Послушная жена

Глава тридцать третья Мэгги

После утреннего инцидента в бассейне я Лару не видела. Прошла мимо ее спальни, но стучать не стала: вдруг они с Сандро еще спят. Я слышала, как Массимо, хрустя гравием, бегает перед обедом, и была до смешного рада провести часок в одиночестве, дремля на солнышке в шезлонге, пока дети ныряли в бассейн за галькой.

Поскольку опера начиналась в девять, ужин у нас был ранний, что обрадовало маму, которая считала, что любая еда после пяти – это «прямо перед сном». Мы с Нико спустились к столу ровно в шесть, как и было велено. По пути я рассказала мужу о попытках Массимо стать тренером по плаванию и с радостью услышала, как он называет брата чурбаном. Но слишком горячо соглашаться не стала, поскольку по опыту знала: стоит постороннему едва дохнуть критикой в сторону Фаринелли, как те тут же ощетиниваются.

– Честно говоря, сам не знаю, что на него иногда находит. Но Лара тоже хороша: могла бы чаще проявлять характер. Не представляю, чтобы ты позволила мне так себя вести.

Я шутя шлепнула его рукой:

– Офигеть как верно. Надеюсь, Массимо все же не обиделся на меня. Не очень-то приятно, когда тебя не подпускают к собственному сыну.

Нико скривился.

– Думаю, братишке достанет эгоизма, чтобы с этим справиться. Пусть они сами разбираются, а мы с тобой давай-ка лучше выпьем.

Я села за обеденный стол во дворе замка, а Нико нырнул в винный погреб и вернулся с игристым просекко, «сделанным из урожая с виноградников, которые вы видели с крепостных валов».

Протянув мне бокал, муж чокнулся с ним своим.

– Где остальные-то? Я думала, к шести все соберутся.

– Расслабься, женушка. Здесь мы живем по итальянскому времени.

Я погладила его по руке.

– Да я и не жалуюсь. Наоборот, мне очень приятно побыть с тобой наедине. – Но не стала добавлять: «И хорошенько опоздать в оперу».

Муж поцеловал меня в макушку и сел рядом.

– И я очень рад, что ты здесь.

Я прислушалась к его голосу, боясь различить хотя бы тень подозрений, что я тайком таскаю у семьи золотишко. Но услышала только нежность. Слава богу.

Из своей комнаты появилась Лара с Сандро на буксире:

– Добрый вечер. – Голос звучал как-то надломленно, как будто невестке пришлось заставлять себя встретиться с нами лицом к лицу. Вот уж кто обладал поразительной способностью воспринимать жизнь как жутко сложный кроссворд.

Нико протянул ей бокал с просекко, и Лара с жадностью отхлебнула изрядную порцию. Раньше мне не доводилось видеть, чтобы она пила даже пиво пополам с лимонадом. Мои паркеровские гены ассоциировали хорошее времяпрепровождение с вином, в крайнем случае – с водкой. Или, уж совсем через силу, с перно. Но к Ларе определенно стоило присмотреться повнимательнее и проверить, что скрывается за ее сдержанной внешностью.

Массимо вернулся пару часов назад. Втайне я надеялась, что их размолвка затянется и мы все вечером останемся в замке. Если бы мой муж посмел назвать меня истеричкой, уж я бы устроила ему месть с садовыми ножницами и деликатными частями тела. Интересно, а с глазу на глаз Лара осмеливается прекословить Массимо? Я уж точно впервые видела, как она при всех набрасывается на него. Однако, если все же придется тащиться в эту треклятую оперу, хотелось бы надеяться, что супруги помирятся и нашим бедным ушам не придется выносить двойную нагрузку от трагических воплей на сцене и злобного шипения Массимо и Лары с их личной драмой.

Массимо, конечно, полный придурок, но Лара могла бы помочь себе и сама, не относясь к материнству с такой серьезностью. Да, Сандро немного застенчив и неуклюж, но оттого, что мать каждую секунду нависает над ним, ребенок воспринимает мир огромным враждебным чудовищем, готовым в любую минуту напасть на него. Лара попросту одержима своим «материнским долгом». Все мы знаем, что детям для здоровья необходимы яблоки или кисточка винограда, но я всегда была слишком ленива для уговоров: «Ну давай, скушай еще хоть три горошинки…» Да еще эта стряпня с нуля, без всяких полуфабрикатов: «Массимо хочет, чтобы Сандро считал приготовление пищи частью своих итальянских корней». Да к тому времени, как Лара подаст ужин, мальчонка уже, наверное, готов утащить сухой корм у Лупо.

Слава богу, я подобными культурными претензиями не была обременена, хоть и не спешила объявлять во всеуслышание, что Сэм иногда ужинает чипсами. Главным образом, мне хотелось уберечься от лекций на тему «киноа или смерть» в исполнении мамочек, которые будто соревновались, какую смесь поотвратительнее вроде чечевицы/нута/мороженого из авокадо каждая может заставить есть своего ребенка.

Я наполнила Ларе бокал.

– Ты спала сегодня днем? Было так жарко, правда?

– Слишком жарко.

Пауза.

– Все хорошо? – поинтересовалась я вполголоса, просто чтобы дать понять, что я на ее стороне.

Лара закусила губу и отвела взгляд.

– Да, хорошо.

Видно, я все-таки больше похожа на маму, чем думала, ибо не заметила сигнала заткнуться, откровенно посылаемого Ларой, хотя на ней разве что предупредительный щит не висел с призывом аршинными буквами «Не лезь!».

– И не переживай об утреннем происшествии, – продолжала я. – Ты бы видела, как мы с Нико иногда собачимся, верно, Нико?

Муж попытался отшутиться:

– Ну да, ты вопишь, а я слушаю и впитываю твою мудрость.

Лара как-то смешно подвигала губами, словно у нее не было сил изобразить улыбку.

Меня кольнуло разочарование. Только мне стало казаться, что со мной Лара начала смягчаться, как она опять замкнулась, напряглась, словно ожидая удара из-за угла. Сидит как истукан, на лице даже тени злости нет. Я-то надеялась, что мы хоть немного подружились: две белые вороны, волею случая связанные общими тайнами и сомнительным счастьем слияния с семьей Фаринелли, подняли собственный маленький мятеж. Но теперь я почувствовала себя обманутой.

Сейчас невестка совсем не выглядела новообретенной союзницей и подругой, излучающей тепло. Казалось, Лара расписала в календаре карандашиком, по каким датам какие эмоции следует испытывать. Среда, 15:30: небольшая вспышка радости при виде Сандро, выходящего из школы. Четверг, 10:00: всплеск разочарования, что приходится опять собирать лего. Суббота, 23:00: легкое возбуждение перед предстоящим сексом с великолепным итальянским мужем. Интересно, поддавалась она когда-нибудь порыву с Массимо. Как-то не получалось представить, чтобы Лара, с треском захлопнув дверь спальни, набрасывалась на мужа, движимая сиюминутной страстью.

Атмосфера во дворе становилась все тягостнее. Лара сидела в конце стола и время от времени произносила фразы вроде: «Будем надеяться, что хоть немного посвежеет» и «Бугенвиллея – это нечто особенное». В общем, бездумную ерунду, которую говорят, дожидаясь своей очереди к врачу, а не за столом, попивая вкусное вино и закусывая оливками, когда впереди еще длинная череда солнечных дней. Сандро рисовал, изредка что-то шепча матери. На мгновение она оживлялась, а потом снова погружалась в молчание.

Вмешался Нико:

– Слушай, Лара, посоветуй, что показать Мэгги в Сан-Джиминьяно перед этой дурацкой оперой?

– Площадь.

Нико ждал, что после очередного глотка просекко она развернет свою мысль, но за столом снова воцарилась тишина. Я отогнала подлую мысль, что подобные семейные сходки наверняка проходили бы веселее, будь Массимо по-прежнему женат на Дон. По фырканью Анны, если кому-то хватало смелости упоминать ее имя, я поняла, что первая жена моего деверя была довольно дерзкой и вполне успешно сопротивлялась диктату свекрови. Вот с Дон мы смогли бы объединиться в отрядик экспатов, этаких сестричек-снайперов, которые, прикрывая друг друга, расстреливают самомнение Анны.

Я попыталась помочь Нико в его героических усилиях «смягчить Лару», задавая множество вопросов о Сан-Джиминьяно, но пришлось остановиться из опасения начать хихикать над ее односложными ответами. К счастью, по лестнице, хрипя, спускалась мама, облачившаяся в цветастую вареную футболку, которая напоминала мишень с красным кругом по центру и дальше – бирюзовым, ярко-розовым и желтым. Впору заняться праздничной стрельбой из лука.

Нико поймал мой взгляд и предложил маме:

– Бокал пузыриков, Берил?

– Ох, голубчик, вот спасибо, порадуешь. – Она наклонилась к Ларе: – Ты как, душа моя? Что это было сегодня утром с Массимо? Никогда его таким не видела, – заявила мама, по обыкновению обходя каверзные темы на цыпочках.

– Теперь все хорошо.

Я смотрела на Лару с восхищением. Пожалуй, мне до зарезу нужно научиться не спешить со своими соображениями только потому, что собеседник в ожидании поднял брови.

Мама покосилась на Лару сквозь темные очки, в которых была похожа на растолстевшего Джона Леннона.

– Вот еще одна из причин, по которой я не рвалась замуж. Не хотела, чтобы мне указывали, как себя вести и что правильно для меня и Мэгс. И как по мне, совершенно неправильно напугать ребенка до одури, практически утопить, а потом назвать это обучением плаванию.

Нико закатил глаза и потянулся к моей руке.

– Черт возьми, Берил, не все мужья – дьявольские отродья. Вы уж не раздувайте противоречия, не отталкивайте от меня Мэгги.

Мама пихнула его локтем:

– Да ладно тебе. Ты-то как зять совсем и неплох.

Нико рассмеялся:

– Хвала Богу за это. Да и Массимо тоже не монстр. Просто расстраивается, потому что сам спортивный и ему трудно понять, когда мы, простые смертные, его не поддерживаем. Но к концу отпуска мы из тебя сделаем дельфина, правда, Сандро?

Мама хмыкнула.

– Да оставьте вы беднягу в покое. У тебя все получится, дружочек, когда ты придешь в себя и будешь готов, правда? Нет, только представь себе лицо папы, когда к концу отпуска ты научишься плавать и удивишь его! Будешь тогда подныривать под него, пока он не захлебнется. Вот и отыграешься.

Бог знает, какие неполиткорректные взгляды на жизнь появятся у Сандро после двухнедельного общения с моей мамой.

В этот момент ворвался Массимо, этакий бурный вихрь поцелуев, рукопожатий и объятий. Чмокнул Лару в макушку со словами:

– Привет, красотка. Вот ты куда пропала. А я уже боялся, что ты сбежишь с садовником и оставишь меня в одиночестве с разбитым сердцем.

Я догадалась, что так Массимо пытается публично извиниться. Меня восхищала эта его непосредственность, пусть даже он прикрывал свои чувства флером юмора. И снова я обнаружила, что сравниваю двух братьев. Вот бы Нико позаимствовал у брата каплю эмоциональности, чуточку чаще говорил, что расстанемся мы только после того, как одного из нас вынесут в деревянном ящике. Может, тогда Анна перестала бы видеть во мне этакий дополнительный аксессуар, вроде, скажем, светового люка в крыше или спутниковой навигации.

Лара почти не обратила на мужа внимания. Хотя стиснула пальцы на ножке бокала и полностью погрузилась в рисунок Сандро. Очевидно, решила, что так просто ему утренняя выходка с рук не сойдет. Лучше бы она простила Массимо. Вспыли, черт возьми, выскажи все, что накопилось, да и живи дальше. А такая заторможенность с мрачным лицом, скрытый поток подавляемого гнева, усиливающий напряжение вокруг стола, лишь портит вечер всем остальным.

Но Массимо, похоже, почти ничего не замечал, переключившись на нас:

– Привет, вижу, вы уже приступили к просекко. Мама делает столько пасты, что хватит кормить всю Тоскану целый месяц. – Он наклонился, чтобы посмотреть, что рисует Сандро, но мальчик захлопнул альбом. Массимо потребовал: – Ну-ну, приятель, дай же и мне взглянуть.

Сандро покосился на Лару, та кивнула и пояснила:

– Он рисовал замок.

Массимо поднял альбом и начал листать страницы. Сандро напрягся, его черты словно стянула невидимая нить. Ребенок закусил губу, в глазах горела жажда одобрения. Он явно был сыном своей матери и подходил к жизни так, будто ее нужно терпеть, а не принимать.

Массимо же поступил вполне по-мужски: принялся оценивающе рассматривать рисунок, вместо того чтобы посмотреть вниз на нетерпеливое личико Сандро и осознать, что у него появилась возможность загладить вину за утренний «урок плавания», слегка пригасив сверкающий ореол славы Франчески с ее медалями по вольному стилю. Мне захотелось грохнуть кулаком по столу, да так, чтобы оливки выпрыгнули из керамических мисочек. Мало нам Анны, которая вечно дергает невестку, то и дело бегая к ним домой со всякой галиматьей вроде вырезанных из газеты «научных данных», будто на велосипедном сиденье бактерий больше, чем на стульчаке для унитаза, и дает Ларе новые поводы для беспокойства. Этим Фаринелли не помешает почитать «Руководство для чайников по повышению самооценки».

Наконец терпение у меня иссякло.

– Разве он не замечательно рисует, Массимо? Мне его рисунки всегда очень нравятся.

По лицу Сандро скользнула застенчивая улыбка.

Массимо удивился, словно не совсем понимал, откуда мне знать. Мне хотелось съязвить: «Послушай, приятель, если бы ты поинтересовался у остальных, что хорошего они знают о твоем сыне, то первым делом тебе сказали бы, что он отличный художник».

– Да, конечно. – Лицо деверя дрогнуло, будто он вознамерился поговорить о чем-то куда более интересном. Вот же несправедливость: Массимо часто ходил с Нико смотреть соревнования племянницы, мог описать каждую хренову подробность победных гребков Франчески, но на достижениях собственного сына задерживался не более двух секунд.

Может, я потому лучше понимала Сандро, что бо́льшая часть окружающих считала мой бизнес по пошиву одежды маленьким веселым хобби, а не делом, которым я зарабатываю себе на жизнь. Буквально за день до этого Анна поинтересовалась, как продвигается мое «рукоделие», как будто я все это время с летним шарфом колупалась. Если бы я тогда действительно мастерила летний шарф, мигом нашла бы ему эффективное применение. Нет уж, не позволю Массимо с таким легкомыслием отнестись к способностям Сандро.

– Он свой талант от тебя унаследовал?

Массимо запрокинул голову и рассмеялся:

– Ну уж нет! Рисовать я не умею. Всегда предпочитал цифры. Это Нико вечно возился с карандашами, листья собирал, цветочки нюхал. Меня гораздо больше интересовала математика. И первое место в соревнованиях по плаванию.

Я глотнула просекко; разочарование раздулось внутри, как воздушный шарик. Сандро опустил голову, уставившись на чистый лист, но мелок не двигался.

Но прежде чем я поддалась желанию закатить глаза до отказа, пока не стану похожа на зомби, Массимо постучал по страницам блокнота Сандро:

– Если ты с тем же старанием, с каким рисуешь свои замки, будешь учиться плавать, то через несколько лет попадешь в команду Великобритании!

Лара и Сандро переглянулись. Вместо того чтобы подмигнуть сыну и ободряюще улыбнуться, как сделала бы я, Лара принялась ковырять кутикулы. Неудивительно, что Сандро уже считает себя неудачником и старается продвигаться по жизни бочком. Бедный ребенок.

Смотреть, как Сандро сгибается под тяжестью тщетных ожиданий, было невыносимо. На фоне воспитательной тактики Массимо с Ларой в духе «тяни-толкай» мы с мамой могли бы блистать в реалити-шоу суперродителей, особенно если добавить капельку брокколи и шпината.

Мне редко случалось радоваться появлению Анны, но сейчас, прибежав из кухни с огромной миской пасты карбонара, она наконец-то разрядила обстановку. На соблазнительный запах, разнесшийся по двору, из глубины сада примчались и Сэм с Франческой.

Усевшись во главе стола – а где же еще? – Анна раздала всем тарелки со спагетти, а Массимо разлил вино и лукаво спросил у моей мамы, не против ли она попробовать «одну интересную штучку». Я не удержалась и покосилась на Анну, когда мама фыркнула:

– В моем возрасте пора использовать любой последний шанс, пока солнышко не закатилось, поэтому мне просто необходимо попробовать как можно больше интересных штучек.

Но когда мама принялась нарезать спагетти на мелкие кусочки, а Сэм – с причмокиванием всасывать длинные жирные пряди, скользившие у него по подбородку, свекровь не утерпела и, прижав ладонь к шее, будто проглотила рыбью кость, возмутилась:

– Дио мио![33] Так спагетти не едят. Сэм, Берил, дайте-ка я покажу. – Она взмахнула вилкой и, драматическим движением воткнув ее в груду макарон, скрутила небольшой плотный клубок.

Я ждала, не отзовется ли мама очередным язвительным замечанием, но на этот раз она, похоже, была готова принять совет и весело крутила вилкой, смеясь, когда спагетти соскальзывали и шлепались обратно на тарелку. Сэму это показалось забавным, и вскоре все хвастались своим умением-неумением скручивать макароны.

Моя мама наклонилась к Сандро:

– Ну-ка, дружочек, помоги, а то у меня что-то не очень получается вертеть гнезда из макарошек.

И ребенок, от старания высунув кончик языка и сосредоточенно сощурившись, доходчиво показал, как нужно делать, и под маминым подбадривающим руководством сам стал чуточку увереннее.

– Экий ты ловкий для своего возраста. Вот я, например, в свои пятьдесят девять не умею так шустро крутить вилкой. А ты молодец. Умница.

Впервые за вечер в разговор включилась Лара, спросив маму:

– Вы раньше бывали в опере?

Та покачала головой:

– Скорее всего, на мой билет потратились зря, но Массимо считает, что мне понравится, поэтому постараюсь держать ушки на макушке. А если станет совсем скучно, просто засну.

Массимо всплеснул руками:

– Что за кощунство, Берил! Прополощите рот вином! – И сам сделал большой глоток.

Я вполголоса спросила у Нико:

– Разве он не должен еще вести машину?

Но слух у Массимо был очень чутким, и он вмешался, прежде чем Нико успел ответить.

– Не будь такой англичанкой, Мэгги! Мы же в Италии, стране вина. У нас считают так: если в глазах не двоится, значит, трезвый. Да я и выпил всего один бокал, но, раз уж ты такой строгий контролер, теперь ограничусь водой.

Меня несколько покоробил его высокомерный тон.

– Знаешь, садиться за руль в нетрезвом виде запрещают, наверное, не просто так. Полагаю, это как-то связано с тем, чтобы случайно кого-нибудь не убить.

Массимо рассмеялся, словно мои слова показались ему мудрствованием уроженки дремучего захолустья.

– Да я вовсе не порицаю тебя за такую законопослушность, Мэгги.

Понятно было, что он шутит, но я все равно почувствовала себя занудой на вечеринке, который собирает бутылки в специальный пакет для стеклотары, вместо того чтобы искать в шкафах заначку с выпивкой.

К счастью, мама и Сэм справлялись с любым напряжением, сравнивая, сколько итальянских слов они уже выучили. Мама вызвала всеобщий хохот, настаивая, что слово «бассейн» – piscina – произошло от того факта, что туда писает множество людей[34].

Когда после ужина мы направились к машинам, я надеялась, что сегодняшние стычки окончательно забыты, но Массимо велел мне сесть туда, где за рулем была Анна, «поскольку она ничего не пила», отчего меня разрывало между твердым намерением воздержаться от комментариев и желанием отсалютовать деверю средним пальцем.

Однако стоило нам приехать в Сан-Джиминьяно, я забыла и о Массимо, и о стычках. Казалось, мы попали на съемочную площадку. В звездное небо вздымались четырнадцать башен. Я уже готова была воочию увидеть, как на зубчатых вершинах раскачивается Человек-паук.

Мама схватила меня за руку.

– Господи, да это ж прямо Голливуд! Выглядит как дикурации.

Прямо позади нас Франческа пробормотала себе под нос:

– Декорации.

Я надеялась, что мама не слышала, но она обернулась и заявила:

– Неправильно сказала, да? Тебе повезло, тебя научили говорить красиво. Мне-то уже поздно, а вот Сэм еще успеет, и ты наверняка позаботишься, чтобы он говорил красиво, как ты.

Франческе хватило такта пробормотать:

– Извините, – а меня снова накрыло волной любви к маме. Я видел, как Анна закатывала глаза, если мама говорила «особливо» вместо «особенно», зато мамино щедрое сердце стоило всех разглагольствований Анны о грамматике. У той же постоянно зудело доказывать, что ее интеллект ослепителен, а английским она владеет много лучше, чем любой коренной англичанин. Неправильное ударение, проглоченное окончание или выпавший звук явно заботили мою свекровь ничуть не меньше мировых проблем, а вот в моем списке беспокойств грамматика занимала одно из последних мест – много ниже страха, что мне в ухо залетит мотылек и там умрет.

Площади городка были запружены бегающими детишками, которые то и дело прыгали в фонтан поплескаться, на скамейках восседали степенные дедушки в нарядных штанах и белых рубашках, а дородные бабушки так оживленно разговаривали и так бурно жестикулировали, словно речь шла о жизни или смерти.

Мы с Нико шли по мощеной улице, держась за руки, и я позволила себе надеяться, что все в нашей веселой семейке в конце концов наладится.

Наши родичи остановились у кафе-мороженого с сотней видов холодного лакомства. Франческа объяснила маме и Сэму, что означают названия:

– Вот то, bacio, то есть «поцелуй», что-то вроде лесного ореха, а вот zuppa inglese – «английский суп», немного похоже на заварной крем…

Бродя по площади, мы с Нико давали друг другу попробовать мороженое: лакрица – фу-у-у, тирамису – ням-ням, – и я купалась в счастье, которого не испытывала со времен нашего жениховства. Сэм и Франческа то и дело отбегали, пытаясь улизнуть от Анны, которая считала себя авторитетом стиля. Впереди шла мама под руку с Сандро. Мальчик время от времени останавливался, чтобы заглянуть в витрину очередного магазина керамики с миниатюрами Сан-Джиминьяно. На этой неделе наверняка появятся новые рисунки, и я ждала их с нетерпением.

Я намеренно шла впереди Массимо, чтобы он не испортил мне вечер. Они с Ларой плелись сзади, и, судя по молчаливому шарканью, она пока не простила мужа. Но Массимо решил, что не позволит ничему отравить нам удовольствие от предстоящей оперы, и то и дело пускался рысью, подгоняя нас, дабы мы не пропустили начало.

– Это же ни с чем не сравнимое удовольствие – сидеть под звездами в окружении башен и наслаждаться сказочным пением. Просто волшебно.

Я решила протянуть оливковую ветвь, сделав шаг первой, хотя мне больше хотелось просто посидеть да выпить со всеми на одной из маленьких площадей.

– Напомни мне, а что мы слушаем?

– «Пелеаса и Мелизанду» Дебюсси. Это о женщине, которая полюбила не того брата, – и он толкнул меня локтем. – Как знать, вдруг настанет момент и ты тоже поймешь, что сделала неудачный выбор.

– Ах ты, наглый проныра! – воскликнул Нико, делая вид, что замахивается на брата кулаком.

Массимо провел пальцами по волосам и поднял воротник пиджака.

– Да кто ж мне откажет, такому учтивому, спортивному, утонченному?

Нико возразил:

– Зато я гораздо добрее тебя и чувствительнее, поэтому лучше понимаю, чего хотят женщины.

– Зато я мужественнее! – Массимо принял позу морячка Попая[35]. – Разве не так, Лара?

Та не ответила. Меня поразило выражение ее лица, как будто невестка собиралась заплакать, а то и закатить истерику. Я уже почти не слышала глупого перешучивания Нико и Массимо. Интересно, Лара не ревнует? Не похожа она на женщину, которая считает, будто все охотятся за ее мужем. Хотя, если честно, многие женщины, вероятно, расчехлили бы удочки в надежде поймать Массимо.

Нико меж тем продолжал, ничего не замечая:

– А еще я умею слушать, а именно это чаще всего нравится женщинам.

– Зато я бог секса. Когда доходит до дела, женщина всегда предпочтет постельные удовольствия твоей чашке чаю с печеньем. Правда же, Мэгги?

Я хотела направить разговор в другое русло, но не нашла подходящей темы и уклончиво хмыкнула.

Массимо обнял Лару за плечо, которое выглядело не более приветливым, чем полоса колючей проволоки:

– Давай, Лала. Скажи им, как важно для мужчины быть мастером в сексе.

Молчание.

Деверь огляделся.

– Ну-с, и каков же будет вердикт? Может, все эти годы я поступал неправильно? Раз уж мы не в состоянии сделать еще одного ребенка. Может, тебе нужно, чтобы я больше слушал? Чтобы сидел напротив, пока ты будешь рассказывать мне обо всех интересных делах, которые совершила за день. Может быть, тогда ты забеременеешь, если больше ничего не помогает?

И атмосфера вечера сразу стала другой: непринужденное поддразнивание сменилось недобрыми подначками и выяснением запутанных вопросов, которые плющом вползают в любые отношения, с одинаковой легкостью и связывая, и разделяя.

Лара повернулась к нам лицом, перебегая взглядом с одного на другого, как будто мы перешептывались у нее за спиной, обвиняя ее в неспособности родить второго ребенка. Я-то полагала, что они больше не хотят детей, да и Нико никогда не утверждал обратного.

Лара пожала плечами.

– Кто знает, в чем проблема? Просто так сложилось. – Голос у нее дрожал, как дрожит земля, предвещая землетрясение. Ей, конечно же, не нравилось, что их личные проблемы выносятся на всеобщее обозрение, к тому же она еще злилась на Массимо за утренний инцидент в бассейне, и все это соединилось в гремучий коктейль, способный привести лишь к ссоре.

Да, очень было бы интересно посмотреть, как Лара психанет, но я знала, что она ненавидит публичные скандалы.

Поэтому я продолжала идти, размышляя, не лучше ли промолчать и не усугублять ситуацию. Но свойственный всем Паркерам ужас перед молчанием победил. Меня убивала неловкая пауза, пока все пытались приспособиться к очень личному делу, ненароком всплывшему посреди общего веселья. И я рискнула:

– Да кому ж охота вернуться к подгузникам, бессонным ночам и дурацким бутылочкам?

Массимо отозвался сразу:

– Лара очень долго кормила грудью и была в восторге.

Я моментально почувствовала, что умудрилась не только оскорбить невестку, но и сама получила еще один отрицательный ярлык, поскольку осмелилась предположить, будто ребенок способен выжить на искусственном вскармливании.

Лицо у Лары вытянулось. Она вывернулась из-под руки Массимо и ринулась к маме и Сандро, которые разглядывали в витрине крупномасштабную модель Сан-Джиминьяно.

– Посмотри. Видишь ворота в городских стенах? Раньше их закрывали, когда люди укладывались спать, чтобы в город не попадали злодеи.

Я прикусила губу и покосилась на Нико, на лице у которого было написано: «Мы же не нарочно».

Массимо, похоже, совсем не переживал, что Лара расстроена, и пошел с нами, заявив:

– Ну и ладно. Что ж, послушаем оперу и посмотрим, кто из братьев победит.