Послушная жена

Глава сорок первая Мэгги

Нечасто мне случалось с удовольствием думать: «Ай да я, что за молодчина». В основном, оглядываясь назад, я ругала себя: «Вот же дубина чертова. О чем только думала?», что обычно происходило, когда за меня думали текила или водка. Сейчас же, когда Лара припарковалась идеально, а Сандро выскочил из дома Анны, подпрыгивая от восторга при виде дедушки, мне захотелось на радостях пуститься в пляс.

Я оставила Лару устраивать Роберта и поехала за мамой. А когда вернулась, Сандро учил Лупо давать лапу деду, которому, похоже, нравилось ощущение собачьей шерсти под рукой, и он продолжал гладить пса. Видать, не зря старики с собаками живут дольше. Я радовалась, видя, как Сандро справляется с Лупо: разительное отличие от того перепуганного малыша, который прятался в домике на дереве. Лара снимала видео, лицо ее светилось радостным предвкушением, как будто она в первый день двухнедельного отпуска вышла на солнечный пляж.

Мама была в восторге от возможности поучаствовать, суетилась вокруг Роберта, напевая песенки, которые знала с шестидесятых, и подзуживала его присоединиться. Но было видно, с каким скрипом работает разум старика, словно заржавевший музыкальный автомат, перебирая забытые пластинки и часто хватая не ту, но иногда находя и нужную. Атмосфера напомнила мне уличную вечеринку: мама покачивала бедрами, а Роберт хрипел: «Хелло, Долли!» Не хватало разве что британского флага и кусочков торта «Виктория» на картонных тарелочках.

Только я вознамерилась внести свою лепту в общее веселье, как появился Нико с напряженным лицом.

– В садовом центре взломали один из складов. Нужно поехать в полицию и сообщить, что пропало.

– А как же региональный финал Франчески?

– Она будет безутешна, если пропустит его, но вряд ли я успею вовремя разобраться с полицией. Да еще и Массимо так некстати умотал.

– Ты хочешь, чтобы я отвезла девочку?

Облегчение на лице мужа сменилось растерянностью: как сообщить дочери? Честно говоря, я устала от танцев с бубнами, которые нам обоим приходилось исполнять, чтобы Франческа не лезла в бутылку, но мне совершенно не хотелось в субботу тратить четыре часа на поездку до Портсмута и обратно ради девчонки, которая будет сидеть рядом и дуться, как мышь на крупу. Поэтому я заявила:

– У нее есть два варианта. Либо она смирно едет со мной, либо пропускает соревнования.

Нико кивнул:

– Пойду скажу ей. – И поцеловал меня. – Спасибо.

Я попрощалась, едва скрывая огорчение, что вместо веселого дня в приятной компании опять придется строить из себя заботливую мачеху/шофера.

Нико, очевидно, хорошенько настроил дочь, потому что, когда я зашла за ней, Франческа проявила нешуточную любезность, поблагодарив меня. Господи, как же мало мне нужно для радости.

– Сделать тебе яичницу, чтобы сил прибавилось?

Франческа покачала головой:

– Не надо, я нутеллой перекусила.

Я подняла брови, телепатически передавая Нико: «Да этой нутеллы ей и на пять гребков не хватит». Но он лишь пожал плечами и сказал:

– Возьми с собой банан.

Да уж, пытаться вразумить падчерицу смысла не было.

Я предложила Сэму поехать с нами в тщетной надежде, что ему тоже захочется прокатиться в Портсмут и обратно, но он только рассмеялся:

– Еще чего! Я лучше останусь здесь, с бабулей.

Когда мы сели в машину, это было похоже на первое свидание с человеком, который уже решил, что ты толстая, некрасивая или скучная, но зачем-то согласился на долгий обед с тобой.

Однако я старалась.

– Если хочешь, настрой радио на ту станцию, которая тебе нравится.

Клянусь, девочка никогда в жизни не слушала хеви-метал. Но мы так и сидели в этом радиоаду, пока не проехали магистраль А3: сигнал почти пропал, и я просто переключилась на «Радио-2». В промежутках, отважно пытаясь создать иллюзию хоть какого-то общения, я задавала Франческе вопросы, ответы на которые заранее знала.

– Волнуешься?

– Не очень.

– Какое соревнование у тебя любимое?

– Кроль.

– По-моему, именно в нем дядя Массимо выиграл региональный чемпионат, да?

– Ага. Но это было году этак в восемьдесят шестом.

Затем тишину заполняло радио, и я напоминала себе не подпевать. Франческе молчание, воцарившееся в машине, похоже, было по фигу. Возможно, она думала, будто мне нечего сказать. Или сама не знала, о чем меня спросить. А может, я не входила в число людей, о которых она считала нужным задумываться, и ей не пришло в голову потратить пять секунд, чтобы я чувствовала себя комфортно.

Перед тем как выйти из машины, я спросила:

– Ты там многих знаешь?

– Кого вы имеете в виду? – сразу ощетинилась Франческа, как будто я пыталась ее подловить.

– Других участников, их родителей, тренеров, болельщиков.

– Ну, наверное, будет несколько человек с чемпионатов округа. А что?

– Мне просто интересно, как ты будешь меня представлять. Подругой? Женой отца? Мачехой? – Повисла неловкая пауза. Я попыталась пошутить: – Ну, «мачеха», пожалуй, сразу наводит на ассоциации со злой колдуньей из «Белоснежки»: «Давай, душенька, попробуй мое наливное яблочко».

Франческа посмотрела на меня так, словно опасалась, что я могу попытаться взять ее за руку или поцеловать на прощание. Потом пожала плечами:

– Понятия не имею. В любом случае мне пора переодеваться. – И убежала.

Беда в том, что я тоже не знала правильного ответа. Несмотря на самые лучшие намерения, Нико и Франческа оказались по одну сторону забора Фаринелли, Сэм был счастлив в обоих лагерях, а я осталась в одиночестве.

Я последовала за толпой и устроилась на трибуне для зрителей. Куда ни глянь, везде толпились родители с блокнотами и секундомерами. Сюда явно приходили не просто посмотреть, «как там мой малыш научился брассу».

Стояла удушающая жара. К тому времени, как Франческа вышла, у меня вся спина взмокла. Но едва девочка начала готовиться к старту, я не могла оторвать от нее глаз. Лицо стало решительным, наполнилось той же сосредоточенностью, которую я видела у Нико, когда он прикидывал перестановки в саду. И такой же взгляд был у Массимо, когда он пытался учить Сандро играть в регби.

Сразу после свистка Франческа оторвалась от стартовой тумбочки и рванула по дорожке. Мне вдруг ужасно захотелось, чтобы она выиграла, у меня даже бицепсы напрягались в такт каждому гребку. Бо́льшую часть дистанции она шла вровень с другой девочкой, и я мысленно пожелала ее сопернице мучительной судороги. Затем Франческа вырвалась вперед на полкорпуса. Я не могла усидеть на месте. Толпа вокруг начала аплодировать и выкрикивать разные имена: «Давай, Кэти!», «Оливия, шевелись!». А вот Франческе никто не кричал. Тогда я бросилась вперед, вскочила на сиденье первого ряда и перегнулась через барьер:

– Поднажми, Франческа! Она у тебя на хвосте. Дава-а-ай!!!

На повороте падчерица все-таки отстала. Хоть бы она не попала на Олимпиаду, не то я раньше времени окажусь в могиле.

Я размахивала руками и выкрикивала ее имя, желая подбодрить. Господи, да я волновалась сильнее, чем на скачках Гранд-Нэшнл, когда мама поставила наши последние деньги и выиграла.

Оставалось, наверное, не больше десяти гребков, когда Франческа неожиданно поймала ритм и все-таки первой коснулась края бассейна, может обогнав соперницу всего на вершок, но определенно обогнав.

Выйдя из воды, она повернулась, ища меня в толпе. Когда объявили ее имя, я дико замахала рукой и во все горло завопила: «Молодец!», не обращая внимания ни на кого вокруг. Девочка расплылась в широкой улыбке и махнула мне в ответ, победно подняв кулак. Настоящая Фаринелли.

Я снова села, адреналин и волнение все еще струились по жилам, постепенно уступая место смущению: мамы и папы по обе стороны от меня при виде моего «недостойного» поведения чисто по-британски поджимали губы. Неужели я должна была без единого звука постукивать кончиками пальцев по поручню? Мне жутко захотелось снова запрыгнуть на сиденье и еще раз взреветь: «Франче-еска-а-а!» Так, на всякий случай. Но вместо этого я принялась смотреть программку, чтобы узнать, когда у нее будет следующий выход.

Какая-то женщина, сидящая несколькими рядами ниже, все глаза об меня обмозолила. В своем микрорайоне я бы ее, пожалуй, одернула: «Чего таращишься?» Но сейчас возилась с телефоном, отправляя Нико сообщение о замечательном успехе Франчески и сожалея, что его нет здесь и мы не можем во всеуслышание порадоваться достижению его дочери. Я ощутила чувство причастности, прилив гордости, которые меня удивили. В конце концов, девочка-то не от меня унаследовала спортивные гены – к счастью. Я украдкой глянула вниз: не отвела ли женщина взгляд. Нет, еще смотрит. Меня кольнуло раздражение.

А незнакомка вдруг улыбнулась, встала и подошла ко мне. Каштановые вьющиеся волосы обрамляли веснушчатое лицо.

– Здравствуйте. Вы здесь с Франческой Фаринелли?

Пришлось кивнуть.

– Вы ее тренер?

Я рассмеялась:

– Да что вы, нет! Я ее мачеха. Немного переволновалась тут.

Женщина нахмурилась. Интересно, хватит ли у нее наглости прочесть мне лекцию о родительском этикете на соревнованиях по плаванию? Если она думает, что я такая невоспитанная, пусть-ка посидит на какой-нибудь футбольной сходке Сэма: вот где папаши напрочь забывают, что смотрят игру одиннадцатилеток, а не решающий матч между командами премьер-лиги.

– Мачеха?

Я кивнула и с трудом удержалась от резкости. Господи, мало мне Франчески с ее вечной надутостью, так еще и от случайных незнакомок выслушивать…

– Это ведь Франческа Фаринелли, дочь Кейтлин и Нико, только что выиграла соревнование?

Я смотрела на нее, недоумевая, куда она клонит.

И, признаться, вовсе не хотела делиться информацией. Наверное, с Ларой переобщалась.

– Ага. А вы знаете эту семью?

– Да. Я знала Франческу, когда она была еще совсем крошкой. Она на несколько месяцев старше моего сына. Но мы переехали в Ньюкасл и потеряли с ними связь. А сейчас я услышала знакомое имя.

Очень хотелось спросить, знает ли она, что Кейтлин умерла, но было бы странно начать оправдываться перед первой встречной: «Знаете, я не разлучница, просто Нико овдовел».

Женщина на мгновение смолкла.

– Они все еще живут на Сиена-авеню в Брайтоне? И Анна тоже?

– Да. – Господи, как же выкрутиться. – Ну, все, кроме Кейтлин. – Если она будет продолжать в том же духе, на обратном пути надо чаще смотреть в зеркало заднего вида, нет ли хвоста.

Я никогда не относилась к незнакомцам с подозрением. Однажды, когда мы с Нико валялись в постели, составляя дурацкий список из десяти качеств, которые больше всего любим друг в друге, он сказал: «Мне нравится, что ты всех считаешь друзьями. И запросто болтаешь с каждым: с женщиной на почте, с парнем на кассе, с собакой, привязанной возле супермаркета».

По какой-то причине все тридцать пять лет я бродила по жизни, беззаботно рассчитывая на радушный прием. Но теперь, испытав на себе презрительное безразличие, а иногда и откровенную ненависть, я стала куда осторожнее в общении.

Бедная женщина. Мне были известны все тайны, а она оставалась для Фаринелли дальней знакомой, давно не общалась с ними и теперь решила воспользоваться возможностью услышать новости о них за последнее десятилетие. Однако меня даже разозлило, что сообщать о судьбе Кейтлин выпало именно мне. Но не успело известие сорваться у меня с языка, как женщина склонила голову набок.

– Не знала, что Нико и Кейтлин развелись.

Я по-честному собиралась сказать правду. И теперь лишь надеялась, что собеседница не расплачется. Вот уж действительно гримаса судьбы: я утешаю незнакомку, рыдающую из-за смерти Кейтлин.

– Гм-м, вообще-то Кейтлин умерла почти три года назад.

Женщина ахнула.

– Боже мой! Бедные Нико с Франческой!

Очень бы не хотелось опять наблюдать, как кто-то, недоуменно поднимая брови, смотрит на меня и думает: «С какой стати он выбрал совершенно другой тип?»

Только-только я собралась с духом сообщить подробности, к нам подошел темноволосый мальчик со спутанными влажными кудрями, примерно ровесник Франчески.

Падчерица наверняка назвала бы его «четким».

– Привет, мам. Вот и все. Последние несколько гонок отменили, потому что сломалась электронная система хронометража. Мы можем идти.

Женщина улыбнулась и представила:

– Это мой сын Бен. Он тренируется в команде младше четырнадцати лет от графства Тайн-энд-Уир.

Я поздоровалась, стараясь не глазеть. У меня было ощущение, что мы уже где-то встречались, и я судорожно рылась в памяти, пытаясь сообразить, где могла видеть мальчика. Было что-то странно знакомое в том, как он, улыбаясь, вздергивал одну бровь, в его передних зубах, слегка наезжающих друг на друга, в огромных темных глазах.

– То есть пятидесятиметровка вольным стилем среди девочек младше четырнадцати тоже не состоится? – уточнила я.

– Не-а. Все уже собираются уходить.

Я расстроилась, что не удастся посмотреть заплыв Франчески, и одновременно обрадовалась, что смогу провести немного времени с Ларой и ее отцом, прежде чем его увезут домой.

Мама Бена открыла сумочку и вытащила кошелек.

– Может, перед дорогой сбегаешь в кафе и съешь бутерброд? – предложила она, протягивая сыну пятерку.

Бен взял деньги.

– Да неплохо бы. Тебе что-нибудь купить, мама?

– Нет, ничего не нужно. Я подожду тебя у входа. – И она подхватила пальто. – Что ж, приятно было познакомиться. Счастливого пути домой.

Я встала. Желание продемонстрировать, что я ничем не хуже Кейтлин, заставило меня протянуть руку:

– Между прочим, я Мэгги.

Она на секунду замялась.

– А меня зовут Дон.