Швейная машинка

Джин

Март 1911 года. Клайдбанк

Джин целый час пролежала без сна. Больше всего на свете ей хотелось притвориться больной и остаться под шерстяным одеялом. К сожалению, ее кровать находилась в нише на кухне, а это значило, что в любую минуту мог зайти отец и потребовать овсянку и чай — тогда ей придется встать и приготовить и то, и другое. Она в последний раз потянулась, достав пальцами ног до холодной штукатурки в изножье матраса, а руками — до стены за подушкой. Каждый день Джин с удовлетворением отмечала, что может так сделать, даже если ради этого приходилось извиваться ужом. Ее мать была небольшого роста, и в детстве Джин думала, что будет такой же, но, к счастью, она ее все-таки переросла.

Из соседней комнаты донесся натужный кашель отца, и Джин вскочила, чтобы привести себя в порядок, прежде чем он постучит в дверь. Вчерашняя одежда висела рядом с кроватью. Джин поежилась и обхватила себя за плечи, прежде чем поставить ноги на холодный пол. Надо вставать, нельзя терять ни минуты. Она сняла с крючка голубое платье и надела его через голову, чувствуя, как изрядно поношенная ткань скользит по ее теплому со сна телу. Из-за спешки она слишком долго возилась с пуговицами, и ей пришлось отвернуться от двери, когда отец постучал, а затем сразу вошел, не дожидаясь ответа.

«Он поест и уйдет, — подумала Джин. — Убирать придется мне, как всегда. Ну и ладно». Она бросила на кучку золы в камине немного угля, понадеявшись, что он еще будет тлеть, когда она вернется домой вечером.

По дороге на работу Джин чувствовала себя дезертиром. Народу сегодня было меньше, чем обычно, но от поездов на станции Зингер по-прежнему тянулся ровный поток людей, который вливался затем через ворота на территорию фабрики. Каждый день она поражалась возможностям владельцев производства, которые организовали не только собственную железнодорожную станцию, но и собственные поезда: они не останавливались на многих платформах, оставляя разочарованными ожидающих пассажиров, и везли рабочих прямо на фабрику. Это служило бесспорным доказательством авторитета компании.

Фрэнсис у ворот не оказалось. В надежде, что ее не узнают, Джин повыше натянула шарф и, опустив голову, прошла мимо их обычного места встречи. Вчера она была едва ли не самой храброй из всех, но сейчас не чувствовала в себе сил, чтобы противостоять отцу, который вечером будто бы впрыснул клея в ее вены.

Зайдя в мастерскую, Джин с недоумением огляделась вокруг: вместо сотни человек, обычно работавших здесь, на своем месте был едва ли десяток. И атмосфера царила странная — словно все присутствующие испытывали чувство стыда.

Бригадир со строгим видом придирался больше обычного, что не сулило ничего хорошего. Женщины не хотели, чтобы их разговоры подслушивали, и работали в полном молчании, пока фабричный гудок не известил о наступлении обеденного перерыва. Джин проглотила сэндвич с мясными консервами, спустилась по гулким ступенькам и направилась к воротам. Еще издали она увидела Дональда, который уже ждал ее, широко расставив ноги и засунув руки в карманы.

— Что случилось? — спросил он, когда она подошла.

— Ты злишься?

— Злюсь? Нет, я просто за тебя беспокоился.

Он обнял ее, и Джин прижалась к нему, вдыхая знакомый запах.

Пока обед не закончился, они решили немного пройтись.

— У меня не осталось сил для борьбы этим утром, — сказала Джин, беря Дональда за руку. — Отец был так зол вчера вечером. Когда я уже собиралась идти спать, он сказал, что, если я не пойду на работу утром, он вышвырнет меня на улицу. — Она помедлила. — И еще добавил, что его дочь не должна быть лентяйкой.

Джин почувствовала, как Дональд сжал пальцы, и ощутила грубые мозоли у их основания.

— Как думаешь, он бы это сделал?

— Не знаю. Я решила не выяснять.

— Переходи жить ко мне.

Дональд предлагал это уже много раз, и она всегда только смеялась над ним, в шутку обвиняя в том, что он хочет просто завести себе экономку. Но в этот раз ей было не до смеха.

— Я не могу. До свадьбы еще три месяца.

— Я уступлю тебе кровать, а сам могу спать в кресле.

— Нет, ты не можешь.

— Ну давай тогда скатаем валик посреди матраса, если тебя смущает только это.

Джин засмеялась:

— Нет, подобные вещи меня не волнуют.

— А что тогда?

— Я не хочу, чтобы было так. — Она вздохнула. — Я хочу настоящую свадьбу, хочу пригласить друзей, отпраздновать как положено.

— Я знаю, и я тоже хотел бы. — Дональд повернулся к ней. — Но сейчас все по-другому, Джин. Мы же не знали, что случится такое.

Она пожала плечами:

— Я думаю, отец успокоится.

Это была ложь, сама она ни секунды в это не верила.

— Ты пойдешь на работу после обеда? — задал он вопрос, когда они вернулись на место встречи.

— А нужно?

— Делай то, что хочешь сама, а не то, что говорит тебе мужчина.

— Даже если это ты?

— Особенно если я. В нашей семье такое будет не принято, ладно?

Джин молчала больше минуты. В конце концов она расправила плечи и посмотрела на него:

— Ну что ж, я схожу за пальто. Подожди меня.

Она поднялась по опустевшей лестнице. Бригадир сидел на одной из скамеек, обхватив голову руками. Услышав ее шаги, он повернулся к ней:

— И ты тоже?

— Да.

Джин чувствовала, что должна извиниться, но не могла найти нужных слов. Бригадир посмотрел на застекленный кабинет начальника.

— Он ушел на собрание. — Вся его уверенность куда-то делась, и он почти прошептал: — Я бы тоже…

Ей стало его жалко:

— Это тяжело.

— Я не могу. Я просто не могу, жена никогда мне не простит.

Джин понимала его состояние. Не было смысла причинять боль этому человеку, полному забот и дум о семье.

— Скоро все закончится. Они вернутся — ну то есть мы вернемся — через день-другой.

Она сняла с вешалки пальто и шарф, окинула взглядом длинное помещение с единственным оставшимся работником, который казался совсем потерянным, и поспешила вниз по лестнице — каждый пролет приближал ее к Дональду.

Он, конечно, ее ждал. Джин замотала шею от ветра синим шерстяным шарфом, вышла из здания с высоко поднятой головой и потребовала у Дональда рассказать ей обо всех текущих планах профсоюза.

Самая удивительная новость состояла в том, что готовился марш — с духовым оркестром и огромными плакатами. Такое событие невозможно будет не заметить. Когда они дошли до ее улицы, в животе у Джин появилось знакомое неприятное ощущение, но она нашла в себе силы проигнорировать его. Ей не очень-то хотелось идти домой, но это было необходимо. Дональд собирался на важное собрание в Глазго, да и не стоило ждать, что он всегда будет рядом и все станет делать за нее.

Попрощавшись с ним, она начала гадать, как станет объясняться с отцом, но, почти дойдя до двери, так ничего и не придумала. Джин прислушалась, стараясь уловить даже самые тихие звуки, но в квартире было пусто, что не могло не радовать. Она старалась избегать любых конфликтов, и теперь лучше всего это было сделать, притворившись, что вообще ничего не произошло.

Джин занялась мелкими домашними делами: она выбросила прогоревшие угли и подкинула к тем, что еще тлели, вощеную бумагу, надеясь пробудить огонь к жизни. Возможно, если отец вернется к готовому ужину, это ненадолго отвлечет его от мысли о забастовке. Она налила в кастрюлю воды и принялась чистить картошку: острый ножик срезал тончайший слой кожуры.

Но надежда жила недолго.

Стук тяжелых башмаков донесся с нижнего этажа и вселил в нее ужас. Отец вломился в квартиру и сразу помчался на кухню:

— Почему ты не на работе?!

Джин отступила к раковине в оконной нише. Она не знала, что сказать.

— Отвечай мне, девчонка! Они собираются вечером закрыть ворота, и те из нас, кто хочет работать, не смогут туда попасть. Это ты виновата! — Он сделал четыре широченных шага по направлению к ней. — Ты и твой бестолковый парень!

У Джин не было возможности скрыться, и ей пришлось прижаться к раковине. Холодный камень впился в спину, через платье начала просачиваться влага.

— Нечего сказать? Язык проглотила? — Отец подошел еще ближе. — Я видел этого Дональда Кэмерона — он стоял на ящиках и горланил свои лозунги. Но я сыт ими по горло!

Он наклонился еще ближе. Ей пришлось так вы гнуться назад, что ее голова прижалась к оконной раме. Отец глубоко вдохнул и резко исторг из себя всего одно слово:

— Хватит!

Она оказалась в ловушке, не могла двинуться и была слишком напугана, даже чтобы дышать. У нее закружилась голова, и когда Джин поняла, что уже не может стоять на ногах, отец отодвинулся. Она с трудом поймала воздух и сделала глубокий вдох.

Но он еще не закончил.

— Я знаю, что ты замешана. Вчера вечером я говорил тебе, что, если ты окажешься такой дурой, что примешь участие в забастовке, я тебя выгоню. — Его голос дышал тихой злобой. — Я принял решение и больше не хочу тебя видеть. Я не буду тебя кормить и предоставлять крышу над головой, если ты выказываешь такое неуважение. Собирай вещи и уходи.

— Уходить?

Отец явно не шутил.

— Тебя не должно здесь быть, когда я приду с собрания. Ты и тебе подобные — не единственные, кто может организоваться. Мы сформировали делегацию для переговоров с руководством.

Он ушел так же внезапно, как и пришел, и ее оглушила резко наступившая тишина.

Джин было плохо, ее тошнило, к горлу подступала кислота. Ее вырвало съеденным на обед сэндвичем — прямо в раковину, поверх всей посуды. Головокружение не отступало, на лбу выступили капельки пота; она схватилась за твердый край раковины. Каким-то образом ей удалось отвернуть кран, залить тарелки и миски холодной водой и смыть полупереваренный хлеб в сливное отверстие.

Сколько у нее времени? Даже если бы существовала вероятность того, что он успокоится, ей было уже страшно находиться с ним в одной квартире. Хватит!

Дональд сейчас, наверное, должен быть в центре города, в штабе бастующих. Ей придется справляться одной. Впрочем, забирать было почти нечего: три платья, рабочий фартук и нарукавники, нижнее белье, туфли и пальто, ночная рубашка. Она засунула все в саквояж, некогда принадлежавший матери, и оглядела комнату. Что-то еще? Да.

Она зашла в спальню отца, где стояла его высокая деревянная кровать, и остановилась перед маленьким шкафчиком. Джин знала, что где-то внутри, в простом хлопковом носовом платке с вышитым в углу розовым цветочком, лежало медное обручальное кольцо ее матери. Других дочерей и сыновей у нее не было, в живых осталась одна Джин, и она по праву заберет его. Возможно, в первые месяцы отец и не заметит этой пропажи. Девушка открыла нижний ящик и тщательно обыскала все, что там лежало, пока не нашла кольцо. Оно было завернуто в платок и в его рубашку, которая давно уже стала ему слишком мала. Джин достала кольцо, а платок засунула в рукав. Через несколько минут она была уже на улице, с саквояжем в руке и ключом в кармане. Соседи станут шушукаться, но ей было уже все равно. В жизни имелись проблемы поважнее.