Швейная машинка

Фред

Начало декабря 2016 года. Эдинбург

Фред не хочет ждать до вечера. Немного придя в себя и зарядившись быстрыми углеводами в виде пончиков со сливочной помадкой, он выходит из мастерской и направляется прямо к Рут. Когда Фред подходит к дому, она как раз выгружает покупки из машины.

— Привет. Извини, я была за рулем, когда звонил телефон. — Она тянется за коробкой молока, отбеливателем и красным вином на заднем сиденье машины. — Как ты вовремя.

— Тогда отойди, я возьму. Это вроде самое тяжелое.

Он старается говорить как можно меньше, потому что не доверяет собственному голосу.

— Спасибо. Я только что прослушала твое сообщение. Что такое срочное?

Фред идет по дорожке к дому.

— Мне нужно тебя кое о чем спросить, — говорит он.

— Звучит загадочно.

— Так и есть.

Достав и разложив продукты, Фред вынимает из кармана конверт и кладет перед нею:

— Расскажи мне вот про это.

Рут берет конверт в руки.

— Что это? — спрашивает она.

— Открывай.

Она поправляет очки и читает.

— Итак?

Рут качает головой, снова и снова перечитывая бумагу.

Фред скрещивает руки на груди:

— Почему ты мне не сказала?

Повисает долгая пауза — ему кажется, что прошло несколько минут. Наконец она отвечает еле слышно:

— Я не знала.

— Но это же чушь!

— Я не знала, — повторяет она.

— Ты должна была знать. Я не самый умный парень в мире, но на таком уровне арифметику знаю.

— Я говорю тебе правду.

Фред старается сохранять спокойствие, но ему это не очень-то удается:

— Тебе было три года, когда твоя сестра умерла. Ты должна была играть с нею, видеть, как она идет в школу.

— Нет, Фред. Я же говорю тебе, я понятия не имела. Я вижу это впервые.

— Неужели у тебя такая ужасная память, мама? Очень сомневаюсь.

— Мне нужно немного подумать.

Он начинает расхаживать по комнате, считая про себя шаги.

Наконец она готова:

— Наверное, мне надо тебе рассказать. Их обоих уже нет, и никому это не повредит.

— Что рассказать?

— Не дави на меня. — Рут откидывается на стуле, обдумывая, что именно сказать и какими словами. — Ну ладно, только слушай внимательно.

Фред с трудом сдерживает сарказм:

— Я весь внимание.

Она показывает на бумагу, которая лежит между ними на столе:

— Прежде чем начать, я должна тебе кое-что объяснить.

— Если хочешь.

— Ты видел свое свидетельство о рождении.

— Конечно, даже в двух экземплярах.

— Мне не очень просто об этом говорить. — Рут кладет руки на колени, чтобы они не так тряслись. — Если не возражаешь, я бы предпочла, чтобы ты сел. Меня несколько раздражают твои постоянные хождения.

Не глядя на нее, он демонстративно отодвигает стул.

— В тысяча девятьсот семьдесят девятом году я встречалась с американцем.

— С американцем? Ты мне никогда не рассказывала.

Она продолжает:

— Мы были сильно влюблены и поговаривали о том, чтобы пожениться.

— Это был мой отец?

— Да.

— Я всегда думал, что он англичанин из Йорка, а не американец.

Рут смотрит на него с удивлением:

— Кто тебе такое сказал?

— Я не знаю. Наверняка бабуля. — Фред пытается припомнить. — Мне тогда было шесть или семь. Мы делали какое-то домашнее задание про вторжение викингов, и она велела мне не говорить тебе, потому что слово «Йорк» портит тебе настроение.

— Боже мой, это у тебя все перепуталось! Твоего отца звали Гарри Йорк, — внезапно улыбается она. — Точнее, Гарри С. Йорк.

— Вот это имя! — Фред пробует его произнести: — Гарри С. Йорк.

— Да, неплохо. Его назвали в честь одного из президентов США[41], но он никогда не пользовался этой «С». Для меня он был просто Гарри.

— Бабуле и дедушке он нравился?

— Все не так просто. — Рут снова замолкает, подыскивая нужные слова. — Они просили тебе не говорить, я и не говорила.

— Ничего не понимаю.

— Ох, Фред…

— Что «ох, Фред»?! — возмущается он. — Все это просто смехотворно. Все, что ты говоришь, кажется полным бредом. Перестань приукрашивать правду и просто расскажи все, наконец.

— Ладно. — И она медленно и четко, чтобы не допустить никакого недопонимания, произносит: — Бабуля и дедушка — не родные тебе.

Фред не отвечает.

— Я говорила, что все сложно. — Ее голос так тих, что некоторые слова ему с трудом удается расслышать. — Я обучалась сестринскому делу в больнице, и у меня был последний год. Однажды Гарри встретил меня после работы и совершенно неожиданно объявил, что ему нужно вернуться в Чикаго, потому что его мать заболела, но он мне напишет. — Рут потирает пятна экземы на руке. — Я ему доверяла и все приняла за чистую монету.

— Он написал?

— Нет.

Фред не знает, что сказать.

— А потом я поняла, что беременна. Я писала ему несколько раз и ждала письма, открытки — хоть чего-нибудь. Я даже думала, что он может внезапно прилететь и оказаться у меня на пороге. — Не дожидаясь его реакции, Рут продолжает: — Я понятия не имела, что мне делать. Форма медсестры становилась все теснее, а мне нужно было проработать до получения лицензии еще шесть недель. Я была уверена, что, если в колледже узнают, скандал будет очень шумным. Мне нужно было просто закончить курс и потом найти работу, чтобы позаботиться о нас и не отвечать на неловкие вопросы. — Она смотрит на него. — Я старалась как могла, ради тебя.

Фред молчит.

— И я придумала план. Однажды, возвращаясь с ночного дежурства, я зашла в швейную мастерскую. Я надеялась, что там мне дадут пару новых платьев, если я скажу им, что набрала несколько килограммов, потому что ела слишком много шоколада. — Рут грустно улыбается. — Я была тогда в отчаянии.

Фред внимательно слушает и старается вникнуть в ее слова, пытаясь хоть что-нибудь понять.

Она крутит серебряное колечко на пальце правой руки.

— Конни — то есть бабуля в то утро рано пришла на работу. Это была чистая случайность. Она оказалась одна в мастерской и рассказала, что вся униформа отпускается под роспись и фиксируется в документах со всеми измерениями и причинами замены. — Рут замолкает, вспоминая то утро. — А потом пришли ее коллеги, и она полезла куда-то в шкаф и дала мне пластиковый пакет с новыми передниками.

— Но как это могло помочь?

— Никак, но к тому времени я слишком устала, чтобы ясно мыслить, поэтому просто поблагодарила и ушла. Только через пару дней я увидела, что в пакет она вложила записку со своим телефоном.

— И что было потом?

— Я позвонила по этому номеру и пришла к ней домой. Сейчас это твой дом. И она перешила мне платья.

— И ты закончила курс?

— Да.

— И… — Фред не знает, как задать следующий вопрос.

— Дедушка сказал, что я должна написать родителям и рассказать им все, хотя я не хотела. Он говорил, что они поймут и все будет хорошо. Я и написала.

Он ждет продолжения.

— Но все оказалось не так. — Рут снова ненадолго замолкает. — Ты всегда знал, что я была единственным ребенком — так вот: это правда. Моих родителей никогда не устраивало то, что я делала. Я была единственной — и потому они хотели видеть меня лучшей. Будь то стометровка на школьных стартах или девяносто один балл на экзамене — они всегда спрашивали, почему я не могла бежать быстрее и почему не набрала девяносто три балла.

— И что они сказали, когда ты им написала?

— Отец ответил, что они больше не хотят меня видеть и что я ни при каких обстоятельствах не должна пытаться с ними связаться.

— Ничего себе!

— Вот именно.

— А твоя мать?

— Это было явно их совместное решение: она была еще хуже, чем он. — Рут складывает очки и кладет их на стол. — Я почувствовала себя совершенно одинокой.

— И что случилось потом? — Он должен выяснить все.

— Когда я принесла бабуле письмо, дедушки не было дома. Она прочла его и послала меня в магазин — купить сыра или чего-то такого. Я уже забыла. Понимаешь, Фред, я подумала, что она тоже хочет от меня избавиться. Когда я вернулась в квартиру, то поняла, что она рассказала дедушке, потому что услышала, как он кричит. — Рут впервые с момента его прихода широко улыбнулась. — Это был единственный раз, когда он ругался.

— Да, дедушка никогда не ругался.

— Ну вот тот раз был исключением. Дедушка кричал так громко, что я услышала его еще на лестничной клетке. Он орал что есть мочи. Вообще-то это сейчас кажется довольно смешным, но тогда мне так точно не казалось. Дедушка был просто в ярости. — Ее голос смягчается. — А потом он понял, что я стою за дверью, вышел за мной, провел в кухню и усадил за стол, тот самый, что стоит там сейчас. — Слезы катятся по лицу Рут, голос становится высоким и сдавленным. — Дедушка сказал, что они станут для меня семьей, если я хочу, а потом, когда все немного успокоились, дедушка добавил, что у них есть свободная комната и я могу там жить.

— А ты что сказала?

— У меня не было сил говорить, я просто кивнула Вот и все. — Рут показывает на записную книжку, лежащую перед ней на столе. — Здесь все вещи, которые бабуля сшила для нас с тобой: платья для беременной, простынки и одеяльца для детских кроваток — в том числе то, которое ты везде таскал, отчего оно все порвалось — рубашечки, комбинезоны… Кажется, я за много лет не купила никому из нас ни одного предмета одежды.

— Но почему, — Фред скрещивает руки на груди, — ты никогда не говорила мне, что у меня есть другие родственники?

— Ты звал их бабулей и дедушкой, они и были твоими бабушкой и дедушкой, так зачем говорить? Ты, похоже, никогда не замечал, что я всегда зову их Конни и Альф. — Рут вздыхает и опять начинает расчесывать руку. — Наверное, мне не хотелось расшатывать ситуацию. В шестьдесят лет бабуля вышла на пенсию — это было всего за неделю до того, как ты родился, и она присматривала за тобой, чтобы я могла вернуться на работу. Жизнь повернулась счастливым образом. — Рут снова смотрит на него. — Это все было из лучших побуждений, уверяю тебя.

Фред пытается все же увязать концы с концами:

— А твои родители?

— Вообще не знаю, что с ними.

— Совсем?

— Я полностью их разочаровала.

— Ты никогда не хотела все-таки с ними связаться?

— Нет. Никогда. Я недавно узнала, что они рассказали соседям, будто я умерла от лейкемии — чего только не узнаешь в соцсетях! — Она решительно качает головой. — Мне нечего было им сказать, и я точно не хотела бы видеть их рядом с тобой.

— Но ты Моррисон. Мы оба носим фамилию Моррисон, как дедушка.

— Ты хочешь узнать все до конца, да?

— Мне нужно понять.

— Наверное, это правильно. — Рут закрывает глаза, вспоминая разговор, который случился за много лет до этого. — Примерно в то же время, когда происходило то, о чем я говорила, у меня была пациентка — очень пожилая дама. Она рассказала, что они с мужем на самом деле никогда не были женаты — она просто сменила фамилию. Я даже не знала тогда, что это возможно, но чем больше я задумывалась об этом, тем больше понимала, что не хочу быть Уоткинс, вот и спросила бабулю и дедушку, что они думают об этом. И, как сейчас помню, дедушка сказал: «Если ты станешь Моррисон, это будет для меня большая честь». И за несколько недель до того, как ты родился, я сменила фамилию. Поэтому ты тоже Моррисон.

— То есть на самом деле я Уоткинс. — Он смотрит на нее. — Или, может быть, Йорк.

— Нет, Фред. Ты Моррисон.

Он пытается уложить все это в голове. Ему всегда говорили, что он очень похож на деда. В конце концов, его назвали в его честь. Внезапно у Фреда начинается приступ гнева, направленный неизвестно на кого:

— То есть ты лгала мне всю жизнь. Вы все мне лгали. Каждый из вас.

— Я старалась сделать как лучше.

— Почему ты мне не рассказала? Почему? — Фред снова меряет шагами кухню, пока ему в голову не приходит новая мысль: — Если ты солгала мне насчет этого, то чего еще ты мне не рассказала?

— Что ты имеешь в виду?

— Мой отец — что с ним случилось? — Фред снова принимает вызывающую позу, складывая руки на груди. — Много лет я думал, что он ушел от нас и сбежал на север Англии. Это было бы забавно, если бы не оказалось абсолютным враньем.

— Прости.

— Что значит «прости»?! — Фред чувствует, что сейчас сорвется. — Откуда я знаю, что он мертв? Как я могу быть уверен в том, что это правда?

— Я тебе уже сказала, что писала ему в Америку.

— И что?

— И я не получила ответа.

— То есть он может быть еще жив?

— Нет, Фред, он умер. Дедушка тоже написал ему письмо. Оно вернулось с пометкой синим карандашом: «АДРЕСАТ УМЕР».

— А если это неправда?

— Я тоже подозревала, что так может быть, так что несколько лет назад провела расследование и нашла его в Интернете. Он погиб в автокатастрофе в Чикаго почти сразу после того, как вернулся домой. В газете была заметка. Он так и не получил моих писем.

— А что случилось с тем письмом с синей пометкой? — Фред цепляется за каждую ниточку, пытаясь сложить все факты, чтобы понять, нет ли в семье еще каких-то тайн.

— Дедушка сжег его у себя на участке, как и то, которое я получила от отца. Он сказал, что если я оставлю их у себя, то они будут похожи на струпья, которые постоянно расчесываешь, отчего раны не заживают. Наверное, в этом он был прав.

— И все? Это совершенно точно все?

— Да, кроме…

— Кроме чего?

— Я никогда не знала, что у них была дочь. Они ни разу о ней не заговаривали.

— И ты никогда ничего не подозревала?

В ее глазах стоят слезы:

— Никогда.

Фред снимает со спинки стула свой дождевик:

— В таком случае, если у тебя все, я пойду домой. Я устал, и мне есть о чем подумать.

Рут встает, чтобы обнять и поцеловать его на прощание, но Фред уходит, громко хлопнув дверью. Она остается одна, и только вибрирующие стекла книжного шкафа в коридоре напоминают о его недавнем присутствии.