Швейная машинка

Фред

Конец ноября 2016 года. Эдинбург

Для Фреда услышать мать по телефону было далеко не то же самое, что увидеть ее во плоти.

— Давненько не встречались, странница! Я уж не думал, что ты приедешь до Рождества! — говорит он, открывая дверь.

Выражение счастья на ее лице тут же сменяется ужасом.

— О боже, что ты сделал с волосами? — Мать окидывает его придирчивым взглядом. — Ты заболел? Все нормально?

Она проходит в прихожую и смотрит на него еще более пристально и оценивающе.

— Все хорошо. Просто мне пришлось смириться с тем, что я лысею, вот и все. — Фред заключает ее в объятия. — Добро пожаловать домой!

Она высвобождается:

— Честно? Ты бы сказал мне, если бы что-то было не так, правда?

— Конечно, я же не совсем дурак.

Она все еще сомневается.

— Гм, ну ладно. Хотя мог бы и предупредить. — Мать шутя тычет Фреда в живот. — У меня чуть сердечный приступ не случился, когда я тебя увидела.

— Да, мама, я тоже по тебе скучал.

Она пожимает плечами:

— Ты меня правда напугал.

— Прости, — отвечает Фред.

— Я смотрю, соседняя квартира продается.

— Да. Семья, которая там жила, построила дом в Файфе. На выходных они переехали, и владелец, похоже, хочет избавиться от этой квартиры.

Он сгоняет Крэбби со стула.

— Ты оставил кошку?

— Да, я так и не решился ее отдать. С ней уютно.

— Она внимательно слушает и не отвечает?

— Что-то наподобие. — Фред складывает руки на груди в шутливом раздражении. — Кстати, я думал, что ты приедешь завтра. Я уже перенес все дела и собрался встречать тебя с поезда.

— Да, но у меня в последнюю минуту изменились планы. У старой подруги, у которой я собиралась остановиться в Лондоне, начались какие-то семейные неурядицы, и я предпочла не мешать.

— Итак, как все прошло?

— Восхитительно! — Широкая улыбка подтверждает ее слова. — Я больше не хочу работать!

— Этого я и боялся.

— По крайней мере, какое-то время.

— Я хочу узнать все!

— Серьезно? — Она осматривается в комнате, подмечая в ней перемены: подвесной блок с одеждой, ярко-желтый заварочный чайник на столе и подушечку для кошки в выступе для дымохода старой черной печи. — Если я начну говорить, то не закончу и за неделю.

— Хочешь есть? У меня, правда, почти ничего нет: я собирался по магазинам завтра в твою честь.

— Доставка? — с надеждой спрашивает она. — Я бы слопала роган джош[39].

— Звучит неплохо.

Через два часа, рассказав ему все о работе шведских железных дорог и трамвайной системы Хельсинки (в рассказе о том и другом очень часто встречается имя Лукас), она начинает расспрашивать его, какой провел последние четыре месяца.

— В последнем письме ты говорил, что еще не нашел работу.

В ответ Фред тяжело вздыхает:

— Так и знал, что ты об этом вспомнишь.

— Никак не получается?

— Я решил больше не работать по контракту и присматриваюсь к чему-нибудь другому.

— Так…

— Я знаю, ты хотела, чтобы я пошел в университет, а не сразу в банк после школы. — Он водит по столу пальцем, повторяя узоры на древесине. — Но через несколько недель мне исполнится тридцать шесть, может быть, стоит попробовать.

— Давно пора.

— Что?

— Говорю, давно пора.

— Думаешь, идея хорошая?

Она кивает:

— Что ты хочешь изучать?

— Я подумываю об истории. — Фред открывает ящик стола, вынимает черную записную книжку и снимает с нее резинку. — Я разговаривал с подругой и делал записи. Она говорит, что поможет составить заявление о приеме, если потребуется. Но сначала мне нужно будет пойти в колледж на подготовительные курсы, потому что школьные выпускные экзамены я сдавал в прошлом столетии.

— Подруга?

— Ее зовут Эллен.

— А что случилось с Самантой?

Фред переносится мыслями в прошедшее лето.

— Оказалось, что я герой не ее романа. — Будто бы, они расстались еще в прошлой жизни. — Или она — не героиня моего. В общем, видимо, это и к лучшему.

— А Эллен?

— Мама, Эллен — просто подруга, — твердо говорит он. — Хорошая подруга — и все.

Она решает сменить тему:

— Да. Итак, с планами на будущее ты определился. А теперь расскажи о квартире. Я вижу, ты уже почти обжился и все тут обустроил. И сколько контейнеров мусора ты выбросил?

Фред смеется:

— Два маленьких.

— Ты еще довольно сдержанно себя повел. Я думала, что вернусь в белые стены, к современному простому дизайну.

— Я настолько предсказуем?

— Я вижу, ты повесил в передней комнате красивые новые шторы. Вот уж не думала, что ты склонен к мягкой мебели и драпировкам.

— Эй! — Он выпячивает грудь. — Нечего издеваться. Должен тебе заявить, что эти шторы — моя работа, целиком и полностью. — Фред поднимает ее со стула и ведет к окнам. — Я сшил вот эти занавески в спальне и шторку для ванной. А если ты заглянешь в кухонные шкафчики, то найдешь там набор новых полотенец и два фартука.

— Впечатляет!

— И я еще не закончил. — Он разматывает веревку на блоке для одежды и медленно спускает его на уровень глаз. — Один банный халат, одна винтажная рубашка, шесть наволочек и… — Фред тянет на себя веревку, чтобы снова поднять блок и зацепить его за крюк, — два пальто деда, которые я нашел в шкафу и перешил на себя.

— Много же у тебя было дел. Ты поменял бабулины швейные машинки на новую?

— Одна отправилась в мусорку, — признается он. — Я собирался туда же выбросить и вторую, но у меня было мало денег, потому что расчет запаздывал, и я решил ее продать.

— И продал?

— В итоге нет. Я ее оставил, потому что она полна тайных историй.

— Я не понимаю.

— Сейчас покажу. Подожди минутку. — Фред выходит в гостиную и забирает оттуда записные книжки, лежащие рядом со швейной машинкой. — Видишь? — Фред кладет одну из книжек перед ней на стол.

— О боже! — Она берет книжку в руки.

— Погоди, мама, ничего не говори. — Он начинает раскладывать их по порядку на столе, как крупье в казино раскладывает карты из колоды. — Так, все на месте, осталась моя. — И Фред добавляет собственный блокнот.

— Где ты их нашел?

— В бабулиной машинке.

— Я понятия не имела, что их так много.

— А, так ты их уже видела?

— Давно. Я думала, их уже выкинули.

Она берет самую первую записную книжку и изучает четкий учительский почерк:

— Это мама бабули. Ее звали Кэтлин.

Фред мысленно возвращается в те дни, когда ребенком в последний раз ходил на кладбище, и силится вспомнить имена на надгробиях, но не может — слишком давно это было.

— То есть моя прабабушка. Да, наверное. После каждой записи здесь стоит «Кэтлин». Ты еще что-то про нее знаешь?

— Не так много. — Она держит записную книжку обеими руками. — Твоя прабабушка была замужем дважды, и бабуля родилась от второго брака. Кажется, Кэтлин была школьной учительницей, но тут я до конца не уверена.

— Что ж, я провел кое-какие исследования, давай попробуем заполнить пробелы.

Она наклоняется к столу и сосредоточивается.

— Машинка была куплена в рассрочку: смотри, вот книга учета. С первыми несколькими платежами что-то странное, не совсем понимаю, в чем дело, но они вносятся еженедельно. Если посмотреть в записную книжку, можно заметить, что шьется огромное количество белых вещей: например, ночных рубашек на порядок больше, чем может износить один человек. Детские юбочки, даже крестильные рубашки. И если бабуля родилась в тысяча девятьсот двадцатом году, все это шилось намного раньше, так что это не ее вещи.

— То есть она шила, чтобы свести концы с концами?

— Похоже на то.

— И что потом?

— Дальше есть пробелы, шилось не так много — несколько платьев, детские сарафанчики и все такое. Но для взрослых почти ничего, так что, видимо, у них дома появились деньги и в двадцатые годы она шила в основном для бабули.

Фред берет следующую книжку:

— А тут снова появляются платья и другая одежда, кроме того, на некоторых страницах уже почерк бабули. Кое-где указан номер выкройки, его можно проверить в Интернете. Вот, например, здесь совпадает. — Он показывает ей распечатанный лист бумаги. — Я не портной, но выкройка кажется действительно очень сложной.

Его мать внимательно смотрит на ткань и выкройку.

— Она мне рассказывала как-то, что начала работать в швейной мастерской в Королевской больнице в пятидесятые и сшила для собеседования новую одежду.

— А, тогда это все объясняет. Наверное, бабуля хотела произвести хорошее впечатление, раз уж собиралась работать швеей.

— А потом что в этих книжках?

— Довольно много стандартного шитья. Ремонт, переделки, шторы, еще какие-то сарафанчики. — Фред закрывает записную книжку. — А потом как отрезало.

— Совсем?

— Да. Вообще ничего с тысяча девятьсот шестьдесят третьего по тысяча девятьсот восьмидесятый год. Бабуля что-то шила для тебя, не помнишь?

Она скрещивает руки на груди:

— Не то чтобы я помнила, Фред, но у нее тогда была новая машинка, электрическая — видимо, как раз та, которую ты выкинул.

Он не замечает, что ее голос подрагивает.

— Гм, да, наверное.

— А что было в тысяча девятьсот восьмидесятом году?

— Тут написано: «Перешивка униформы. Пять платьев». А потом измерения и числа. Это твои?

— А после этого в книжках что-нибудь было еще?

— Только детские вещи. Понимаешь?

Она берет записную книжку и читает:

— Фред, можешь подать мне стакан воды?

— Конечно.

— И пару таблеток парацетамола, если есть. — Она с трудом подавляет зевок. — Прости, еда была отличная, и я рада наконец-то увидеться, но мне правда нужно домой. Может, разберемся с этим в следующий раз?

— Конечно. Ты выглядишь совершенно измученной.

— Так и есть. Я вызову такси, пожалуй.