рождения Сандро, навсегда исказили мое восприятие реальности. А вот сейчас, пожалуй, мне не помешала бы волшебная пилюля, чтобы выкинуть из своего извращенного мышления тягу видеть проблемы там, где их нет. Но я заставила себя поверить, что все обойдется, забрала у Массимо портфель и пальто и улыбнулась – точнее, приподняла уголки рта.

Массимо обнял меня за плечи. Сегодня он был явно настроен на долгое и тесное общение.

– Давайте соберемся все на чашку чая. Франческа расскажет нам о своей потрясающей победе. – Он повернулся и слегка пихнул племянницу локтем: – Ты молодец. Я горжусь тобой, Чесси, наша маленькая звездочка водных дорожек. Вот бы и Сандро последовал твоему примеру.

Мэгги резко вскинула голову, словно услышала нечто странное.

Массимо улыбнулся ей:

– Что такое? Опять собираешься прочесть мне лекцию, что детей сравнивать непедагогично? Ну, так ведь мы, Фаринелли, невероятно амбициозны и склонны к соперничеству, это у нас в генах, сама знаешь.

Мэгги как будто оживилась:

– Да, теперь начинаю понимать.

В отличие от всех нас, она безнадежно не умела скрывать эмоции. Упаси меня бог вручить невестке подарок, который ей не понравится. Впрочем, не в ее характере придираться и вредничать. Скорее всего, Мэгги просто устала, проведя целый день с Франческой. Правда, вернувшись, обе выглядели смягчившимися и даже вроде бы довольными друг другом.

Едва я остановилась на пороге, намереваясь предупредить мужа, что здесь мой папа, как Мэгги вдруг ляпнула:

– Пожалуй, обойдусь без чая: боюсь оказаться лишней, ведь Массимо еще не видел твоего отца.

Я даже отшатнулась, боясь различить на лице мужа черную тучу, которая обычно предшествовала обличительным речам, брани и прочим мерзостям.

Но он лишь распахнул широко глаза:

– Твой отец?!

Мэгги бросилась оправдываться:

– Ой, тысячу извинений, я не знала, что Массимо не в курсе. Ну вот, испортила сюрприз!

Массимо только рассмеялся:

– А ты темная лошадка, Лала. Надо же, молчала как рыба! Оказывается, Боб себя достаточно хорошо чувствует, чтобы его отпустили на денек, а я и не знал.

Невестка попыталась исправить допущенный промах.

– Это была моя идея. Мама согласилась помочь, так что она рядом, если вообще понадобится.

Массимо ослабил галстук.

– Заходи, Мэгги, я уверен, что тесть не будет возражать.

Она повернулась ко мне:

– А ты как думаешь, Лара? Может, не стоит перегружать твоего папу целой толпой народу?

– Но мы-то можем зайти на минутку? – вмешалась Франческа. – Хочу показать Сандро свою медаль.

Племяннице я отказать не могла, поэтому улыбнулась и провела гостей через парадную дверь. Папа в гостиной наигрывал «Розовую Лили», а Сандро явно смущал энтузиазм, с которым дед пел довольно дурацкие слова. Трудно было винить ребенка, что он воспользовался случаем и удрал в игровую комнату смотреть телевизор с Франческой.

В гостиную влетела Мэгги:

– Привет, Роберт! А вы у нас, оказывается, знатный клавишник! И поете отлично.

У меня сжалось сердце, когда я увидела, как отец с усилием поднимается на ноги: джентльменская привычка вставать, когда в комнату входит дама, еще проявлялась, на какое-то мгновение показывая человека, которым папа был раньше.

Он склонил голову набок, пытаясь понять, кто такая Мэгги. Она тут же протянула руку:

– Я Мэгги, невестка Лары.

Папа кивнул:

– Невестка. – Он говорил неуверенно, как будто повторял иностранное слово, не понимая его значения.

Вошел Массимо.

– Привет. Какой приятный сюрприз. Сто лет тебя не видел.

Все напряжение, которое меня сковывало, рассеялось, словно дым. Как же я ошибалась насчет мужа. Он действительно хотел для нас лучшего. Конечно, были моменты, когда мы взвинчивали друг друга и ругались, но я сама раздувала их до предела. Так или иначе, в половине случаев всему виной, скорее всего, была моя чрезмерная чувствительность.

Лицо у папы вытянулось. Он повернулся ко мне:

– Кто это?

Я положила ладонь на спину Массимо, кончиками пальцев изображая извинение и пытаясь успокоить мужа в надежде, что он не примет это на свой счет.

– Это Массимо, папа. Мой муж.

Отец покачал головой:

– Нет, он не твой муж.

Очень не хотелось, чтобы папа оскандалился, но Массимо давно его не видел, и следовало вмешаться, показать, что дела обстоят не так уж плохо.

– По-моему, папочка, ты немного растерялся. – Я состроила Массимо гримасу «наберись терпения» и взяла с телевизора нашу свадебную фотографию: – Смотри, пап, вот наша свадьба с Массимо. Ты же вел меня по проходу в церкви, помнишь?

Папа нервно затеребил пуговицы на кардигане.

– Не он. Не он. Не он.

Массимо протянул руку:

– Что ж, как бы там ни было, но я рад тебя видеть, Роберт.

Папа нахмурился и сунул руку в карман, качая головой:

– Нет.

Муж пожал плечами. Мне хотелось схватить папу за плечи и объяснить, что Массимо хороший человек, что это он платит за комфорт и уход в доме престарелых и не пожать ему руку попросту грубо. Папа же всегда был учтив. Я поморщилась, глядя на Массимо. Похоже, он ждал, что я встану на его защиту, но не хотелось тревожить папу еще сильнее. Эта стороны отцовской болезни была мне незнакома, хотя в доме престарелых предупреждали, что он может стать агрессивным.

Мэгги, как всегда, попыталась спасти положение:

– Роберт, а какой гимн исполняли на свадьбе? Может, и «О, благодать» знаете? – И разразилась действительно трогательной мелодией, между куплетами тихонько попросив меня заварить чай.

Я готова была ее обнять, когда папа, сосредоточенно прищурившись, начал повторять непривычные слова, хрипло мыча в промежутках.

Я вышла на кухню. Душа наполнялась скорбью, исходила печалью о том, каким отец был прежде. Ну почему, почему я не требовала чаще ездить к нему, когда он еще мыслил связно, когда его разум был яснее и не приходилось, как сегодня, каждое воспоминание запускать «с толкача», словно машину с неисправным аккумулятором. Надо было добиваться своего, когда Массимо отказывался меня везти, потому что ему якобы надо разобрать накопившуюся электронную почту или написать отчет к понедельнику. Слава богу, теперь я сама умею водить. Неплохо бы купить маленькую подержанную машину, чтобы иметь возможность заглядывать к папе по крайней мере два раза в неделю. Надо обсудить вопрос с Массимо. Глаза у меня наполнились слезами при мысли, скоро ли настанет момент, когда папа перестанет узнавать и меня.

Массимо пошел за мной.

– Давно Роберт здесь?

– Мы забрали его сегодня утром. Через пару часов уже отвезем назад.

Я не стала оправдываться за то, что позволила отцу навестить дочь и внука, хотя так и подмывало заломить руки и проблеять: «Надеюсь, ты не возражаешь». Впрочем, может, так и должна вести себя жена? Меня тревожило, что я превращусь в грубиянку, если не буду постоянно просить прощения, как последняя тряпка, по выражению Мэгги.

Массимо сморщил нос.

– С последнего раза, как я видел Роберта, он сильно сдал. Совершенно не в себе.

– Знаю.

– Надо отвести его к другому неврологу и попытаться выяснить, насколько быстро будет прогрессировать деменция.

Сердце у меня замерло.

– Не уверена, что хочу знать. – Я поставила чайник.

Массимо подошел ко мне сзади и поцеловал в шею.

– Мы позаботимся о нем как можно лучше, дорогая.

– Однако есть и хорошая новость. – Прежде чем сказать это, пришлось почему-то сделать глубокий вдох.

Муж поднял брови.

– И какая?

– Я сдала экзамен на права. – Торжествующая интонация, которая задумывалась изначально, получилась скорее извиняющейся.

Массимо обхватил меня руками. Я уткнулась лицом ему в плечо, неловко изогнув шею. Тянуло поскорее высвободиться, но муж сжал меня еще крепче. В животе вспух пузырь паники, захотелось стряхнуть чужие руки, вывернуться на свободу. Но тут Массимо наконец разжал объятия, сияя от восторга:

– Ты действительно сегодня полна сюрпризов, моя маленькая суперзвезда.

Пора уже перестать без конца воображать только худшее.

И я призналась, что Мэгги тайно учила меня.

– Вот как, а я думал, ты сама не хочешь водить машину. – В голосе проскользнули нотки раздражения или мне опять показалось?

– Я хотела чаще видеть папу, но не дергать тебя каждый раз. Вот и решила, что будет проще, если я смогу добираться сама. Ведь это далеко не увеселительная прогулка.

– Дорогая моя, так надо было просто сказать. Я-то думал, тебе самой тяжело часто туда ездить и лишний раз расстраиваться.

Честно говоря, наше общение с Массимо нередко напоминало беседу слепого с глухим. Лучше уж перестать гадать, о чем он думает, и говорить прямо.

Муж взял поднос и прошел в гостиную.

– Нужно найти тебе маленькую машину. Но не слишком маленькую. Хочу, чтобы тебя окружал прочный металл и ты была в безопасности.

Непонятно, с чего я так боялась сказать ему.

Когда Массимо поставил поднос на стол, папа тут же перестал петь. Посмотрел на меня, потом указал на Массимо:

– Это кто?

Я ответила очень мягко:

– Мой муж. Отец Сандро.

Папа снова уперся:

– Нет. Не муж.

Массимо подмигнул мне и прошептал:

– Согласен на роль твоего любовника.

Но я была полна решимости помочь папе составить четкое представление о моих самых близких и родных людях. И попробовала еще раз, на этот раз с фотографией крестин Сандро:

– Массимо – мой муж, папа. Смотри, вот ты стоишь рядом с Анной, потом Нико со своей женой Кейтлин, которая умерла. А потом я с Массимо.

Но тут папа совершенно четко, словно всю жизнь репетировал эту сцену, ткнул пальцем в Массимо, а затем в Кейтлин и сказал:

– Нет. У него секс с этой женщиной.

А потом папа – человек весьма тонкой душевной организации, никогда не употреблявший не только ненормативной лексики, но и просто грубых слов, который даже порезавшись или ударившись, лишь цедил сквозь зубы кроткое: «О боже!», – прямо перед моим мужем и невесткой начал недвусмысленно похабно двигать бедрами.