Сказание о Рокоссовском

ПЕСНЯ ИЗ СОПОТА

Поздний мартовский вечер. Притих маленький курортный городок Сопот (Цоппот), приютившийся на берегу Балтийского моря, между Гдыней и Данцигом. А только вчера наши войска ворвались в него и вели бой на его улицах.

В одном из курортных коттеджей, в самой просторной комнате, разместились сразу два военных коменданта города... Данцига — советский и польский.

Радостным и, пожалуй, характерным для тех дней нашего наступления было такое явление. Данциг еще не взят. Еще идут ожесточенные бои на подступах к городу- крепости, а коменданты города Данцига уже назначены. Уже подбирают они себе расторопных помощников, изучают карты, намечают первые мероприятия по спасению огромного древнего города, советуются, как быстрее навести в нем порядок и установить нормальную жизнь.

Никого, впрочем, это не удивляет. Все уверены: дело гитлеровского гарнизона в Данциге — табак.

В других комнатах коттеджа собралась не менее солидная компания: танкисты, автоматчики, связисты, артиллеристы...

Полным-полна коробочка! Но, как известно, в тесноте, да не в обиде. Кто спит, обняв автомат, кто закусывает свиной тушенкой, кто безбожно дымит тощими трофейными сигаретами. В углу большой гостиной привольно расположились танкисты.

Разговор, естественно, идет на животрепещущую, всех волнующую тему — Данциг.

— Как думаешь, старшой, скоро возьмем? — допытывался у своего командира заряжающий, прихлебывая из кружки чай.

— Долго с ним возиться нельзя, — рассудительно пояснял старший лейтенант, человек не очень молодой и, как видно, бывалый. — Искупаем фрицев в балтийской воде и — даешь Берлин!

— Данциг — орешек крепкий, — замечает кто-то из автоматчиков. — Слышали, Рокоссовский немцам обращение написал.

— Какое такое обращение? — заинтересовались слушатели.

— Нормальное: или руки вверх, или головой в воду!

— Складно ты, друг, загибаешь.

Автоматчик озлился:

— Теща пусть твоя загибает, а у меня бумага есть. В ней все напечатано.

— А ну давай! Дуй до горы, пехота!

—Могу зачитать, — охотно соглашается автоматчик.

— Давай давай, — поддержали из всех углов. — Хорошее слово уху не повредит.

— Мне замполит дал. Правильная бумага. — Откашлявшись, автоматчик начал читать:

«Маршал Рокоссовский к гарнизонам Данцига и Гдыни

Генералы, офицеры и солдаты 2-й немецкой армии! Мои войска вчера, 23 марта, заняли Цоппот и разрезали окруженную группировку на две части.

Гарнизоны Данцига и Гдыни изолированы друг от друга. Наша артиллерия обстреливает порты Данцига и Гдыни и подходы к ним с моря. Железное кольцо моих войск все теснее сжимается вокруг вас.

Ваше сопротивление в этих условиях бессмысленно и приведет лишь к вашей гибели и к гибели сотен тысяч женщин, детей и стариков.

Я предлагаю вам:

1. Немедленно прекратить сопротивление и с белыми флагами в одиночку, отделениями, взводами, ротами, батальонами и полками сдаться в плен.

2. Всем сдавшимся в плен я гарантирую жизнь и сохранение личной собственности.

Все офицеры и солдаты, которые не сложат оружие, будут уничтожены в предстоящем штурме.

Вся ответственность за гибель гражданского населения падет на ваши головы. ,

Командующий войсками 2-го Белорусского фронта

Маршал Советского Союза К. Рокоссовский.

24 марта 1945 г.»

Вот так, друг любезный, — с достоинством заключил автоматчик. А ты говоришь — загибаю.

Сильно маршал сказал: железное кольцо — и крышка!

— Как под Сталинградом, — заметил старший лейтенант-танкист. — И там Рокоссовский лишней крови не хотел.

— Что же немцы решили?

— Отказались, сукины дети. Гитлеровским генералам и своих людей не жалко.

— Хрен с ними. Будем кончать, раз человеческого обращения не понимают.

Бойцы еще раз закурили на сон грядущий, еще раз помянули Гитлера черным словом и притихли. Пора спать. Завтра подъем на зорьке.

Но еще не все успели встретиться в мирных благословенных снах с матерями, женами, ребятишками, со всем тем, что хранится, как НЗ, в солдатском сердце, как вдруг на улице послышался шум подъехавших машин, раздался окрик часового: «Стой! Кто идет?» Громкие голоса, шаги.

В комнату вошли несколько человек. Старший лейтенант-танкист хотел было уже крикнуть: «Мест нет!» — да вовремя осекся. При зыбком свете коптилки рассмотрел: приехало начальство. Вскочил и сразу увидел высокого командира с лицом вроде даже знакомым. Глянул на погоны и обмер — Маршал Советского Союза. Вот легок на помине Рокоссовский! Мелькнула догадка: к данцигским комендантам приехал.

Старший лейтенант вытянулся, отрапортовал по всей форме:

— Товарищ Маршал Советского Союза! Танковый экипаж возвращается в свою часть из ремонта. Докладывает старший лейтенант Базанов.

— Здравствуйте, товарищи! — негромко, чтобы не разбудить спящих, проговорил Рокоссовский. — Вижу, вы не хуже курортников устроились. Перины раздобыли роскошные. Как и полагается у немцев, по всем правилам — одна снизу, другая сверху. Смотрите только блох не наберитесь.

— Немецкие блохи нашей солярки боятся как черт ладана, — вставил свое слово заряжающий.

— Да и гитлеровцы ее боятся.

— Так точно, товарищ маршал. Как и под Сталинградом.

— Вы под Сталинградом были?

— Был у вас на Донском фронте. В шестьдесят пятой армии.

— У Павла Ивановича Батова? В каких боях участвовали?

— Наш танковый полк вступил в бой на реке Россошке. Потом у Питомника. До поселка Красный Октябрь дошли.

— Раз в шестьдесят пятой были, значит, и на Курской дуге довелось воевать?

— В Понырях был.

— Как ваша фамилия?

— Гвардии старший лейтенант Базанов.

Рокоссовский обернулся, сказал кому-то стоявшему сзади, верно адъютанту:

— Запишите! — Снова повернулся к Базанову: — Желаю вам и вашим товарищам успеха в предстоящих боях. Данциг будем штурмом брать. Ну, отдыхайте, отдыхайте, товарищи! — Протянул Базанову руку: — Успеха вам!

...Докоптив, угас огонек в снарядной гильзе. Лихой молодецкий храп огласил коттедж. Вряд ли когда приходилось ему слушать такую симфонию.

Только в темном углу, где обосновались танкисты, еще слышались приглушенные голоса.

Говорили о Рокоссовском.

Теперь, много лет спустя после войны, в польском курортном городке Сопоте ежегодно проводятся конкурсы эстрадной песни. Молодые певицы и певцы, родившиеся уже в мирные дни, выходят на эстраду и поют на разных языках разные песни: веселые и грустные, бравурно-громкие и задумчиво-лирические.

Среди миллионов советских людей, которые слушают по радио эти песни, конечно, есть и ветераны Великой Отечественной войны, участники боев за Гданьск и Гдыню. Может быть, среди них есть и те танкисты, автоматчики, артиллеристы, что с боями ворвались в Сопот и провели ночь в освобожденном городе.

Они-то — нет сомнения! — вспомнят и шум беспокойного моря за окнами коттеджа, и мерцающий огонек снарядной гильзы, и автоматчика, с таким чувством читавшего обращение командующего войсками 2-го Белорусского фронта Рокоссовского к немецким гарнизонам Данцига и Гдыни, и высокую фигуру самого маршала, который в ту ночь так неожиданно оказался среди них...

И захочется ветеранам, чтобы вышел на эстраду певец и спел:

Пусть спел бы на русском, или на польском, или на каком угодно другом языке.

Такую песню ветеран поймет на любом языке!