Семен Пахарев

19

Теперь проверка посещаемости уроков учениками стала для Пахарева одной из главных забот. Ведь чтобы сохранить видимость благополучия, хотя бы в официальной отчетности, учителя скрывали неявку школьников в классы. Например, девочка Нина Сердитых по неделям не показывалась на занятиях, однако в журналах этого не значилось. Пахарев вызвал Тоню и предложил учкому поинтересоваться судьбою Нины Сердитых. В тот же день Тоня доложила директору, что мать сама не пускает свою дочь в школу, а велит ей подрабатывать…

— Какая же у матери Нины профессия? — спросил директор.

— Ее называют все шинкаркой, — ответила Тоня.

— Вы знаете, что это такое, — шинкарка?

— «Выпьем же чарочку за шинкарочку», — говорит Варлаам в «Борисе Годунове», — сказала Тоня и смутилась. — Это какая-то, выходит, древняя, но вновь возродившаяся у нас профессия.

— Нет такой профессии — шинкарка, это кличка людей, незаконно изготовляющих и хранящих спиртные напитки и торгующих ими. Отыщите Нину Сердитых и пришлите ко мне.

Но учком не нашел Нину Сердитых. Пьяная ее мать выгнала учком из дома. Из ее бессвязных выкриков ученики поняли только одно, что мать побила Нину и та уже около недели пропадала. Стали искать Нину везде, вплоть до милицейских камер. И наконец-то ее нашли в школьном дровянике. Марфуша пошла за дровами и обнаружила девочку. Нина проделала в дровах нору, положила туда тряпье и, свернувшись калачиком, спала. Было осеннее утро, моросил дождь. Ученики всей гурьбой повели Нину в кабинет к Пахареву. Марфуша держала ее за руку. Всклокоченная, бледная, неопрятная, девочка стояла перед директором, опустив глаза, и хныкала.

— Почему ты не посещаешь занятий? — спросил Пахарев.

— Я боюсь… Много пропустила.

— А почему же пропустила?

— Я была занята. Помогала мамке.

— В чем помогала?

Девочка замолчала.

— У нее мать самогонку гонит, — сказала подруга Нины Мухитдинова Фатима. — Уходит на базар торговать и Нину заставляет сидеть в бане, подле самогонного аппарата. А то посылает на рынок сбывать самогонку.

— Почему ты ночуешь не дома? — спросил Пахарев Нину.

— А дома у нас дяди… Всю ночь пьют и поют песни и не дают мне спать. И маменька тоже пьет с дядями, а тут раздерется и меня лупит. А дяди хватают меня, и мне стыдно…

Пахарев велел послать за матерью. Пришла пьяная, встрепанная женщина и набросилась на дочь:

— Я тебе шкуру спущу, как только ты домой придешь.

— А я не приду.

— Ах ты так?

Шинкарка набросилась на дочь и пыталась ее ухватить за волосы, но ученики загородили Нину.

— Я ей рожу раскровеню, щеку на щеку помножу, — кричала женщина в исступлении. — Она будет век свой помнить, как родной матери не подчиняться… позорить меня… Есть хлеб даровой. А хлеб, он мне с трудом достается. Я трудящаяся. Я сама ночей не сплю в заботах… И себя кормлю, и ее лелею, шельму.

Девочка дрожала от страха, не переставая хныкать.

— Марш сию же минуту домой, паршивка, — кричала женщина.

— Иди проспись, — сказал шинкарке Пахарев. — Я тебя вызову.

— Ты вызывай свою жену, или зазнобу, или своих, училок, а я тебе не принужденная…

Она стремительно удалилась, хлопнув дверью. В кабинете наступило тягостное молчание.

— Как же быть? — обратился Пахарев ко всем.

— Я возьму девочку в свою семью, — сказал Андрей Иваныч. — У меня своих детей пятеро, при них шестой не будет в тягость, не объест. И я не останусь внакладе.

— Нам стыдно будет всем, что фактически беспризорную девочку берет к себе бывший служитель культа и тем самым, хотя и без умысла, но объективно ущемляет нашу совесть, — сказала Тоня. — Я поговорю с папой, и мы ее возьмем к себе…

— Факт! — согласился Женька. — Я беру над ней шефство вместе с моим отрядом пионеров.

— Нет, шефство возьмет над ней учком, — заявили члены учкома. — Вот только надо придумать, где ей жить всего лучше.

— Жить будет у меня, — заявила Мария Андреевна. — А что учком берет над нею шефство — очень хорошо.

— Ну вот и договорились, — сказал Пахарев. — У учкома будет добрая забота о своем товарище, о живом человеке, а не об абстрактном…

С тех пор Нина Сердитых стала жить у Марии Андреевны…