Швейная машинка

Рут

Начало июля 1980 года. Эдинбург

Когда Рут зашла за униформой, Альф выдергивал худосочные сорняки из грядок на небольшом клочке земли перед домом.

— Заходите, она ждет, — улыбнулся он.

Рут вошла в прохладный подъезд и постучала в дверь. Она была приоткрыта и подалась под ее пальцами, но Рут решила, что вежливее будет подождать и не переступать порог.

— Здравствуйте!

Из мастерской вышла Конни:

— Заходите, заходите.

— Это вам, — сказала Рут, преподнося ей букет фрезий. — Я подумала, что вам понравится, у них такой приятный аромат.

— Право же, не стоило, но спасибо, они прекрасны, — сказала Конни, вдыхая запах. — Вазы у меня стоят на кухне, на верхней полке.

— Я возьму стул и достану.

— Нет, что вы! — испугалась Конни. — Они прекрасно постоят в банке, пока Альф не придет. Что же вы, хотите, чтобы меня удар хватил?

— Извините.

— Давайте лучше примерим платья, и если они подойдут, то перейдем к чаю.

Кухня была наполнена ароматом какого-то пирога.

Платья с новыми вставками посередине висели на плечиках в мастерской.

— Я знаю, что выглядит довольно странно, — сказала Конни, — но мы так надставляем форму медсестер, когда они в положении, и получается отлично.

Рут сняла через голову летнее платье и надела первое форменное.

— Вы уверены, что с ними все будет в порядке?

— А почему нет? Повезло, что вы еще не перешли на новые голубые платья с молнией спереди.

— Да уж, раз в жизни повезло.

— Я просто понятия не имею, что бы мы придумали, если бы вы ходили в таком. Наверное, просто ничего бы не вышло. Видимо, беременные сестры должны будут носить накидки поверх таких платьев. — По лицу Конни было ясно, что подобная перспектива не приводит ее в восторг. Она жестом попросила Рут повернуться, чтобы осмотреть платье сзади. — Да, вот так отлично. А сейчас подождите немного.

Она вынула из корзинки накрахмаленный белый передник и протянула его Рут.

— Новый фартук? Как вам удалось его найти?

— Ой, и не спрашивайте!

Рут надела фартук и приколола его к платью на уровне груди.

— Еще раз, пожалуйста, медленно повернитесь, я посмотрю на бока и спину, — сказала Конни, продолжая тщательно оценивать свою работу. — По-моему, отлично. На случай, если этих вставок не хватит, я сделала вытачки в средних швах, так что, если станет тесновато, просто распорите их, и это прибавит еще два дюйма. Возможно, этого и не понадобится, но на всякий случай имейте в виду.

— Спасибо большое.

Конни покачала головой и прижала палец к губам:

— Тсс.

— Я помню, что вы отказывались, но мне кажется, я просто обязана вам заплатить.

— Я вам уже сказала: об этом не может быть и речи. Многие люди в моей жизни были ко мне добры, а с этими платьями все оказалось совсем несложно.

Конни не стала упоминать ни о сломавшемся моторе электрической машинки, ни о решении, которое ей пришлось принимать на выходных.

Когда Рут снова переоделась в свое платье, Конни достала из шкатулки новую маленькую записную книжку, отклеила с задней обложки ценник и хрустнула корешком, открывая книжку на первой странице. Она положила бумагу под иглу и очень медленно стала вращать ручку машинки. Появилось несколько серых стежков, которые расположились параллельно краю страницы. Через пару дюймов она подняла прижимную лапку и подсунула под нее маленький кусочек мягкого серого денима, а потом закончила шов.

Рут наблюдала за этим как зачарованная. Конни закрепила ткань и записала что-то рядом со стежками.

— Вы не будете возражать, если я спрошу, что вы делаете?

Конни передала ей записную книжку:

— Зачем это?

— Старая привычка. Я записываю все, что шью на этой машинке. Моя мама тоже так поступала, когда работала на ней. Вон на той полке, в обувной коробке, таких записных книжек множество. Альф считает, что это забавно, но он делает то же самое со своими семенами в саду, так что у нас один диагноз.

— А разве на прошлой неделе машинка была эта же? Для той машинки вы тоже все записываете?

— Нет, та совершенно другая — просто рабочая лошадка, она сейчас в ремонте. На самом деле эти дневники — давнишняя обязанность. Мы всегда их вели.

Рут внимательно оглядела комнату. Дверь шкафа была открыта, и на полках внутри расположились аккуратно подписанные коробки с выкройками: «Вог дизайна», «Симплисити», «Баттерик»[37]. На других коробках виднелись надписи: «ленты», «драп», «тесьма-зигзаг» и «косая бейка». Казалось, все было тщательно организовано. Куски ткани разложены по цвету: шелковый принт с розовыми цветами покоился на толстой твидовой ткани цвета малинового варенья. Два с половиной десятка потенциальных предметов одежды лежали на полке в ожидании своего часа.

— Вы очень много шьете, — сказала Рут, констатируя очевидное.

— Да, я научилась у матери. Это ее машинка.

— Фамильная ценность?

— Примерно так. Хотя я никогда об этом не думала. Их ведь делали тысячами, а то и миллионами. Они до сих пор часто встречаются, в антикварном магазине за такие много не дадут.

— Наверное, ваша мама была хорошей наставницей.

Конни пожала плечами:

— Я смотрела на нее и научилась. Я шью всю жизнь.

— И как вы попали в нашу швейную мастерскую?

— Я работаю там двадцать пять лет с небольшим перерывом, хотя могла туда и вовсе не попасть.

— Серьезно?

— Я пошла на собеседование и не очень хорошо себя показала, если честно.

Конни начала сворачивать сантиметр, наматывая его себе на пальцы.

— Да, могу понять.

— Сначала было обычное собеседование, а потом — практическая часть. — Конни улыбнулась, припоминая историю, которая случилась как будто бы вчера. — Только намного позже я поняла, что управляющая просто хотела посмотреть, как я справлюсь со сложной задачей.

— Немного нечестно, мне кажется.

— Да, наверное. Но в итоге мне предложили работу, так что, видимо, я прошла испытание.

— Вы сейчас работаете только с униформой?

— Нет, мы шьем белье для операционных — помните те бело-зеленые пеленки?

Рут кивнула.

— Покрывала и простыни мы тоже чиним, а иногда попадаются и более крупные вещи — например, шторы для конференц-зала. Но большая часть работы приходится на униформу медсестер, это точно. Подгибаем края одежды, подгоняем по фигуре, но не так чтобы очень хорошо, — улыбнулась Конни. — Я знаю, чего хотят молодые медсестры, но со временем они понимают, что при их работе о моде думать некогда.

— Я помню, что моя форма показалась мне ужасной, мешковатой и безвкусной, и я очень расстроилась, когда в колледже нам сказали, что перешивать ее нельзя.

— Это всегда так было. Если бы мне давали хотя бы пенни каждый раз, когда поступала просьба укоротить или отпустить платье, я была бы уже богата.

— К счастью, теперь я могу об этом особенно не думать — на прошлой неделе выяснилось, когда у меня будет последний день работы.

— Останетесь в том же отделении до конца?

— Да. Это довольно удобно. В ортопедии тяжело — много приходится таскать, зато никто не будет ко мне присматриваться. Я немного беспокоилась из-за того, что сразу все заметят. — Она погладила живот. — У нас все будет хорошо.

Аромат выпечки Рут не обманул: на ужин были сэндвичи с холодным мясом и яблочный пирог. После еды Конни отказалась от помощи Рут в уборке со стола и настояла, чтобы Альф отвел ее во двор. На заднем дворе располагались небольшие садовые участки, отгороженные друг от друга разделительными стенами: одни были десяти футов в высоту, другие — гораздо ниже.

Конни стояла у раковины на кухне и мыла тарелки. Она видела, как Рут задает вопросы, а Альф что-то объясняет, попутно обезглавливая увядшие цветы на клумбах.

Они остановились там, где в войну было бомбоубежище Андерсонов, и Конни видела, как Альф рассказывает истории военного времени, жестами показывая, какими глубокими были воронки, как жители квартир после работы рыли канавы и как много лет спустя он помогал засыпать четыре камеры бомбоубежища, чтобы сад вновь стал безопасным для игравших здесь детей.

Перед окнами их квартиры было место, которое Альф фактически захватил, засадив плетистыми розами, сладковатой жимолостью и львиным зевом. Другие жильцы не жаловались на это: ведь теперь нужно было подстригать меньше травы — кому такое не понравится?

Прогулка наконец подошла к концу, и Рут с Альфом сели на лавочку у окна, продолжая разговаривать. Теплый день сменялся сумерками. Конни знала: он признается ей, что ему известно о ребенке, и постарается убедить написать родителям — возможно, даже предложит, в каких выражениях это можно сделать.