Путешествие по Египту вместе с Найтами продлилось ещё неделю, большую часть которой мы пробыли в Александрии. И вот этот город разительно отличался от всего, что было видено мною ранее в Египте. Он был не в пример ухоженней, богаче Каира, да и люди здесь выглядели не такими забитыми и бедными. Возможно, сказывается близость Средиземного моря? В общем, провели время на пляжах, с интересом осмотрели различные храмы и мечети, пусть и внутрь не ходили — чужую культуру стоит уважать, а посещение в европейско–туристической одежде мусульманского храма сродни плевку на религию.
К моему сожалению, я не нашёл ничего действительно интересного среди возможных магических сувениров и других товаров, а учебные материалы по магии, будь то свитки или книги, во–первых, на арабском, а во–вторых — для учеников и волшебников с гражданством Северо–Африканского Содружества Магических Государств. Забавно оказалось. Выяснилось, что на всю северную Африку есть одна большая магическая школа в Марокко. Вот только я не сразу догадался, что это именно Марокко, ведь местные волшебники называют её Аль–Магриб–аль-Акса. А ещё есть магический университет, в котором уже получают какую–то специальность, вот только чему там могут научить мне непонятно — языковой барьер.
В общем, в Англию мы вернулись во вполне хорошем настроении, а Найты ещё и загорели чуть–чуть. А я вот ни в какую — остался аристократически бледен и даже волосы не выгорели. Я, если честно, переживал за их превращение в солому, но нет — всё такой же светлый–светлый блондин со вполне послушными и прямыми волосами.
Вот так, за поиском изменений во внешности из–за резкой, но оказавшейся незаметной, перемены в климате, я заметил одну занимательную вещь — я реально вырос! Ну, то есть, мне уже сколько? Тринадцать? А вытянулся уже почти до роста Джона, а у него он сто семьдесят шесть сантиметров. Не высокий, да, но по английским меркам вполне укладывается в понятие «середнячок». Мне чуть–чуть не хватает. Вообще, я рассчитывал на метр восемьдесят, может чуть побольше, ведь так мне было бы привычно, но вот сейчас я вдруг распереживался, что могу и превзойти эту планку. Зелья виноваты и тренировки? Возможно, возможно. С другой стороны, если скачкообразного увеличения роста не будет, то с такими темпами я как раз и вымахаю до желаемого.
На следующий день после приезда, я решил за завтраком поднять важный вопрос. Вот так, сидя в столовой, объединённой с кухней, покончив с завтраком и просто добивая напитки в кругу приёмной семьи, я и заговорил:
— Джон, Сара, есть важный разговор.
Джон опустил газету и внимательно на меня посмотрел, а Сара кивком головы дала понять, что в разговоре участвует, но от ухода за своими цветочками в горшочках отвлекаться не собирается.
— В общем, тут такое дело. Вы знаете, что я знаю, что вы знаете… В общем, ни для кого здесь не секрет, что я приёмный.
— Само собой и мы давным–давно об этом говорили, — пожал плечами Джон.
— Так вот. Я вам не говорил, но я помню кое–что из периода своего младенчества.
Теперь Найты выглядели несколько заинтересованно. Даже Сара отвлеклась от цветочков на подоконнике, садясь за стол.
— Проведя некоторое, с позволения сказать, расследование, я вышел на дом предков своей биологической матери.
Дальше я не знал, что рассказывать.
— Вижу, ты в растерянности? — улыбнулась Сара. — Просто говори, как есть. Ты давно проявляешь себя вполне сознательным молодым человеком. Кристиан, старший наш, вообще в шестнадцать ушёл из дома, проявив самостоятельность.
— В общем, — выдохнул я. — Это довольно старая семья волшебников, целый род, история которого насчитывает уже не одну сотню лет. Вот только сейчас там всё находится в крайне подвешенном, плачевном состоянии. В живых остался только один человек, способный наследовать, но, скорее всего, неспособный.
— Это как? А, хотя… — задумался Джон. — Неспособен оставить потомство?
— Скорее всего. Сейчас он уже двенадцатый год находится в тюрьме для волшебников. По ложному обвинению. Возможно. Есть ещё три женщины, сестры, но род старый и ведёт своё начало из дремучих патриархальных времён, как и традиции. Там просто не может наследовать женщина. Да и к тому же одна из них в той же тюрьме, вторая замужем за волшебником в первом поколении.
— Хм, что же это за тюрьма такая, после которой люди не способны детей делать? — задала вполне разумный вопрос Сара, как–то подозрительно поправив локоны чёрных волос.
— Волшебная тюрьма. Там в страже не только волшебники, но и одни из самых опасных магических существ, одно присутствие которых пагубно влияет на психику, а сами они способны выпить душу. Буквально.
— Какой ужас! — приложила руки к лицу Сара, а Джон нахмурился.
— Надеюсь, ты будешь законопослушным гражданином Магической Англии, Макс.
— Это ещё что. Говорят, что в Азкабане, этой самой тюрьме, даже камни пропитаны ужасом и страданиями. А когда дело касается волшебства, то «пропитанный страданиями» нужно понимать буквально. Недавно было мною замечено, что волшебство вполне неплохо ощущается этаким шестым чувством. Это трудно описать словами… В общем, плохо там.
— Ты говорил о трёх сёстрах, — напомнила Сара.
— Да. Там мутная история, в которой я знаю лишь результат. Третья, младшая, является моей биологической матерью. Однако, её муж, по каким–то причинам решил, что меня нужно бы выкинуть из его рода. Вроде бы она была против, но, как я и сказал, слишком там всё мутно. В общем, пара ритуалов, и к роду биологического отца я отношения больше не имею, ни генетически, ни магически, ни как–либо ещё. Как я недавно выяснил, после такого я должен был умереть, но вот, не судьба. Получилось так, что я практически идеальная копия матери, только мальчик. Соответственно, являюсь единственным мужчиной, способным наследовать род.
— Я не понимаю, — хмуро сказал Джон, — какие нужны причины, чтобы вот так обречь на смерть своего ребёнка.
— Да и мать хороша, — хмыкнула Сара.
Тут нужно дополнить информацию.
— Есть множество магических способов навязать волю, заставить забыть что–то и прочее. Но это я всё к чему — в ближайшем будущем я буду много времени проводить в доме предков.
— Хм, — Джон задумчиво почесал подбородок. — А что тебе даст вступление в наследование? Насколько это практичный и разумный поступок.
— Сложный вопрос, на самом деле. Куча ответственности вкупе с огромной библиотекой по магии, защищённый магией дом, в котором жили многие поколения волшебников. Поверьте, факт их проживания имеет большое значение. Как Азкабан пропитан страхом, ужасом и прочим, так и этот дом пропитан родственной магией.
— Странная эта ваша «магия», — ухмыльнулся Джон. — Но, ты ведь уже решил?
— Не уверен.
— Скажу тебе так, Макс. Когда в жизни тебе предоставляется возможность достичь чего–то, получить нечто большее, чем даётся другим, то нужно хвататься за эту возможность. Сомнения из–за возможных сложностей и трудностей, возможных неудач и провалов, приведут лишь к разочарованию и многим печалям в будущем. Лучше решиться на что–то, чем жалеть потом о нереализованных возможностях и гадать: «А что было бы, если?».
— То есть вы не против?
— Само собой! — улыбнулась Сара. — Ты не первый ребёнок в семье. Мы прекрасно знаем, что рано или поздно дети покидают родительский дом, главное — обеспечить им хороший старт. Кто–то раньше, кто–то позже. Ты, Макс, уже сейчас готов начать самостоятельно жить. Это странно для нас.
Сара положила руку на плечо мужа.
— Странно и необычно, но это не значит, что мы будем как–то тебя удерживать.
— Да я и не съезжаю совсем, — улыбнулся я. — Не раньше, чем окончу школу.
— Тем не менее. Если вариант с наследованием может предоставить тебе больше возможностей и перспектив, то стоит его взять в расчёт.
Такое отношение не могло не вызвать у меня улыбку. Честно говоря, я опасался, что Найтам не очень понравится такая идея. Хоть и знаю их я вполне неплохо, да и люди они не чужие, но всё равно были сомнения. А тут всё прошло довольно легко и без конфликтов интересов.
После завтрака я переоделся в джинсы, футболку, перекинул через плечо сумку и взяв на всякий случай куртку, отправился в дом на Гриммо.
Побеседовав о погоде с леди Вальбургой и выпив чаю, заботливо приготовленного Кричером, мы перешли на более животрепещущие темы.
— Итак, Максимилиан, — заговорила Вальбурга, сделав пару затяжек. — Сейчас на дворе лето, каникулы, и меня снедает любопытство — что ты планируешь делать?
— Вообще, или в ближайшее время?
— Оба вопроса.
— Думаю, заняться домашним заданием на лето. В прошлый раз я умудрился тянуть до последнего, что вылилось в сумасшедший аврал последних чисел августа.
— Это довольно разумный поступок. Однако, я бы хотела внести некоторые коррективы в твои планы.
Я лишь вопросительно выгнул бровь, пародируя одного зельевара.
— Если ты планируешь принимать род, а я смею надеяться, что это так, то тебе стоит бросить свои усилия на поиск кольца.
— С чем связана такая спешка? Ну, помимо вашего желания скорее обрести главу.
Вальбурга улыбнулась.
— Обрести главу для рода действительно важно и это успокоило бы волнения в моём старом нарисованном сердце, но причина тут несколько иная. Кричер!
Хлопок раздался как всегда сбоку от меня.
— Кричер явился, госпожа.
Старый домовик привычно глубоко поклонился, одной рукой держась за спину.
— Кричер, скажи Максимилиану то, что говорил мне.
Кричер медленно развернул голову ко мне, словно пародируя разных монстриков из фильмов ужасов.
— У молодого необычного гостя древнейшего и благороднейшего рода Блэк, — без единой запинки, ровным, но всё так же скрипучим голосом говорил домовик, — начала меняться магия. Старый Кричер ощущает, да.
Домовик начал перебирать пальцами рук.
— Магия медленно меняется. Без остановки, — Кричер внезапно развернулся в сторону портрета. — Госпожа Вальбурга! Гость всё меньше и меньше похож на госпожу Нарциссу…
Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать.
— Как сильно?
— Совсем мало, — замотал головой домовик. — Совсем мало, да. Но меняется.
— Свободен, Кричер, — строго сказала Вальбурга и домовик, поклонившись, исчез.
Я задумчиво молчал, Вальбурга смотрела на меня, делая одну затяжку за другой.
— Мне, честно говоря, всё равно, — заговорила она, отложив на столик мундштук с сигаретой, — каким образом ты запустил изменения в своей магии. Основная проблема в том, что если эти изменения зайдут слишком далеко, то кольцо тебя не примет. Но, если сначала получить кольцо, то дальнейшие изменения не будут иметь значения, пока твоя магия будет хоть немного напоминать эталонную.
В голове моей крутились мысли и очевидные догадки о причинах столь интересных изменений.
— Тут можно колдовать?
— Это родовой дом волшебников, Максимилиан. Возможность колдовать здесь без опасений очевидна.
Достав палочку из кобуры на предплечье, я тут же взмахнул ей.
— Серпенсо́ртия.
Кончик палочки слабо полыхнул светом и с него сорвалась небольшая змейка. Упав на пол, она явно недовольно озиралась вокруг, попутно сворачиваясь в кольца. Вальбурга не скрывала во взгляде интерес к происходящему и даже поудобнее устроилась на своём нарисованном кресле.
Змейка заметила меня, попробовала языком воздух на запах.
— Двуногий–с–с, — зашипела она, чем вызвала мой непередаваемый шок. — Отменяй–с–с колдунство-с… Покусаюс–с–с.
— Вот это поворот! — восхитился я и сосредоточил на змейке всё своё внимание. — Ты меня понимаешь–с–с?
— Говорясчий–с–с? — змейка приподнялась над землёй, рассматривая меня внимательно.
— Ну нахрен! Випера Эване́ско, — бесцветный сгусток устремился с кончика палочки в змейку, выжигая её из реальности, отменяя призыв.
— Очень любопытно, Максимилиан, — Вальбурга на портрете знакомо улыбнулась. Словно хищник. — Не желает ли этот молодой человек поведать старой леди о чём–то очень интересном?
— Откровенно говоря, — обернулся я к портрету. — Не особо. Не готов я пока делиться такими тайнами.
— Не похоже, что это связано с твоим происхождением. Блэки никак не пересекались с Гонтами и прочими носителями серпентарго. Значит, это приобретённая способность.
Вальбурга сменила хищный оскал на дружелюбную улыбку.
— Жду с нетерпением, племянничек, когда ты наконец созреешь до того, чтобы порадовать старую леди интересной историей.
— Безусловно… Безусловно…
Я уже погрузился в свои мысли, размышляя о далеко как непростых возможностях моего меча. Судя по всему, каким–то образом, поглощение души василиска сказалось на моей магии, ещё и добавив эту интересную способность. Интересно, так влияет изменение магии или душа? Если Оружие Духа является частью меня и поглотило душу василиска, то произошло слияние? Другой вопрос — если слияние душ приводит к изменению магии тела, то является ли магия продуктом сугубо физиологическим, или всё–таки как–то зависит от души?
Тут мне вспомнился ритуал воскрешения Волдеморта. Он использовал кость отца, кровь врага и плоть слуги. Отец его — маггл. Следовательно, генетически он никак не мог быть ни волшебником, ни змееустом. Как не был змееустом и Петтигрю. Змееуст Поттер, но если верить канонным выводам Дамблдора, то причина тому — крестраж в его лбу. Крестраж — осколок души, не несущий никакой органики. Следовательно — способность говорить со змеями передаётся «духовным» путём. Влияет ли крестраж на магию Поттера? Неизв… Известно. Неспроста же подошла ему палочка–близнец Волдеморта. Хм. Получается, что магия не является сугубо физиологическим продуктом, но ещё и зависит от души. Но по словам Вальбурги, до недавнего времени моя магия полностью соответствовала Нарциссе. Почти полностью.
Из всего этого можно сделать вывод, что тело, душа и магия взаимосвязаны. Одно влияет на другое, другое на третье, а третье на первое. А может и в другом каком порядке, но влияние однозначно. Зачем мне эти умозаключения и знания? Понятия не имею.
— Что же, тогда мне действительно стоит заняться поиском кольца, — вслух подвёл я итог своим мыслям и посмотрел на леди Вальбургу. — У вас есть какие–нибудь идеи или предложения?
— Ни единого, — отрицательно качнула головой Вальбурга. — Даже если у кольца и есть какое зачарование для его поиска, то я о нём не знаю. Скорее всего — нет. В доме даже живых портретов всего два — мой и лорда Финеаса Блэка. Правда, его портрет надёжно заперт по его собственной воле. В своё время он являлся директором Хогвартса, потому его портрет висит в кабинете директора. Портреты директоров зачарованы таким образом, что обязаны отвечать на вопросы текущего директора, а как ты понимаешь, он спросить может и о происходящем в доме, о семье и прочее. Для того и заперт портрет, чтобы Финеас Блэк не мог знать вообще ничего, что происходит в доме, а значит и рассказать.
— Но почему не делали портреты? — удивился я. — Было бы здорово и полезно пообщаться с предками.
— Очень мало чистокровных старых семей делают портреты предков. Сейчас я понимаю причины — самоуверенность. Ведь немыслимо, что великий род может прерваться или остаться без старшего поколения, способного донести свою мудрость до молодёжи.
— Но, если так, почему вы сделали свой портрет?
Вальбурга вздохнула и помолчала минуту.
— Я была последней из рода, не считая глупого предателя Сириуса. Надежда на то, что он образумится ничтожно мала, а другого наследника не было и не предвиделось. Даже если он и выберется из Азкабана, то я уверена, вновь пойдёт наперекор роду и детей от него ждать не стоит. Вот и сделала свой портрет. Для двух целей. Если вдруг будет наследник, то рассказать ему всё о роде. А ещё, чтобы отчитывать непутёвого сына, если вдруг Сириус выберется из Азкабана и появится здесь со своими безумными друзьями–грубиянами, предателями крови и прочим невоспитанным сбродом, способным лишь разорять и поносить достижения предков.
На этой речи Вальбурга гордо вскинула подбородок. Аристократка, блин.
— Не надо так на меня смотреть, Максимилиан. У портрета не так уж и много целей в существовании, лишь то, что было вложено перед самой смертью. Ты же видел, какие портреты в Хогвартсе? Многие ведут себя совершенно несвойственно уважаемым людям, коими были при жизни. Всё потому, что многие умирали, уже достигнув каких–то целей, без сожалений и прочего. В итоге многие занимаются ерундой, о которой и думали перед смертью. Знаешь сэра Кэдогана?
— Пф–ха–ха, приходилось видеть. Забавный.
— По слухам, он умер довольно молодым, но при жизни достиг и выполнил всё, что полагается рыцарю. Служил Короне, воевал, спас принцессу и убил дракона. Проведя всю жизнь в тренировках и походах, он так и не отдыхал и не веселился по–настоящему. Вот и носится теперь от портрета к портрету, донимая всех своими неумелыми шуточками.
— То есть, у вас…
— Тс–с–с, — Вальбурга показала мне жестом молчать. — Размышляй об этом молча. Не хочу погружаться в те воспоминания.
После этого разговора, я отправился заняться домашней работой, попутно написал письмо Гермионе с вопросом о том, не помнит ли она способа найти какой–либо магический предмет, принадлежащий человеку.
Половину домашней работы по трансфигурации я сделал к вечеру и отправился к Найтам. Там, поужинав, отправил с Пиратом письмо Гермионе. Попутно написал заявку на подписку в Ежедневный Пророк. Даже не знаю по какой причине раньше игнорировал это наверняка увлекательное чтиво.
Пират вернулся через час, принеся с собой два письма. Одно было на вполне обыкновенном тетрадном листе, а второе, как и положено, в конверте.
Гермиона писала, что ничем вообще не удивлена. В моём стиле — написать единственное письмо за лето, и то в нём не будет ни слова про «как дела» и прочее. Сразу коротко и по сути. Ну не виноват я, что мыслю таким образом! Не люблю я плясать вокруг да около, изображая интерес. Я и без этого могу сказать, что она скорее всего ездила во Францию, в Париж, посетила все мыслимые достопримечательности, оббегала весь Лувр, попутно облизываясь на Сорбонну. А посетив магический квартал, всенепременно купила по образцу различных сложнейших для понимания книг с экзотическими чарами сомнительной практической ценности, главное — чтобы красиво. Она такое любит. Ах да, и обязательно привезёт с собой несколько образцов французской магической моды. Именно это я написал ей в ответном письме.
Относительно моего вопроса, то она не помнит никаких подобных чар, заклинаний, ритуалов и прочих поисковых методов. Упомянула о различных поисковых зельях, используемых с зачарованной специальными чарами картой, но это методы для поиска живых и разумных.
В письме от издательства «Пророка» было одобрение подписки и указаны сроки доставки газеты совой. При желании можно оформить другие способы доставки, вплоть до маггловского почтальона, но все они дороже, а сова — один кнат. Смешная цена, но кажется мне, что «Пророк» финансируется меценатами и министерством. Или даже просто Министерством, а там для всех очевидна выгода правильной подачи информации в массы, потому и газета доступна для абсолютно любого человека.
Откинувшись на спинку стула, я уставился на пасмурное небо. Середина июля на дворе. Чем заняться? Попытки осмыслить запомненное в Запретной Секции всё ещё несколько бесполезны, пусть и не во всех областях. Неплохо даются зелья, основа литературы о которых представляет собой различные рецепты наполовину с историей возникновения, создателем зелья, редкими строками с объяснением уникальных реакций и взаимодействий ингредиентов, сложновычислимых по таблицам совместимости. Это усваивается, да, пусть и не быстро. Зато не тратится время — этакий пассивный режим.
Различные чары и заклинания, приведённые в закрытой литературе, поддаются осмыслению и освоению очень плохо. Тупо повторить — не проблема. Вообще не проблема. Но вот понять, что–то поменять, контролировать в случае с потоковыми, как Адское Пламя — нет. Да вообще! В общем, чтобы быть кем–то большим, чем просто автоматизированное приложение к палочке, кастующее бытовые да Ступефаи всякие по готовому шаблону, обязательно нужно знать руны и арифмантику. Нет, не в том приоритете — арифмантику и руны. Абсолютно всё без исключения в той или иной мере использует эти науки. Арифмантика, как я догадываюсь из–за неимения обучающей литературы начального и среднего уровня, это далеко как не просто аналог математики. Здесь учитываются этакие эзотерические значения цифр, их численных комбинаций, зависимости от порядка их расположения и прочее. Помимо этого, я заметил непривычные и новые знаки операций с числами, значение которых пока что ускользает, как и сокращений наподобие косинуса и прочее. Но и это не конец.
Та или иная нумерологическая формула может иметь варианты «трактовки», зависящие от приписанных в тех или иных местах рун. То есть, если без рун требуется одна серия магических манипуляций и точечные изменения в ней в одних местах приведут к одним последствиям, то при наличии какой–либо руны в начале — результат становится другим. Насколько? Не знаю. При этом руны могут стоять в формуле где угодно, искажая в итоге всё заклинание и метод его создания до неузнаваемости. Интересным моментом было то, что, судя по всему, недостаточно просто знать, какие изменения вносят руны в арифмантическую формулу — нужно иметь чёткое представление значения руны, их комбинаций, сочетаний с цифрами и прочее.
Выяснил я эти моменты банальным сравнением формул Бомбарда и Бомбарда Ма́ксима. Всего одна руна перед четвёртой из пяти частей формулы вынуждает добавить один базовый жест, изменяя и поток магии в палочку.
Безусловно, весь этот сумасшедший объём информации не обязателен для выполнения заклинания — это нужно, если выполняешь заклинание первый раз, самостоятельно, а воображение, фантазия и пространственное мышление отсутствуют как класс. При изучении магии с наставником порой достаточно нескольких демонстраций, очень размытого представления о формулах, подбор подходящего именно для тебя жеста и ключа–слова или фразы. Скорее всего это связано с тем, что волшебники на подсознательном уровне чувствуют магию, её изменения и прочее. Потому, просто посмотрев, представив, пожелав и методом проб и ошибок подобрав диапазоны взмахов палочки под себя, волшебник способен более–менее повторить заклинание, чары и прочее.
Вот и получается, что моя концепция «крутого волшебника» в итоге требует море знаний и супермозг для быстрого вычисления всех этих массивов данных.
Пока размышлял об этом, вспомнилась магия из гримуара. Там у большинства заклинаний другая структура. Они представляют собой двумерную графическую схему, являющихся подразделом ритуалов. И вновь я не имею понятия о том, как и почему нужно визуализировать именно такие схемы, таких размеров, а линии в них должны идти под именно таким углом или изгибом. Повторить их я могу лишь по той причине, что визуальный результат их применений, как и ощущения магии при использовании, наряду с самими схемами, намертво впечатаны в память.
В общем, пахать ещё и пахать. А можно ещё немного поприбираться магией в доме. Кричер лишь храбрится, желая казаться сверх–полезным Вальбурге — он даже готовит вручную. И убирает. Всё руками. Лишний раз даже не аппарирует. Да и немного раздражает пыль и паутина в коридоре, хоть она и совсем не ощущается грязью. Словно это антураж такой.
***
Перед самым августом сова принесла мне волшебную газету. Не первую, и смею надеяться, не последнюю. На первой полосе красовалась колдография Сириуса Блэка во время задержания. Невменяемый, страшный, с безумными глазами, держащий табличку с номером и орущий то в камеру, то куда–то вбок.
Прочитав статейку о страшном и ужасном стороннике, чуть ли не правой руке Волдеморта, я, на горячую голову, уже было бросился собираться на Тисовую улицу, но тут же одумался. Кто сказал, что он там будет? Сколько мне его там ждать? Что делать, когда дождусь? Где вообще гарантии, что я не проведу время впустую. Плюс, не стоит забывать и о том, что за домом Поттера вполне может вестись куда более профессиональная слежка, чем просто старая бабушка–сквиб с ордой магических кошек? Нет никаких гарантий, а значит ловить его лучше всего в Хогвартсе, во время проникновения в нашу гостиную.
Помимо этого, нужно разобраться ещё и с тем, можно ли как–то найти кольцо магией. Просто, ну… Поймаю я Блэка, начну выспрашивать, мол: «Где кольцо, Бродяга?», а он мне в лицо плюнет и будет молчать. А легилименцию я не знаю. Да и если бы знал, то не полез бы в голову безумцу. В том, что он безумен я не сомневаюсь ни секунды.
В дом на Гриммо я хожу чуть ли не каждый день и причина тому одна — магия. Там был небольшой укреплённый чарами зал, в котором можно поливать заклинаниями забавных бочкоподобных манекенов на колёсиках. Они могут держать палочку, двигаться, огрызаться простенькими ступефаями фиксированной мощности, но высокой плотности огня. Помимо этого заметил, что частое и мощное колдовство в доме почти незаметно, но улучшают его энергетику. Неспроста Вальбурга говорила о том, что дом впитывал колдовство многих поколений Блэков. Сейчас, после застоя, это самое «впитывание», как и последствия его, пусть крайне слабо, но ощущаются. Я затрудняюсь сказать, в чём точно выражены эти улучшения, ощущения и прочее. Просто чувствую.
Ещё здесь есть старые учебники и принадлежали они Беллатрикс. По крайней мере так сказал Кричер. Нет, я не мог попасть куда угодно в доме, слишком уж он «законсервирован». Но может домовик. Были здесь учебники и других Блэков, но прямо комплектами, да ещё с разными пометками на полях — только её.
Если верить сказке о Поттере, то в Хогвартсе есть учебник Снейпа, полный подсказок по зельеварению. В основном по зельеварению. Так вот, в учебниках Беллы была уйма зарисовок и подсказок по чарам и заклинаниям, и совсем чуть–чуть по трансфигурации. Начинались они с третьего курса, и чем дальше, тем более изощрённые они были в плане формул и конечного воздействия на цель, а к седьмому курсу уже были лишь готовые заклинания с редкими формулами. В общем, интересное чтиво.
Уже привычный мне хлопок раздался спереди. Опустив книгу и выпрямившись на диване, я посмотрел на подозрительно покосившегося Кричера.
— Госпожа Вальбурга желает поговорить со странным гостем, — проскрипел он, тут же исчезая всё с тем же хлопком.
Спустившись из выделенной мне комнаты вниз, к портрету Вальбурги.
— Леди, — кивнул я, присаживаясь на стул, конкретно прописавшийся в этом углу.
— Максимилиан, — кивнула она, сидя в кресле. — Время уходит. Кричер утверждает, что изменения твоей магии замедляются, но никто не может быть уверен, что они остановятся. Скажи, Максимилиан, ты принял решение о принятии рода?
Отбросить сомнения, да?
— Я считаю это вполне разумным шагом. Главное, чтобы не пришлось слишком глубоко погрузиться в политику и прочее — меня магия интересует.
— Да хоть вообще до смерти не суйся в эту политику, — отмахнулась Вальбурга. — Можно даже не объявлять о появлении Лорда Блэк. Хм… Так будет даже лучше. Раз ты решил взвалить на себя эту ответственность, то нам нужно сделать одну вещь. Раз кольцо найти в ближайшее время не представляется возможным, то хотя бы проведём привязку к Гобелену.
— Чем это поможет в нашей ситуации?
— Очень просто, Максимилиан. Дом, гобелен, кольцо, различные чары — всё это взаимосвязано. Дом тебя принял, но не полностью, ведь не хватает других элементов, словно рун в цепочке. Ты уже многократно колдовал в доме, потому и твоя магия теперь здесь есть. Привязка к гобелену будет ещё одним звеном в цепи и в тот момент, когда ты найдёшь кольцо, оно не будет воспринимать твою медленно изменяющуюся магию, как нечто чужое.
— Леди Вальбурга. Вы простите мне мою безграмотность в этих вопросах, но зачем нужно кольцо?
Вальбурга явно собиралась возмутиться, но я поспешил добавить.
— Имеется в виду сугубо прикладной, а не символический аспект.
— Хм, — портрет женщины имел довольно отходчивый характер и уже через секунду ей не хотелось устраивать маленький скандал. — Прикладной аспект, значит? Даже и не скажу так сразу, с чем можно сравнить для лучшего понимания. Скажу так — это ключ, печать и документ. Ключ для всего в доме, для активации и деактивации разных чар, артефактов и тому подобного. Печать — как личная подпись. К примеру, различные договоры на сотрудничество между родами, фирмами, банком, да вообще любой договор от имени рода заверяется его главой и в нашем случае — кольцом. По итогу, держатель кольца является и держателем договора. Если не стоят дополнительных условий и личных печатей, подписи на крови и прочих подобных мер.
Вальбурга решила, что лично для неё подошло время пить чай, пусть и нарисованный. На столике рядом с её креслом появился сервиз, и чашечка чая сама быстренько организовалась, на блюдечке перелетев в руки леди. Пара глотков, и Вальбурга продолжила говорить.
— Роль кольца как документа несколько сложнее и проще одновременно. Оно играет роль в Визенгамоте. За нашим родом закреплено одно, как и положено, место в этом сомнительном сборище. Но для того, чтобы новый глава занял полагающееся ему место среди остальных, нужно подтвердить свой статус. Для этого в Министерстве есть особый древний артефакт. Именно он фиксирует истинность кольца и запоминает нового владельца. Этот артефакт придумали давным–давно, ещё когда не было ни Визенгамота, ни Министерства, но был Совет Магов, но это не важно. Важно то, что без кольца, хоть весь род выстроится в линию и будет клятвенно заверять, что конкретный человек является их главой, место в Визенгамоте останется пустым.
— Это всё?
— А чего ты хотел? Тут ничего особенного нет, но без кольца будет крайне проблематично восстановить полный контроль над домом, не будет доступа ни к одному родовому контракту или договору, как и родовой сейф будет не открыть.
— Родовой сейф?
— Даже не думай, дорогой племянничек, — с улыбкой заговорила Вальбурга. — Там нет гор золота. Почти все деньги находятся в обороте и в оборот же поступает весь доход. Деньги — единственная вещь, которую можно доверить гоблинам и быть уверенным, что они не пропадут. Главное — правильный договор.
— Ясно. В таком случае, будет действительно лучше осуществить эту привязку.
— Кричер!
Традиционный хлопок сбоку и привычно склонившийся перед портретом домовик в очередной раз заговорил о себе в третьем лице.
— Кричер. Нужно провести привязку Максимилиана к гобелену.
— Госпожа решила принять странного гостя в семью? — удивился Кричер, но тут же поклонился вновь. — Кричер всё подготовит.
На этот раз он не исчез, а пошёл пешком, что–то приговаривая себе под нос и потирая ручки.
— А зачем Кричер?
— Привязку должен осуществить тот, кто уже имеет отношение к роду или является проводником магии.
— Сколько же ограничений разных! — всплеснул я руками. — А если вообще никого не останется?
Вальбурга вздохнула.
— Тогда либо род окончательно вымрет, либо обретённому кровному наследнику придётся всё ломать и строить заново. Правда, чтобы распутать чары, накрученные многими поколениями предков, придётся потратить очень много времени и обладать огромным багажом знаний. Да и, пожалуй, не быть обделённым талантом. За столько лет все эти чары уже вряд ли можно считать чем–то отдельным.
— То есть?
— Если захочешь изучить подобные вещи, то тебе следует углубиться в дебри артефакторики. Это чрезвычайно сложная грань магического искусства, но можно и коротко. Для примера возьмём метлу. Для её создания используется большое количество разнообразных чар — полёт, управление, комфорт. Это сложные многосоставные зачарования. Со временем, если они не вытравлены рунами, зачарования словно сливаются, переставая быть отдельными чарами. Получается мощный единый комплекс. По этой причине и старые мётлы не рекомендуются к использованию, как и требуют постоянной профилактики. Если новая метла лишится пары прутьев, то ничего не случится, а вот если старая, то неизвестно, как скажется на метле вырванный кусок магии.
— Как же всё неоднозначно…
— Всё готово, госпожа, — прохрипел из–за угла Кричер, одновременно с этим выходя, держа в руках какой–то кинжальчик.
— Иди с Кричером, Максимилиан.
Вальбурга закурила и уставилась куда–то за раму портрета, давая понять, что разговор окончен. Я кивнул и встав со стула, направился за Кричером по коридору.
Домовик привёл меня в просторный пустой зал, на одной из стен которого красовалось старое и потрёпанное полотно с золотой вышивкой.
— Держится из последних сил… — еле слышно проговорил Кричер, с благоговением смотря на полотно.
Именно на нём, на гобелене рода, были имена волшебников этой семьи, многих поколений волшебников. Бегло, но внимательно осмотрев его, я заметил парочку выжженных мест. Два из них принадлежали волшебникам прошлого поколения. Самая большая проплешина зияла сбоку от Регулуса Блэка, а вторая, точная и аккуратная, даже без следов подпалин, между Беллатрикс и Нарциссой Блэк. Совсем редкие имена волшебников были соединены линиями золотой вышивки с волшебниками других родов — брачная связь. Ещё меньшее число таких связей порождали небольшую золотую линию до общего ребёнка. Вот, к примеру, Драко Малфой.
— Кричер, леди Вальбурга говорила, что волшебники не обмениваются подобной информацией, — я указал рукой на линии брачных связей.
— Знак доверия, — проскрипел Кричер. — Руку, странный гость.
Домовик вытянул свою тощую серую костлявую руку в мою сторону. Я чуть наклонился и вложил свою руку в его.
— Надо крови.
С этими словами Кричер аккуратно и быстро сделал укол в ладонь, заставив на ней выступить немного крови.
— Странный гость древнейшего и благороднейшего дома Блэк должен приложить ладонь к гобелену.
— Куда именно?
— Не имеет значения.
Я приложил руку в первое попавшееся место. Точно так же поступил и Кричер, начав бормотать что–то настолько тихо, что я не мог различить ни единого слова. По руке прошелся практически неощутимый магический всплеск, а рядом с сёстрами Блэк появилось моё имя. Вот только оно значилось как Максимилиан Найт–Блэк. И линий никаких не было.
— Кричер закончил, — проскрипел домовик, убирая руку с гобелена. Я последовал его примеру.
После привязки я поспешил к портрету Вальбурги.
— Леди Вальбурга, мы закончили.
Она лишь кивнула.
— У меня возник вопрос. Я появился на гобелене рядом с Нарциссой, Беллатрикс и Андромедой, но родительской связи нет.
— Я предполагала подобное. Гобелен посчитал тебя братом Нарциссы, а вот отсутствие связи может быть по нескольким причинам. Как бы то ни было, но ты сын Нарциссы, при этом, как я вижу, и понимаю из твоего рассказа, тебе больше подходит статус брата. Плюс ко всему — твоя меняющаяся магия. Гобелен легко определил твоё место, поколение, так сказать. А вот откуда ты взялся, дорогой племянничек, гобелену понять не под силу. В конце концов, это просто сложно зачарованное полотно — не стоит ожидать многого.
— Ясно. Примерно так я и подумал, но вот второй вопрос куда интереснее. Почему моя фамилия Найт–Блэк?
— Да? Как интересно, — немного оживилась Вальбурга. — Как давно ты знаешь о своём родстве?
— Очень давно.
— Хм. И ты знал, что Нарцисса в девичестве Блэк?
— Да.
— И ты не думал отрицать подобную связь?
— Нет и это даже было в какой–то мере интересно. Вы хотите сказать, что эта фамилия не является чуждой для меня? Если рассматривать прошлый разговор о связи с именем.
— Именно. И это довольно интересно. Возможно даже со временем Блэк встанет на первое место, — позволила себе секундную слабость Вальбурга, а лицо её приобрело мечтательное выражение.
— Но почему тогда всё–таки письмо из Хогвартса пришло как Найту?
— Регистрация маленького волшебника происходит в момент первого магического выброса. Скорее всего, в тот момент ты ещё даже не думал о родстве, потому и фамилия Блэк для тебя лично не была ничем особенным.
— Как–то всё это запутанно.
— Безусловно, магия имён и души является огромной неразгаданной тайной, как и механизмы её работы. Уже не одну сотню лет волшебники бьются над этим вопросом.
— Однако, леди Вальбурга, мне бы хотелось скрыть факт того, что я Блэк. Лишнее внимание нам сейчас вообще не нужно.
— Полностью тебя поддерживаю, племянничек, — кивнула Вальбурга. — Просто коснись палочкой гобелена и пожелай скрыть эту информацию. Эта возможность у тебя есть как будущего главы. Хотя бы просто из–за отсутствия альтернатив.
— А как быть с официальными документами, если мне вдруг придётся их подписывать?
— А ты ничего не подписывай, пока что. Хотя, даже кровавое перо не сможет вытащить из тебя полное имя. Это вообще не является возможным. Да и веритасерум так же не заставит тебя назвать полную фамилию.
— Надеюсь, что это так. Что же, — вздохнул я, разгладив руками отсутствующие складки на чёрной тонкой водолазке. — Думаю, мне нужно немного прогуляться.
— Конечно.
Но перед прогулкой я скрыл «Блэк» на гобелене. Попробовал скрыть себя полностью, но потерпел полное фиаско. Так и хотелось сказать: «Недостаточно прав».
***
В начале августа пришло письмо из Хогвартса со списком учебников как базовых, так и по дополнительным дисциплинам. По такому поводу я решил отправиться на Косую Аллею и закупиться требуемой литературой и прочим школьным ширпотребом, однако леди Вальбурга настояла на том, чтобы я посетил хотя бы захудалое какое ателье. Мне нужна волшебная одежда.
Само собой разумеется, что в доме на Гриммо была куча одежды, как ношенной, так и абсолютно новой, законсервированной. Однако, несмотря на требование леди Вальбурги, она не спешила поручать Кричеру снабдить меня одеждой. Причина тому оказалась безумно проста — все, кому нужно, уже осознали подозрительную схожесть моего лица с Нарциссой. При этом, опять же всем известно, что я рос среди магглов и для общественного мнения до сих пор сохраняется вероятность, что я магглорождённый. И тут — на тебе! В волшебной одежде из не менее волшебных тканей и очевидно, что с крутыми чарами на ней. Ещё и фасон старый, а уж кто–кто, но молодые ведьмочки в этом вопросе разбираются. И где, позвольте спросить, магглорождённый волшебник, имеющий подозрительное сходство с женой одного публичного человека, обзавёлся вдруг новыми волшебными вещами старого фасона и кроя?
— Леди Вальбурга! — притворно возмутился я, стоя перед портретом. — Я люблю и ценю костюмы, двойки, тройки, двубортные, однобортные, с воротником–стойкой или без. Да хоть шинель! Но это же жутко неудобно для повседневного ношения.
— Не говори глупостей, племянничек, — отмахнулась Вальбурга и хотела уже задвинуть какую–то речь, как вдруг лицо её изменилось, словно посетило даму озарение. — Ты носил волшебную одежду? Не зачарованную, а именно из волшебных тканей?
— Только мантии.
— Я–я–ясно. Вот и причина предрассудков. А теперь, молодой человек, проявите доверие к мнению старшего и сходите в ателье. Кричер выдаст сумму. Кричер! Деньги!
Хлопок, и сбоку от меня появился домовик и протянул кожаный кошель.
— Кричер принёс деньги, госпожа, молодой господин, — кивнул домовик, чуть не лишив меня дара речи. Кивнул–то он мне. Ещё и господин… С другой стороны, не «мерзкий предатель рода», и слава богу. Мерлину. Мерлину слава.
В общем, пришлось идти. Нет, я вовсе не был против попробовать примерить и оценить волшебный вариант деловых костюмов или нечто подобное, ведь такой стиль одежды мне всегда нравился. Проблема была в том, что такая одежда зачастую ограничивала свободу движений и маневра, да и особым удобством не славилась.
Однако, потратив почти два часа всё в том же магазине мадам Малкин, который «Мантии на все случаи жизни», я смог обзавестись вполне приличным чёрным костюмом тройкой с двубортным пиджаком. Немного староват стиль и крой по меркам обычного мира, но ткани качественные, удобные, а вкупе с зачарованием создавалось впечатление, что на мне самая удобная одежда, которая только может быть. Само собой, стоит учесть ещё и индивидуальный пошив. Я даже на краткий миг начал понимать Локхарта в его книгах — он, похоже, сам пребывал в перманентном шоке от удобства и возможностей магической одежды, при которых вообще никак не страдает внешний вид. Потому и треть своих книг посвящена была именно таким вот тонкостям и деталям личного гардероба.
Остальные покупки к школе не заняли много времени, хотя и приходилось порой продираться через толпы знакомых и незнакомых волшебников, что с азартом и даже некоторым остервенением бросились за покупками, стоило только получить Хогвартскую рассылку писем. Потому на Косой Аллее было не протолкнуться. Я видел в этом плюс — возможность послушать разговоры. Вот только разговоры эти были в основном о Блэке, его опасности, опасениях остальных волшебников и прочее, а потому задерживаться здесь я не стал, быстро отправившись домой.
Весь август я провёл у Найтов и на Гриммо. У Найтов повторял обычную школьную программу забегая далеко–далеко вперёд, чтобы обычная домашка в Хоге не требовала временных затрат. Выяснилось, что хоть за счёт окклюменции и попыток пассивно усилить мозги гемомантией, моя память вполне и очень даже, но вот события далёкого прошлого, будь то младенчество или прошлая жизнь, остаются для меня прежнего качества.
На Гриммо ситуация потихоньку улучшалась — имеется в виду, постепенно, медленно и верно, пропадал вид общей заброшенности дома. Если основные и очевидные проблемы решил я — удалял магией пыль, сажу, грязь, прятавшихся волшебных вредителей, докси и прочую шушеру, то вот остальное делал, похоже, Кричер. Помимо приведения дома в хоть немного порядочный вид, я колдовал и изучил пару книг по окклюменции, чтобы не совершить непоправимых ошибок в своих ментальных экспериментах и разработках. Итог изучения — информация слишком абстрактна, индивидуальна, и то, что подходит для одного человека, совершенно не сработает с другим. Из–за отсутствия каких–то конкретных техник мой проект «сознания в кубе» завис на неопределённое время.
Не забрасывал я и физические тренировки и для этого не требовались ровным счётом никакие тренажёры — трансфигурация, хоть и без нужных формул было тяжеловато.
Попробовал изучить Патро́нус — не получилось, хоть и нужная литература была. Как я и думал, для изучения таких сложных заклинаний, не без основания относящихся к высшей магии, требуется либо наставник, либо обширные знания, опыт и навыки. Наставника мне взять негде, а над остальным я пока только работаю. Усердно, старательно, постоянно, но для самообучения действительно сложным вещам — недостаточно. Даже рекомендованные МакГонагалл и Флитвиком книги, благополучно запомненные, освоение которых я начал, ничем не могли помочь. Эх, вот бы мне кто показал Патро́нус пару раз. Да и воспоминание счастливое дал — у меня таких нет. Серьёзно. Как бы я ни старался, но ничего не приходило в голову.
Первого сентября, как и положено порядочному молодому человеку, я в положенное время загружал своё бренное тельце в вагон Хогвартс–Экспресса. С Вальбургой и Кричером попрощался, про Найтов не забыл — как можно! Уроки сделаны, предметы на полгода вперёд изучены, всё готово.
С такими мыслями я и зашёл в первое попавшееся купе. На сиденье, прислонившись к окну и накрывшись собственным пальто, дрых мужик. Лицо его закрыто было сдвинутой вперёд кепкой, а на стоящем рядом большом сундуке была небольшая табличка «Профессор Р. Дж. Люпин». Нет, тут я сидеть не буду.
Прикрыв дверь, отправился дальше. Времени до отправки было довольно много, и волшебники ещё не набились на платформу «девять и три четверти». Проверив свободное купе и убедившись, что оно пустое, я разместился здесь, начав рассматривать снующих туда–сюда волшебников.
В один прекрасный момент мелькнула в толпе знакомая кудрявая макушка. Девушка, как всегда одетая в школьную форму и с похожей на мою сумкой вместо сундука, деловито осматривала волшебников, стоя чуть поодаль от вагона. Приоткрыв окно, я махнул рукой, привлекая внимание. Привлёк. Гермиона тут же улыбнулась и махнула в ответ, быстро направившись в вагон и уже через несколько секунд она зашла в купе.
— Макс! — радостно бросилась она обниматься, не изменяя своей привычке. Ну и как всегда, получила симметричный ответ в виде не менее костедробительных объятий.
— Привет, пушистик.
Стоило сказать это, как тут же получил лёгкий тычок кулаком в область печени. Нормально так. Гермиона с лёгкой улыбкой отстранилась и демонстративно указала пальцем на свою причёску.
— Уже давно нет.
Волосы действительно были не в пример первому курсу ухожены.
— Пушистик однажды — пушистик навсегда. Как минимум пару раз в год.
— Вот ну что началось то? Хорошо же прошлый год всё было? — девочка, хотя, можно уже начинать называть её «девушка», с улыбкой села напротив, позволяя сесть и мне. — Рассказывай.
— Что именно?
— Всё.
— Эм… дважды два — четыре…
— Макс, ну что ты как маленький, честное слово! — закатила глаза к потолку Гермиона. — Как лето?
— Учёба, Египет, пирамиды, магия, книги, пыль с книг, домашка, физподготовка.
— Очень… Ёмко. Давай лучше я. Как ты и говорил в том письме, я с родителями была во Франции, в Париже…
Моё предположение о поездке Гермионы полностью подтвердилось, если не считать того, что девушка посетила куда больше мест, чем я мог подумать. Практически все заведения Парижа, имевшие хоть какую–то культурную, интеллектуальную или магическую ценность были если и не исследованы вдоль и поперёк, то как минимум посещены. Под стук колёс и редкие недолговременные визиты знакомых по Хогвартсу учеников, разговор перешёл на домашку: конспекты и эссе были прочитаны, сверены и кое–что даже дополнено. Так мы и не заметили, как погода начала ощутимо портиться и вот за окном уже непроглядный ливень и сумрак. Я стал морально готовиться, на всякий случай.
Нетривиальная задача — отогнать высококлассную нежить, одновременно материальное и нематериальное существо, магия которого работает непосредственно с душой и разумом. Вообще, эти существа довольно уникальны и в природе встречаются крайне редко. Если верить литературе, то получается лишь в Англии и далёкой южной Америке существуют места их скопления. У нас это Азкабан — творение одного тёмного мага–отшельника. В южной Америке — охраняемая и глубоко запрятанная в джунгли древняя пирамида. Только вот если в Америке это пристанище для десятка дементоров является этаким магическим заповедником, где численность этих тварей регулируется для каких–то непонятных целей, то в Англии — тюрьма. Но всё это лирика — поезд начал останавливаться. До Хогсмида мы не доехали минут сорок.
В поезде стало холодать, а окна начали покрываться тонкой корочкой льда. Пар валил изо рта, словно зимой. Становилось неуютно, а из глубины сознания всплывал какой–то непонятный и ничем не обоснованный комок страха. Совершенно бесформенный комок, не несущий ничего конкретного — просто животный страх.
— Странно… — прошептала Гермиона, потерев руки друг о друга. Поняв всю бесполезность подобного, она достала палочку и начала накладывать согревающие чары. Бесполезно. Свет погас.
Теперь уже я достал палочку из кобуры и навёл на дверь, мысленно выстраивая геометрическую структуру печати на кончике палочки. Патро́нус я создать не могу, но есть малоэффективное заклинание из гримуара. Если дементоры не будут настроены действительно агрессивно, то уйдут — дискомфорт никто не любит. Ещё их, по идее, возьмёт Адское Пламя и прочая магия, соответствующая типу «тотальное разрушение». Но, опять же, это не ко мне.
Тишина в вагоне начала сменяться режущими ухо вскриками, какой–то паникой, мгновенно проходящей. Доносились тихие и жалобные звуки плача.
— Дай Лю́мос, — обратился я к девушке, и та сразу выполнила просьбу. Свет получился слабоватый и чуть–чуть колеблющийся, как пламя свечи на ветру.
Дверь купе открылась и тут же поверх неё легла иссушенная чёрно–серая рука. Миг, и можно было разглядеть проплывающий по коридору нечёткий силуэт в развевающемся чёрном балахоне, словно он под водой. Под капюшоном силуэта зияла кромешная темнота. Дементор посмотрел в купе. Капюшон его двигался, словно тот осматривался, но не найдя цель, тварь ушла, и, вот абсурд, закрыла за собой дверь.
Бледная Гермиона смотрела на закрытую дверь, чуть ли не до скрипа сжав челюсть, а рука с палочкой еле заметно подрагивала.
Ещё пара вскриков неподалёку и резкая голубоватая вспышка вязкой волной пронеслась по вагону. Теперь в какофонию тихих звуков добавились несколько обиженных и злых, но на душе стало на порядок легче.
— Что это было? — тихо спросила подрагивающая Гермиона, а я, сбросив непонятное оцепенение от бесформенного страха, полез в свою сумку.
— Вот, — подал я девушке шоколадку. — Скушай, полегчает. Это дементоры.
— Дементоры? — Гермиона быстро справилась с дрожью, но оставалась всё такой же бледной и подавленной. Окклюменция явно помогает, но… Каково же людям в Азкабане?
— Да, стражи Азкабана. Кушай шоколадку — она реально помогает.
— Откуда шоколадка? — Гермиона быстро начала хрустеть твёрдой плиткой, попросту порвав упаковку. Сам я достал себе такую же.
— Сириус Блэк сбежал из Азкабана. У меня были некоторые подозрения, что наше доблестное министерство отправит дементоров к Хогвартсу.
— Какой бред…
— Реальность.
Недавнее происшествие наложило свой след. Света ещё нет, Лю́мос Гермионы стабильный, но не яркий — чтобы глаза не слепило. Потому я сам не заметил, как отправил в резко открывшуюся дверь купе аж два Ступефая. Молча! А Гермиона мгновенно отпустила шоколадку, проведя пальцами по палочке и создавая Проте́го. Теперь на её свободной руке горит Лю́мос, перед нами и входом качественная плёнка щита, а из прохода на нас смотрит не первой свежести мужское лицо с парой тонких шрамов.
— Похвальная реакция, господа, — с улыбкой и беспокойством сказал он, быстро обводя купе взглядом. Было очевидно, что один Сту́пефай мужик пропустил чуть отклонившись, а второй принял прямо на палочку. — Кушайте шоколад, это поможет. Не буду больше беспокоить.
Дверь купе закрылась.
— А это кто?
— Р. Дж. Люпин. Профессор, — ответил я. — Скорее всего по ЗоТИ. Видела, как защитился?
— Да.
Мы убрали палочки, а в вагоне, наконец–то, вернули свет. Гермиона с непередаваемым выражением лица гипнотизировала валяющуюся на полу шоколадку. Я отломил кусочек своей и поделился.
— Спасибо.
— Да не за что.
— Надеюсь профессор Люпин окажется достойным преподавателем.
— Скорее всего.
— Почему ты так решил?
— Ну должен же Дамблдор назначить хотя бы раз кого–то адекватного. Так, для разнообразия.
— Разве что для разнообразия.
Поезд тронулся и через сорок минут мы уже высаживались на перрон. Ребята вокруг были до сих пор в шоковом состоянии, бледные и напуганные, то и дело осматриваясь по сторонам. Довольно сильный дождь прекратился ещё на подъезде к Хогсмиду, но грязи и луж меньше не стало.
Опять кареты и фестралы, но теперь было новшество — тщательный досмотр профессорским составом и кем–то из министерства. Колдовали над вещами, над людьми, пропускали к воротам перед замком по одному.
Как–то так получилось, что мы влились в общий поток из гриффиндорцев, попутно здороваясь со всеми и обсуждая абсурдность попыток Блэка попасть в Хогвартс. Я порой что–то отвечал, с кем–то соглашался, что–то отрицал, а в голове крутились и рушились различные планы и теории, как мне всё–таки поймать блохастого и вытрясти из него информацию — куда он дел кольцо.