Шаг первый. Новый мир

Глава 42

Сознание возвращалось с трудом, словно выплывая из тёмных и глубоких пучин бездны. Не было возможности ни пошевелиться толком, ни осмотреться. Однако мыслительные процессы с горем пополам запустились, а стоило только хоть немного осознать своё «я» и выстроить цепочку прошлых событий, как Ровена беспощадно скинула мне в сознание этакий пакет данных о произошедшем.

Очень неординарно я провёл миссию по убийству Тёмного Лорда. Похоже, моему сознанию, разбитому на три, было вообще плевать на какой–то план — пришёл, жахнул посильнее, а там как пойдёт.

Помимо этого, меня терзал ещё один вопрос — почему, будучи в том состоянии, я не убил оставшихся пожирателей? Ну, или не нанёс удар изначально по ним? Хотя, к чему гадать? Всё равно ничего не узнаю.

Вновь прислушавшись к своим ощущениям, я решил провести лёгкую магическую диагностику — слишком уж болело всё. Не сильно, но везде. Результаты оказались вполне неплохими — множественные, практически сведённые к минимуму ещё во время боя, проклятья и травмы были вылечены, но тело поизносилось и перенесло крайне мощную нагрузку, отчего сейчас я и страдаю.

Открыв глаза, я увидел деревянный потолок выделенной мне комнаты в загородном доме Дельфины. С трудом повернул голову набок, чтобы рассмотреть причину странного давления в руке и развеять мысли о «гипсах и переломах», что несмотря на свою алогичность, упорно лезли в только–только очнувшееся сознание. Причина оказалась проста, но неожиданна: сидя на стуле рядом с кроватью и держа мою руку за два пальца, словно маленький ребёнок, на этой же, собственно, руке спала Гермиона в своей повседневной одежде и мантии. Её спящее лицо несло отпечаток сильной усталости. Стоило мне только попытаться пошевелить рукой, как на лице спящей девушки проступило явное беспокойство, а глаза под веками активно задвигались. Так и не проснувшись, Гермиона перехватила мою руку поудобнее и вновь погрузилась в глубокий сон, а на лице проступили почти незаметные улыбка и облегчение.

Женщины. Понавыдумывают себе непонятно что, а потом героически страдают, по возможности обвиняя мужчин в своих страданиях. А что она тут делает, кстати?

«Её Дельфина позвала в качестве ассистента. Ты столько ослабленного, прошу прощения, дерьма словил, что из тебя можно было делать наглядное пособие о том, как не нужно сражаться против тёмных магов».

И что, Дельфина одна справиться не могла?

«Откуда я знаю? По сути, ты бы и сам справился, так что, думаю, Дельфина тоже бы справилась. Может для практики позвала Гермиону, может ещё для чего?».

Женщины…

«Она — не ты».

Что ты имеешь в виду?

«Гермиона, в отличие от тебя, не держит наглухо окклюменцию двадцать четыре на семь круглый год. Она просто терзается противоречиями. Эмоциональная влюблённая часть борется с маленькой девочкой, верящей в идеалы и чудеса, и всё это пытается уравновесить логическая составляющая. И не забывай, да и ты сам прекрасно знаешь, любовь — слепа. Образ человека, прошедший через призму любви, неведомым образом лишается недостатков, но когда эти недостатки становятся абсолютно очевидны, образ резко рушится».

Ты нагло пользуешься моими абстрактными знаниями и умозаключениями.

«Своих–то по минимуму, что поделать? Ты, кстати, сам ещё в прошлой жизни не раз и не два становился жертвой подобных заблуждений, хоть и никогда не любил никого. Вроде бы знаешь человека многие годы, а потом он как выкинет какой–нибудь номер, так и не знаешь, как к этому относиться. А подумав, понимаешь, что человек всегда был таким, а твоё сознание попросту игнорировало различные факты».

Ладно–ладно, шиза–психолог.

Несколько минут я просто смотрел на умиротворённое лицо спящей Гермионы, после чего лишь ухмыльнулся, и приложив усилия, погрузил себя в сон.

Очередное пробуждение почти не принесло никаких изменений — всё та же кровать и тот же деревянный потолок выделенной мне комнаты. Только вот Гермионы рядом не было, хотя стул и остался на месте.

На этот раз я мог двигаться, не вызывая болевые ощущения во всём теле. Технически, я могу эти ощущения притупить до полного их игнорирования, но подсознательно они всё равно воспринимаются как боль и вызывают дискомфорт, а потому я был рад, что могу наконец–то встать с кровати. Что, собственно, тут же и сделал, хоть и медленно.

Скинув покрывало, медленно сел на кровати. Бинты плотно стягивали почти всё туловище, плечо левой руки, на правой руке пострадали лишь кисть и предплечье. С ногами было всё отлично, да и от нижнего белья меня не избавляли. Ну, наверное. По крайней мере, оно на месте. На прикроватной тумбочке лежали лишь брюки и кобура с палочкой. Уменьшенная трость лежала на полу рядом с сумкой и обувью. Похоже, это всё, что уцелело, а остальное — лохмотья.

Повозив ступнями по мягкому шерстяному ковру из какой–то животинки, я не спеша встал с кровати и так же медленно и аккуратно, дабы не вызвать резких болевых ощущений, начал прикреплять кобуру с палочкой на левую руку. Закончив с этой процедурой, вынул палочку и покрутил в правой руке — бинты немного мешают и стесняют движения, но это не особо важно, если я не собираюсь прямо сейчас осваивать что–то новое.

Легко взмахнув рукой, обозначив начало и конец колдовства, трансфигурировал из воздуха тёмно–синий халат. Держа своё творение в руках, задумался о непоследовательности действий и, отложив халат на кровать, сперва надел штаны. Трость кинул в сумку, а саму её вновь поставил на пол рядом с прикроватной тумбочкой. Только после этого я надел халат нараспашку и несмелыми шагами, игнорируя появившееся лёгкое головокружение и стараясь избегать резких движений, направился прочь из комнаты в поисках еды — вместе со мной проснулся и голод.

Не спеша добравшись по коридору до главного зала дома, застал там Гермиону и Дельфину, сидящих в креслах и что–то читающих. Стоило мне только появиться, как они тут же перевели взгляды с книг на меня, а их недовольный и одновременно взволнованный взгляд заставил бы многих чувствовать себя некомфортно. Многих, но я слишком толстокож для такого.

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга, после чего я улыбнулся.

— Покормите? Или мне нужно для начала потерять сознание от голода?

Дельфина отложила книгу на журнальный столик рядом со своим креслом.

— Пойду распоряжусь, — она встала и направилась в правое крыло дома.

Под внимательным взглядом Гермионы я доковылял до дивана, что стоял как бы в центре, и осторожно и нелепо сел — в этой жизни мне ещё не приходилось так беречься от резких движений.

— Осуждаешь? — глянул я на Гермиону.

— Я даже не знаю, за что осуждать, — пожала плечами девушка. — Леди Гринграсс написала, что ты получил изрядное количество проклятий и попросила ассистировать в твоём лечении. Ты как?

В глазах Гермионы мелькнуло беспокойство.

— Терпимо, — кивнул я. — Спасибо за помощь.

— А как иначе, — слабо улыбнулась Гермиона, но практически сразу её лицо стало обеспокоенным. — Зная твои возможности, я никак не могу понять, где ты умудрился найти себе столько травм и проклятий.

— А сколько я вообще валяюсь тут?

— Двое суток лечение и сутки сна.

— Хм… — задумавшись, я слишком резко дёрнул рукой, тут же поплатившись резкой болью в мышцах. — Тц… Местная желтая пресса молчит?

— Ничего особенного, если не считать внезапное появление различных представителей и наследников разных семей из тех, кто вне закона, но сами представители чисты. Это началось сразу после бойни в Министерстве. Возможно, выманивание Поттера являлось вовсе не единственной целью. Помимо этого, в самом министерстве тихо идут перестановки. Это не афишируется, но ребята в Хогвартсе говорят об этом.

— Ясненько… А травмы и проклятья были мной получены в бою с Волдемортом.

Гермиона не смогла скрыть удивление, уставившись на меня широко раскрытыми глазами.

— Что? С Волдемортом?

Девушке потребовалось немного времени, чтобы прийти в себя. Она явно сдерживала желание высказаться. Дёргаными движением она поправила пару выбившихся прядок из перехваченной заколкой копны кудрявых волос.

— Я не буду спрашивать о том, чем ты руководствовался, пойдя на одного из сильнейших волшебников. Полагаю, нужно радоваться, что ты отделался такими незначительными, хоть и многочисленными травмами.

— Вообще–то, я победил.

— Выживание можно считать победой, — важно покивала Гермиона.

— Нет, Герм. Уничтожил его.

Вновь на лице девушки проступило удивление, быстро сменившееся неким принятием этого факта.

— Я уже ничему не удивлюсь. Но как же пророчество? Хотя, оно вполне могло быть истолковано неверно. Или ещё что–нибудь. Но скажи, Макс, неужели именно тебе нужно было делать это?

— Кто, если не я? Безусловно, можно было бы дождаться, пока на подобное не станет способен Поттер. Год, два, десять лет? Сколько различных преступлений, убийств и насилия совершили бы Пожиратели за это время? Знаешь, я не думаю, что действительно верных Тёмному Лорду было много. Наверняка подавляющее большинство видело в нём путь к власти или подобие легализации своих асоциальных потребностей и желания насилия. Сейчас, раз до сих пор общественность не знает о смерти Волдеморта, а какая–то активная деятельность продолжает кипеть в Министерстве, я могу предположить несколько вариантов.

— Тут и так очевидно, — кивнула Гермиона. — Если такое дело, то те из Пожирателей, кто наиболее адекватен, в экстренном темпе попытаются ухватить как можно больший куш или покинуть страну. Маньяки и убийцы затаятся, оборотни, движение стай которых вызывало опасение родителей некоторых учеников, вновь разбегутся по своим углам. Не так давно в Пророке писали о том, что в Европе великаны сошли со своих стоянок. Думаю, это тоже как–то связано.

— Забавно, — я улыбнулся. — Сижу я тут, весь в бинтах, в штанах да халате, и обсуждаю с подругой ситуацию в стране, а ведь совсем недавно у меня был смертельный бой.

Гермиона улыбнулась и пожала плечами.

— Ну, о твоём самочувствии я спросила, а о состоянии здоровья я и так знаю — сама принимала участие непосредственно в диагностике и лечении. Душевное твоё состояние явно не пострадало, так что вот… Как–то так.

— Наговорились? — незаметно подошла к нам Дельфина и села на своё место.

В тот же миг на столе появилась различная снедь, и хоть стол был не обеденный, но даже так здесь можно было вполне с комфортом поесть.

— Приятного всем аппетита, — кивнул я и принялся за еду.

Наколдовав во время еды Те́мпус и убедившись, что время ещё не очень позднее, я решил, что после трапезы стоит отправиться в Хогвартс и спокойно отлёживаться там, не злоупотребляя гостеприимством леди Гринграсс.

***

Возвращение в Хогвартс состоялось затемно и было будничным, как и всегда. За прошедшую половину каникул никто особо школу не покинул, и количество оставшихся студентов оставалось по–прежнему очень большим.

Незаметно для всех, под чарами сокрытия мы с Гермионой зашли в гостиную факультета и заняли наш диванчик, держа друг от друга небольшую дистанцию. Рядом за столом, как и прежде, в очередной раз страдали бездельем, играя во что–то магическое, Дин, Симус, Лаванда и Парвати. Каникулы позволяли пренебрегать дресс–кодом, но Дин, как и всегда, слишком любил носить именно школьную форму, идеально сидящую и ухоженную. Похоже, наше отсутствие никого особо не обеспокоило, а может быть остальные этого даже и не заметили.

Пристроившись на диване поудобнее и расслабившись, я начал без палочки создавать магические конструкты, чтобы лучше слышать происходящее — мне интересно, появились ли какие–то слухи…

…К моему великому сожалению, ну, или радости, не определился ещё, слухов о смерти Волдеморта нет вообще. Зато есть целая куча слухов и предположений о том, с чем же таким доигрался юный глава Малфой, что приусадебный участок превратился в пепелище, одна половина дома буквально испарилась, а вторая — руины. Казалось бы, это не должно касаться гриффиндорцев, но нет — предположения разные, одно другого краше, но все упираются в то, что «мерзкий слизень доигрался с Тёмной Магией». Туда даже следственный отдел ДМП приезжал, но установить конкретную причину произошедшего не смог — магические манипуляции были слишком сильны и затёрли все следы, а выжженную и разрушенную пустыню можно получить многими десятками способов, нелегальные из которых попросту не по силам даже сильным волшебникам. Вот такие вот дела.

Услышав достаточно, я попрощался с присутствующими и отправился спать. Надеюсь, никто не заметит скупость и аккуратность моих движений — подобное можно встретить у больных и у стариков, что делают всё медленно и аккуратно, дабы не спровоцировать боль в пояснице или ещё где. Такое должно бросаться в глаза. Хорошо ещё, что Дельфина выдала комплект зелий на период реабилитации.

Почистив себя магией, ибо перевязываться после душа мне было просто лень, я принял зелья в соответствии с рекомендацией и провалился в здоровый сон без сновидений.

Казалось бы, что только моргнул, а вот уже и утро. Невероятно противным, совершенно невыносимым, ужасным для меня стал тот факт, что я попросту не могу выполнять зарядку, бег и прочие физические тренировки, да и задействование магии в больших объёмах провоцирует сильную боль по нервам во всём теле. Это отвратительное ощущение, когда многолетняя привычка становится невозможной для выполнения. Словно какой–то зуд, который невозможно унять.

До самого завтрака в Большом Зале, на который во время каникул приходить вовсе не обязательно, меня беспокоило свербящее где–то на краю сознания чувство неправильности из–за пропущенной тренировки. Однако, стоило мне только пересечься взглядами с сидящими почти в полном составе слизеринцами, как настроение слегка поднялось в гору — они бледнели, теребили столовые приборы и делали всё, лишь бы не смотреть на меня. Хотя, некоторые нет–нет, да посмотрят. Девушки в основном. А вот Малфой с трудом удержал лицо.

В общем, завтрак принёс мне хорошее настроение не только вкусной едой, но и дикой смесью эмоций и действий от тех немногих осведомлённых, кто был в курсе боя с Волдемортом. Правда, ещё и Поттер смотрел на меня совершенно шокированным взглядом, а шрам на его лбу в кои–то веки начал потихоньку заживать, и это сразу бросалось в глаза.

Безразлично поедая что–то мясное, а потом и десерт, я размышлял об оставшихся крестражах. Есть ли смысл за ними охотиться или направлять кого–то? Думаю, стоит сказать Дамблдору или ещё кому о них. Однако, судя по шраму Поттера, они полностью ушли в какую–то пассивную фазу, когда ничего сделать не могут. Возможно даже то, что при отсутствии основной души в этом мире они вообще могут развеяться, а для этого нужно будет провести диагностику парня. Ведь как ни крути, но магия, хотя бы часть которой основана на волевом посыле и образе, а создание крестража является таковой процентов на сорок, вполне способна перестать действовать при нарушении этих условий. Какой смысл вкладывается в процесс создания крестража? Осколок души, что будет отделён и запечатан в материальном носителе, дабы дать возможность душе остаться в этом мире после смерти. Души в мире нет, условия работы нарушены, прощай, крестраж.

А ведь сама по себе идея крестража не так уж и плоха, как мне кажется, хоть и чувствуется в ней некоторая незавершенность. А хороша она тем, что мне неизвестно ни одного способа принудительно отправить душу прочь из мира. Ну, если не считать мою уникальную возможность работать с душами через Меч.

Покончив с завтраком, подметил отсутствие директора и Снейпа. Поехали куда–то с чем–то разбираться? Вполне возможно. Если допустить, что Поттер мог видеть через свою связь с Волдемортом наш бой, то он наверняка рассказал об этом директору — не раз и не два парня попрекали за то, что он не обращается за помощью в таких сложных вопросах к более компетентным волшебникам.

После завтрака, я у самого выхода из Большого Зала обратился к Гермионе:

— Какие планы? Я в библиотеку. От запретной секции осталось совсем чуть–чуть.

— И я туда, — кивнула девушка. — Правда, свою половину я уже добила.

— Да? — улыбнувшись, я поправил лямку сумки на плече. — Мне ещё одну полку в шкафу осталось.

— А я хотела просчитать некоторые нюансы по проекту.

Лавируя между снующими туда–сюда учениками, мы шли к библиотеке.

— Фазоинверсию ты уже просчитал, когда создавал свой «лазер» …

— На основе твоих выкладок.

— Нет–нет, — качнула девушка головой. — Мне бы месяца два потребовалось на столь объёмные и всесторонние просчёты. Я основу теории создам и дам тебе на моделирование. Хорошо?

— Договорились. Кстати, нужно будет списаться с наставником и определиться по статьям для публикации. Не стоит терять время.

И мы действительно не стали его терять, сходу погрузившись в работу. Конечно же я старался попутно отслеживать курсирующие по Хогвартсу слухи, но никакой интересной конкретики услышать мне так и не удалось. Убийство же мною Волдеморта вообще оставалось информацией для «привилегированных», узких кругов, и за их пределы не выходило.

Так продолжалось до самого начала учёбы, и только в первый учебный день, когда вернулись немногие уезжавшие на зимние каникулы ученики, пришлось немного скорректировать планы — вернулись директор и Снейп. Но, как оказалось, Амбридж тоже где–то отсутствовала, а вернувшись ко второму семестру, выглядела подавленно, скрывая это за своей любимой приторной улыбочкой.

Первым уроком нового семестра оказалась трансфигурация, перед началом которой, профессор МакГонагалл известила меня о том, что после занятий меня хотел бы видеть директор. Ну, ничего удивительного.

— Думаешь, — обратилась ко мне сидящая рядом Гермиона, — это из–за твоего «крестового похода»?

— Не сомневаюсь.

— Что ожидаешь от этой беседы?

— Представления не имею…

— Попрошу, — в нашу сторону строго посмотрела МакГонагалл, — оставить разговоры, не относящиеся к теме сегодняшнего занятия, мистер Найт.

«Может быть, стоило попросить какое освобождение от трансфигурации? Мастер же».

Да ладно, вдруг что–то новое?

После сдвоенных занятий по трансфигурации пришла пора Гербологии, где мы опять ковырялись в земле, уклоняясь от наглых хищных ростков неизвестного происхождения. Хотя, Невилл был просто счастлив возиться с подобным, вызывая искреннее непонимание со стороны многих однокурсников. Растения — не для всех.

После того, как, несмотря на приобретённый за годы опыт, извозишься в грязи по самые уши и насмотришься на отвратительные порой растения, следовало идти на обед, а после — занятия по Чарам и Заклинаниям. Очень редко бывает, когда хоть какому–нибудь курсу в семестре ставят трансфигурацию и чары в один день, да ещё и сдвоенными. Но такое порой бывает, и бывает в основном у пятых или седьмых курсов. Почему? Если верить мнению учеников, то это для того, чтобы не оставить от наших мозгов и мокрого места перед предстоящими экзаменами.

После ужина в большом зале я отправился в кабинет к директору. Горгульи в нише не было, и я без проблем поднялся по винтовой лестнице до дверей кабинета, постучался и зашёл.

В свете заходящего солнца кабинет директора приобретал, пожалуй, ещё больше волшебных оттенков и деталей, а различные резные шкафы с книгами, зеркало с Омутом Памяти, перила лестницы на второй этаж… Да даже большой старинный коричневый глобус, что стоял невдалеке от камина — всё приобретало невероятные фэнтезийные краски.

За столом сидели директор и МакГонагалл. Они с особым тщанием, но довольно быстро перебирали различные документы и пергаменты.

— … а вот здесь собраны документы по сбору инвестиций для школы, — тихо говорил Дамблдор, подавая очередную папку.

Глянув на меня поверх очков–половинок, директор выпрямился в своём кресле.

— Минерва, оставишь нас для разговора?

МакГонагалл перевела взгляд на меня и, получив утвердительный кивок, быстрым движением руки собрала при помощи магии документы по папкам. Сами папки влетели в руки вставшей с места МакГонагалл.

— В таком случае, — заговорила она, — я ещё завтра приду, чтобы лучше разобраться в остальной документации.

— Хорошо, — кивнул директор, и МакГонагалл быстро покинула кабинет. — Присаживайтесь, мистер Найт.

Директор указал на освободившееся кресло за его столом.

— Чаю, лимонных долек?

— Не откажусь.

Пока я шёл к креслу, к столу подлетел поднос с сервизом и вазочкой с дольками. По воле директора с подноса взлетел заварник, и уже через несколько секунд мы сделали по первому глотку ароматного чая. Само собой, я, как и всегда, проверял всё на наличие различных добавок. Пусто.

— Отличный чай. Эрл Грей… С бергамотом.

— Да, мистер Найт, — почти незаметно улыбнулся директор. — Держу чай на все случаи жизни. Ну, а бергамот… Думаю, вы уже заметили, что я люблю всё, что хоть немного напоминает цитрусовые?

— Безусловно, — ответил я с лёгкой улыбкой, ставя чашечку на блюдце. — Вы хотели о чём–то поговорить?

— Да, — директор повторил мои действия. — Я уже наслышан о вашей победе. Даже скажу больше — видел лично. Посредством воспоминаний, конечно же. Тёмный Лорд и вправду пал, и тому есть яркое свидетельство — у профессора Снейпа пропала его Метка.

— Не только, — качнул я головой. — У Гарри впервые за всё время начал заживать шрам.

— Да, — кивнул директор. — Когда я вышел на Ложу Некромантов, мне показали нужное диагностическое заклинание. Они у них особенные. Когда чуть ли не посреди ночи в мой кабинет начал ломиться мистер Поттер и стал рассказывать о том, что во сне видел от лица Волдеморта ваш с ним бой и вашу победу, я тут же поспешил проверить его шрам. Крестраж исчез. Словно и не было никогда.

— У меня, директор, есть информация о других крестражах, но боюсь, в нынешнем свете она не актуальна.

— Согласен, — кивнул директор, проведя рукой вдоль бороды.

Солнце почти зашло за горизонт, и Дамблдор, взмахнув рукой, зажёг светильники в кабинете.

— Я бы очень хотел узнать, — продолжил директор, — как именно вы достигли такого результата, но понимаю, что подобная откровенность не появится просто так. Надеюсь, вы не сильно спешите и уделите немного времени старику, выслушаете историю?

— Почему бы и нет.

— Правда, даже не берусь предсказать ваше к ней отношение. Что же… — директор взял чашечку с блюдца на столе и сделал пару глотков чая. — Начну с важного, чтобы вы могли понять причины и суть. Тёмная Магия делится на три категории. Магия, суть и функция которой состоит в причинении непоправимого вреда здоровью, в пытках и в убийстве. Магия, для создания которой требуется причинение вреда, пытки и убийства. Магия, неосторожное использование которой, использование без оглядки или несмотря на последствия, способная причинить самому волшебнику или другим вокруг него вред здоровью, пытки и смерти.

Мы сделали по глотку чая и закусили дольками.

— Окклюменция неспроста относится к Тёмным Искусствам, а конкретно — к третьему типу. В молодости, я сам, можно сказать, пал жертвой своего перфекционизма и желания научиться всему как можно лучше, а выполнять — с наибольшей эффективностью. Со временем, конечно, многое случилось, многое пришлось пережить, но в окклюменции я понял одно — нужен баланс. Удивительно, на самом деле, как такая простая вещь проходила мимо моего сознания, ведь баланс важен в любом направлении магии. Когда я стал директором Хогвартса, да даже уже будучи старшим преподавателем Трансфигурации, я знал эту простую истину. А вы знаете, в чём состоит проблема окклюменции? Где обратная сторона этой медали?

— Если честно, директор, то я об этом не задумывался.

— Эмоции. Держа своё сознание под жестким контролем, вы держите в узде эмоции. В своих суждениях и поступках вы начинаете опираться лишь на логику и совокупность внешних факторов, имеющих визуальное воплощение. Да, окклюменция не даёт вторгнуться в ваше сознание, прочитать эмоции, прочитать мысли или воспоминания, но тем самым вы лишаете свою эмоциональную составляющую… Подвижности, пожалуй. Да, подвижности. Но это лишь полбеды.

Чай в чашечках закончился, и заварник вновь взлетел с подноса, разливая своё ароматное содержимое в нашу посуду. Пара глотков, и вот директор продолжил свою мысль.

— Самое неприятное в этом то, что при полном контроле теряется эмпатическая чувствительность. Эта самая чувствительность есть абсолютно у всех волшебников и даже обычных людей. Да даже самые примитивные животные, кроме насекомых и прочих обладателей примитивной нервной системы, обладают эмпатической чувствительностью. Для нас, разумных и социальных существ, эта способность сродни зрению по важности. Эта чувствительность позволяет нам понимать друг друга намного лучше, порой совсем без слов. На ней же основывается такое явление, как «эффект толпы» и многие другие.

— Понимаю, — кивнул я. — Потому, в своё время, я выбрал именно окклюменцию для защиты разума, хотя и имелась информация о других способах глухой защиты. Они лишали эмпатии начисто.

Директор лишь кивнул, отпив чая и закусив долькой.

— Это моё объяснение является вступлением сразу к трём темам для разговора, — продолжил Дамблдор. — Вы, наверное, замечали, какие искренние и светлые эмоции испытывают ученики, приходя в Хогвартс в первый раз? Эта радость от удовлетворившего их выбора шляпы, от появившихся в своём множестве блюд? Когда ты стар, ты уже не можешь радоваться подобному, как в первый раз, потому я и остальные преподаватели всегда присутствуют на первом и прощальном пирах в полном составе, а ведь присутствие отнюдь не обязательно.

— Допустим.

— Сильный легилимент, хочет того или нет, ощущает эмоции и поверхностные мысли куда более чётко. Это как человек с очень плохим зрением и человек с острым. И вот, я столкнулся с очень непривычными эмоциями и мыслями. Мне показалось очень интересным то, что вы, мистер Найт, очень «громко думали» о соответствиях и несоответствиях увиденного фильмам и книгам, канону, сказке о «Мальчике–Который–Выжил».

Сказанное заставило меня непроизвольно мысленно напрячься.

— Знаете, мистер Найт, — улыбнулся своим мыслям директор, глядя куда–то вдаль. — Феномен реинкарнации встречается крайне редко и уж тем более в таком виде, что человек помнит своё прошлое. Так, обрывки, мелкие детали. Встретив подобный феномен, да ещё и со знанием возможных событий, я оказался преисполнен надежды.

— Надежды?

— Вы ведь знаете суть пророчеств?

— Безусловно, директор, — кивнул я, отпивая чая и заедая тот лимонной долькой.

— Понаблюдав за Гарри, мальчиком, способным, если верить пророчеству, победить Волдеморта, и понаблюдав за вами, мистер Найт, я сделал выводы. Простые выводы. Том так или иначе возродился бы, ведь я точно знал, что его душа не покинула этот мир, хоть я и не знал, как он смог удержаться здесь. Понаблюдав за Гарри, я пришёл к неутешительным выводам о том, что в ближайшие десять, пятнадцать и даже двадцать лет от него не стоит ждать даже приближения по уровням силы и навыков к Волдеморту. Он мог победить лишь только удачей.

— Чтобы это понять, не нужно быть многоопытным мудрецом.

— Увы, Гарри не оправдал и толики надежд, — понурился директор.

— Но можно ли считать одной из причин подобного то, в каких условиях он жил?

— Безусловно, — директор откинулся на спинку кресла, лицом выражая всю свою скорбь. — Я совершил ошибку. Как много раз до этого, как много раз после… Знаете, мистер Найт… Перед вступлением в Орден Феникса все приглашённые проходят тщательную проверку. Дурсли… Как на них ни посмотри в то время, были великолепной семьей, дружной и любящей. Лили, — Дамблдор посмотрел на меня, — мать Гарри…

— Да, знаю.

— Лили очень плохо отзывалась о своей сестре, но что значат слова против фактов? Перед вступлением Лили и Джеймса в Орден была проведена проверка. Если коротко, то и сама Лили была не подарок, а в испорченных отношениях виноваты как сама Лили, так и её сестра, Петуния. Но не было ничего, что могло бы негативно сказаться на отношении Дурслей к юному Гарри. Я даже попросил присмотреть за ними одну свою старую знакомую… Я просчитался дважды.

Директор сгрёб десяток лимонных долек с вазочки и, вновь откинувшись на спинку кресла, поднёс одну ко рту. Его правая рука была явно под иллюзией, но подвижность потеряла изрядно.

— Я не учёл, что Дурсли будут без любви относиться к мальчику, а моя знакомая… Взросление и жизнь в послевоенных условиях, в разрухе, голоде, холоде и смертях от любой мелочи… Я не учёл, что в её мировоззрении для «нормально живёт, хорошо себя чувствует», будет достаточно того, что у Гарри есть крыша над головой, одежда и какая–то еда… Это моя ошибка.

— Я вас понял, директор, — вновь кивнул я, протягивая руку к оставшимся в вазочке долькам. — Ваш взор обратился на меня. Но что–то я не чувствовал «направляющей руки».

— А вы бы приняли внимание и помощь с моей стороны? Вы не доверяли собственной тени… Что разумно, в Магическом–то мире.

— Нет, пожалуй. Это было бы подозрительно.

— Вот и я так посчитал. Посчитал, но искал любую возможность дать вам знания. Вернул все книги в запретную секцию, когда–либо изъятые всеми директорами. Каждый директор, мистер Найт, имеет возможность на своей должности изъять пять книг, не соответствующих «изменившейся за века магической морали». Искал любой повод отправить вас в Запретную Секцию. Но на первом курсе вы проявили поразительную отчуждённость от любых событий в замке. А на втором уже и сами, вместе с мисс Грейнджер, справились с этой задачей.

— Но зачем?

— Вам так нужно, чтобы я озвучил очевидное? — директор чуть улыбнулся, сверкнув очками–половинками. — Вы, как «сила не от мира сего», способны игнорировать пророчества. На это была моя ставка. Я понял, какой вы человек, понял ваши стремления и уверился, что если Волдеморт воскреснет, то так или иначе вы не оставите это просто так. Вы даже не представляете, мистер Найт, сколько раз я пытался лично противостоять ему и одержать победу. Всякий раз получалась какая–то нелепица. В итоге все силы были брошены на непрямое противостояние и сдерживание его агрессии, сдерживание Пожирателей, сведение жертв к минимуму, лишению его сил через людей, политику и влияние.

— Хм… Раз уж мы начали говорить откровенно, то можно вопрос?

Дамблдор утвердительно кивнул.

— К чему вся ситуация на первом курсе? На втором? Третьем и так далее… Я не понимаю.

— Первом? — директор немного удивлённо приподнял одну бровь. — Я не могу отказать моему давнему наставнику и другу в его просьбе. Но и рассказать её суть не могу. Касательно ваших же опасений, могу сказать, что Пушок не способен причинить вред школьнику. Даже если ученику показалось бы, что его прямо сейчас растерзает цербер, то максимум, что сделал бы Пушок — залил несчастного слюной с головы до пят, да штанину подрал. Абсолютно любое магическое животное, находящееся на территории Хогвартса, подвергается подобному нерушимому магическому воздействию — чары самих Основателей. Вся та полоса препятствий была хоть и травмоопасна, но безопасна. Я попытался совместить просьбу наставника, сопровождаемую финансовой поддержкой Хогвартса, с попыткой пленить дух Волдеморта. Зеркало Еиналеж — довольно хитрый артефакт. Если его правильно настроить, то оно со временем пленит душу того, кто указан в этих настройках. Пленит, и разрушит, как Дементор, отправляя остаток прочь из мира. Сутки — столько нужно было профессору Квирреллу, чтобы дух Волдеморта был пленён. Но я недооценил самоотверженность мистера Поттера, и в итоге Тёмный Лорд отвлёкся от Зеркала, а ритуал — сорвался…

— Тогда василиск…

— Абсолютно безопасен. Был, пока вы его не убили. Даже если бы он получил приказ от самого Слизерина, то оцепенение — его предел.

— А как же Миртл?

— Сложно сказать наверняка, но её тело имело следы оцепенения от взгляда, а только потом она умерла. Смерть же от взгляда настолько же бесследна, как и от Авады.

— А яд?

— Василиск способен менять свойства своего яда в широчайшем диапазоне…

— Да, я читал в книгах. Правда, обычно он использует мгновенно действующий смертельный, либо кислотный.

— Именно, мистер Найт. В одном из немногих сохранившихся своих трудов Слизерин описал ограничивающие заклинания, намертво прописанные в его творении. Василиск при укусе ученика мог бы оставить сильные шрамы и мощное болевое воздействие, а в последствии — временный и безопасный паралич и сон. Он был создан Слизерином как идеальный охранник, способный в любой момент времени появиться в любом месте Хогвартса и защитить его от вторжения.

— Но дневник? Как?

— А вот это — очередная моя ошибка. Я не смог тогда, да и не смог бы сейчас, почувствовать подобный артефакт. Крестраж. Вы ведь заметили, что он ничем не выделяется, если не знать, куда смотреть. Ну подумаешь — принесла девочка блокнотик с чарами. В Хогвартс каждый год проносят тысячи различных мелких поделок и зачарованных предметов. Если сигнальные чары бьют тревогу на очевидно Тёмные артефакты, то на такие — нет. Да и сам я отнюдь не вездесущий, и о многом мне становится известно лишь после.

— А ведь и в самом деле, — задумавшись, я выпил залпом оставшийся в кружке чай.

— Вы же не думали, что я это делаю специально? — непритворно удивился директор. — Что же за «история» такая у вас там была?

— Очень неоднозначная и не говорящая вообще ни о чём. Директор, а вы знали, что Сириус — невиновен?

— Нет, — покачал тот головой. — Вы ведь знаете нюансы Фиделиуса?

— Да, прочитано и изучено.

— Когда я предложил Джеймсу и Лили использовать в качестве Хранителя Тайны Сириуса, я руководствовался исключительно качествами юного в то время мистера Блэка. Он бы никогда не предал и под любыми пытками сохранил бы тайну. Это было логичным решением, правильным. Присутствие самого будущего Хранителя на ритуале не обязательно — достаточно его крови. Я и подумать не мог, что они вместо Сириуса выберут Питера. Я до самого конца думал, что именно Сириус их предал, что, конечно, было странным, но сугубо технически — возможным. Знаете, мистер Найт, я считаю категорически невозможным спасти тех, кто сам себе враг.

— А что насчёт лже-Грюма? Многие из тех, кто знает о том, что вы давным–давно знакомы, недоумевают, как можно было упустить из вида то, что он — не настоящий?

— А это относится ко второй причине моего вступления об окклюменции. Аластор — жуткий параноик. Вот, мистер Найт, что о нём вы можете сказать?

Я задумался не на шутку. Грюма я не знаю достаточно хорошо, но каждый раз он предстаёт в немного новом, другом амплуа. Это я и сказал директору.

— Правда, — добавил я с усмешкой, — есть ещё «постоянная бдительность!».

Дамблдор улыбнулся в ответ.

— Да… Постоянная бдительность. Она настолько постоянна, что он держит окклюменцию на максимуме, как, кстати, и вы, мистер Найт. Проблема общения с такими людьми заключается в том, что такие люди совсем не ощущаются эмпатически. Общение с ними — как со стеной. Особенно, если дело касается Аластора. Он может быть любым, и ты не знаешь, когда он настоящий. С вами немного проще — у вас есть характерные привычки, движения, набор улыбок. Но в эмпатии вы так же пусты и словно не существуете. Я уверен, что вам кажется, будто это вы не хотите общаться с другими учениками. На самом деле, это им некомфортно с вами общаться. Вы знаете, что о вас думают?

— Нет. Мне не интересно. Хотя конкретно сейчас — меня боятся.

— Далеко не все, нет. Вами восхищаются, вас уважают, вами любуются. Но при попытке с вами общаться дети просто теряются. Они вас просто не ощущают. Хоть какое–то ощущение от вас появляется в моменты колдовства, или же когда вы принудительно формируете вокруг себя магию, усиливая её давление. Взрослых подобным смутить тяжело, но дети… У них возникает сильный диссонанс в голове от того, что вот вы, вас видно, вас слышно, от вас есть определённый запах, но вы не ощущаетесь. Как мне известно, немногие нашли в себе действительно желание и силы полноценно с вами общаться.

— Занятно…

— Да. Аластор абсолютно такой же из–за своей паранойи. Для меня до сих пор большой секрет — какой он, настоящий Аластор? Потому я и не удивился лёгкому несоответствию образа Барти Крауча–младшего. Это было вполне в духе Аластора. Материал–то он читал грамотно и так, как положено, с опытом и по схеме Академии Аврората… Я отнюдь не гений и не всемогущий, хотя многие решили иначе, слепо следуя за образом, который сами себе и придумали.

— Ясно… — кивнул я, вздохнув. — Но зачем вы вообще всё это мне рассказываете?

— Просто вы, мистер Найт, относитесь ко мне совершенно нейтрально. Я уверен, что полученную информацию вы воспримете адекватно и никак ей не воспользуетесь, равно как и не выпустите в массы. А потом… Потом мне будет уже всё равно. А сказать кому–то хотелось. Что же касается окклюменции…

Директор съел очередную лимонную дольку.

— Я не рассказывал вам об этом раньше, ибо мне это было не выгодно. Боюсь, что если бы вы знали эти нюансы, вы были бы подвержены эмоциям, не были бы столь решительны. Не расправились бы с Волдемортом так быстро, или вообще, покинули бы страну. А наши силы ограничены, а ДМП с Авроратом скованы по рукам и ногам законом, ну, а некоторые — куплены целиком и полностью.

— То есть вы намеренно давали мне все знания и позволяли пользоваться благами Хогвартса, чтобы я устранил Волдеморта?

— Злитесь? Или расстроены моим поступком?

— Ничуть. Я, в какой–то мере, предполагал подобное.

— Это хорошо, — кивнул Дамблдор. — Что же касается третьей темы… Внемлите совету и опыту старика, научитесь снимать свою окклюменцию. Как я и говорил, я однажды тоже попал в такую же ловушку. Я отнюдь не безгрешен, мистер Найт. Я совершал ужасные вещи, идя к своей цели. Но однажды…

Дамблдор прикрыл глаза, явно погружаясь далеко не в самые приятные воспоминания.

— … Обстоятельства, пересилить которые я не мог. Нелепая случайность. Несчастный случай. Мой шок был так силён, что окклюменции не хватило. Она, словно воздушный шарик, лопнула, выпуская всё, что я сдерживал долгие годы. Тяжесть моих грехов и поступков были помножены многократно.

Дамблдор открыл глаза, глядя на меня как никогда серьёзно и печально одновременно.

— До сих пор меня терзают призраки прошлого. Это… — он поднял поражённую проклятьем руку. — Последствие одного из них. Соблазн всё вернуть был слишком силён. Соблазн услышать всего пару фраз…

Он около минуты смотрел на свою руку.

— Решение проблемы Тёмного Лорда… Оно сняло лишь один из многих грузов с моей души. Но похоже, этого оказалось достаточно, чтобы я перестал цепляться за жизнь.

— Но наверняка можно вылечить проклятье. Нужно только больше специалистов, и…

— Оставьте, мистер Найт, — с лёгкой улыбкой отмахнулся Дамблдор. — Знаете, в детстве я и не помышлял о магии. Никогда не хотел стать великим волшебником. Я хотел быть рыцарем с мечом и щитом. Глупо, правда? Но жизнь… Она расставила свои приоритеты. Я не хотел становиться Великим Светлым, Председателем Визенгамота, и уж тем более — директором. Но кто меня спросил? Правда, директором я, всё–таки, стал по своей воле. Но знаете, до этого я каждый отпуск паковал чемоданы и до самого первого сентября уезжал куда–нибудь, лишь бы подальше от этого болота. Я полюбил учиться и учить — этим я давил в себе все плохие воспоминания и свои грехи. Но кто бы что ни думал, я простой человек. Простой, старый и уставший. Уставший нести свой крест. Вы ведь знаете, что смерть — лишь начало нового, невероятного путешествия? Может быть в другой раз я стану рыцарем? Или космонавтом? Или червём каким…

Дамблдор явно куда–то поплыл своим сознанием, но взяв себя в руки, нашёл в столе склянку с зельем и дрожащей рукой поднёс ко рту, выпивая и откидываясь на спинку кресла. Посидев пару минут с закрытыми глазами, он вновь заговорил.

— Проклятие… Туманит разум. Лишь благодаря зельям Северуса и своей воле я ещё держусь. Хотя последняя утекает как песок сквозь пальцы. Мистер Найт, — директор посмотрел на меня. — Не совершайте моих ошибок. Рано или поздно окклюменция слетит, в один миг высвобождая эмоции от каждого пережитого вами воспоминания, мгновения жизни. Потому она и относится к Тёмным искусствам. Окклюменция способна нанести непоправимый вред волшебнику, если не найти баланс. И раз уж не так давно вопрос коснулся книг…

Директор взмахнул рукой, и откуда–то из глубин его кабинета прилетели по воздуху шесть старых и новых книг.

— Высшая Светлая магия, — сухо сказал директор. — Экземпляры есть в обычной секции, но их там днём с огнём не сыщешь. Мой вам подарок. Как и это.

Из стола директор достал простую игральную карту, на которой была изображена стрелочка.

— Она укажет вам путь к волшебнику, с которым я обещал вас познакомить. Сам я, кажется, явно переоценил свои текущие возможности и не смогу лично сделать это. Но он вас узнает по карте, как и вы — его. И всё–таки, мистер Найт. Как вы защитились от Авады Тома?

— Благодарю, — кивнул я, принимая книги и карту, и складывая их в сумку, тут же снятую с плеча. — Воспользовался одной из наших наработок.

— По проекту накопителя?

— Да, директор. Вы знакомы с физикой обычных людей?

— Да, и вполне неплохо, — кивнул Дамблдор, улыбнувшись в бороду. Кажется, он окончательно пришёл в себя. — Не так давно, не больше двух десятков лет назад, я сильно увлёкся фантастикой и теми чудесами, что выдумывают писатели–магглы. Вот и захотелось плотнее ознакомиться с их наукой, дабы иметь хоть какое–то представление о ней, иметь фундамент для полёта фантазии.

— Мы представили, что магия — энергия. Энергия, в повседневном состоянии находящаяся в определённой фазе. Ава́да же потому и пробивает любые магические барьеры, что находится в противоположной фазе, игнорируя щиты и магию.

— И вы попросту инвертировали магию, а уже на её основе создали Проте́го достаточной мощности?

— Именно.

— Невероятно. Вот и ещё одно доказательство того, что я — вовсе не гений. А ведь всё лежит на поверхности. Похоже, не зря некоторые гильдии начали активно ратовать за интеграцию маггловского научного подхода и имеющейся базы в магическое видение мира. Ой не зря… А уничтожили его похожим на дементоров методом, да?

— Как я понял, директор, дементоры переваривают душу, оставляя лишь её основу. Без личности, без воспоминаний, без опыта и разума. Голое ядро, так сказать. Именно это я и сделал. А крестражи, как я понял, самоуничтожились из–за нарушения условий работы — нечего держать в мире, нет связи.

— Да, именно так они и действуют. Именно это я и планировал сделать посредством Зеркала… Жаль, что не удалось, и вам пришлось совершить многое… Ещё больше жаль, что из–за моих ошибок сложились факторы, способствующие самому появлению Тёмного Лорда. Что же… Не буду больше тратить ваше время. Да и для Минервы нужно подготовить ещё много разных бумаг, вводить её в тонкости работы и в то, как жить на кнаты, что выделяет министерство и попечители на Хогвартс, где деньги искать…

— Думаете сделать её вашей преемницей на посту директора Хогвартса?

— А есть альтернативы? — директор поднялся со своего места, и я последовал его примеру.

— Нет.

— Вот в этом и дело. Минерва справится, я уверен. А мне нужно будет как–то продержаться до лета. Умирать посреди учебного года — верх неприличия, не так ли?

Дамблдор умудрился даже улыбнуться.

— Действительно. Не поймут. Доброй ночи, директор.

— Доброй, мистер Найт.

Уже в дверях я услышал его бормотание:

— …ещё бы обезболивающее найти…