Сказание о Рокоссовском

ТРОЕ И ОДНА

Ранним апрельским утром на берегу реки стояли трое и смотрели на застывшую водную гладь, еще укрытую сонной туманной дымкой. Река была широкая, и ее далекий западный берег почти не просматривался.

Все трое, смотревшие на реку, военные. Один — высокий мужчина лет пятидесяти с озабоченным взглядом. Второй — совсем еще молодой, лет двадцати с небольшим, крепкий, коренастый. На его широком лице привычная добродушная улыбка. Третий — средних лет, худощавый, белесый.

Это были: командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Константин Константинович

Рокоссовский, младший сержант Василий Андреевич Зверев, командир минометного расчета Тихон Иванович Неклюдов. Стояли они на берегу в разных местах и не могли видеть друг друга.

Не одни они были на речном берегу в то памятное утро. Сотни тысяч глаз смотрели на реку в то апрельское утро. Смотрели генералы и офицеры, сержанты и рядовые, смотрели артиллеристы и танкисты, саперы и автоматчики, политработники и медики... Знали: это последнее тихое утро на берегу Одера.

В то утро стояли на берегу и десятки тысяч орудий, минометов, пулеметов... Была среди них и 76-миллиметровая пушка под номером 520.

***

Наблюдательный пункт был выбран удачно, и, хотя он скрывался в невысоком ельнике, подступившем к самой воде, обзор открывался отличный. Завтра, в такое же раннее апрельское утро, начнется артиллерийская подготовка. Три общевойсковые армии — десятки тысяч воинов — приступят к форсированию Одера. Все готово, учтено, предусмотрено.

Но командующий фронтом Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский взволнован и озабочен. Уж слишком трудная и сложная задача стоит перед войсками фронта. По сути дела, надо форсировать не одну, а две крупные реки — Ост-Одер и Вест-Одер. Между ними заболоченная пойма. На пять-шесть километров в ширину протянулась причудливая комбинация речных рукавов и заболоченного мелководья, словно специально придуманная природой для того, чтобы задержать советские войска. Из всех рек, которые довелось форсировать маршалу в этой уже заканчивающейся войне, Одер — самая трудная.

Гитлеровские главари назвали Одер рекой немецкой судьбы. С Одером они связывали свой последние надежды. Не удержат немецкие войска русских на одерском рубеже — и война проиграна окончательно.

Константин Константинович Рокоссовский внимательно изучил все данные разведки. Сведения, ею добытые, были огорчительны: гитлеровцы превратили западный берег Одера в мощный оборонительный рубеж. Основная полоса обороны протянулась в глубину на десять километров. Она состоит, как правило, из трех позиций. Каждая позиция — две или даже три сплошные траншеи. Отрыты ячейки для стрелков и пулеметчиков.

За первой полосой обороны идет вторая, за второй — третья. Траншеи, доты, дзоты... На пространстве до сорока километров в глубину все населенные пункты немцы превратили в опорные пункты обороны. Бетон, железо, земляные валы, проволока, мины...

Подготовились старательно, со всей хваленой немецкой основательностью и добротностью.

Наши войска к форсированию Одера тоже готовились тщательно и скрытно. К берегу по ночам по лесным путаным дорогам подвозили понтоны, лодки, катера, лесоматериалы для сооружения причалов, мостов, плотов. В низких заболоченных местах прокладывали гати. По ним вереницей шли грузовики с боеприпасами.

По ночам разведчики вплавь переправлялись на западный ощетинившийся берег Ост-Одера, добывали необходимые сведения о противнике, о его опорных пунктах, тащили на наш берег трясущихся от страха и от холодного купания «языков».

Командиры и политработники всех степеней и рангов день и ночь среди бойцов: готовили к трудному испытанию. Впрочем, бойцы все отлично понимали. За их плечами уже были десятки переправ, богатый боевой опыт.

Рокоссовский знал: все готово.

И все же...

Разве можно приучить сердце, чтобы оно билось спокойно, если завтра бой?

...По существу, бой начался еще ночью. Бомбардировочная авиация 4-й воздушной армии, в том числе и женский авиационный полк ночных бомбардировщиков, обрушила на вражеские позиции тысячи бомб. С рассветом заговорила артиллерия. Сорок пять минут продолжалась артиллерийская подготовка. Сорок пять минут наши пушкари неистово молотили оборону врага. Тем временем под прикрытием дымовых завес пехота начала спускать на воду все наплавные средства, переправляться на пойму.

Заработали паромы. К вражескому берегу устремились сотни лодок и плотов. Передовые подразделения под минометным и пулеметным огнем уцепились за обрывистый берег, окопались. Теперь уже на западном берегу шел ожесточенный бой. Враг непрерывно бросался в контратаки.

Константин Константинович Рокоссовский наблюдал, как инженерные части быстро и споро наводят первые понтонные переправы. Теперь дело пойдет живей!

Главный удар командующий 2-м Белорусским фронтом наносил силами трех общевойсковых армий. Первой начала форсирование Одера 65-я армия, и Рокоссовский поехал на НП Павла Ивановича Батова. Дела здесь шли хорошо. Командарм за несколько часов успел высадить на западный берег Одера и минометы, и пулеметы, и даже 45-миллиметровые пушки. Схватки шли ожесточенные, но чувствовалось, что врагу уже не удастся сбросить солдат Батова в реку.

Рокоссовский был рад за командарма:

— Хорошо, Павел Иванович! Красиво начали!

К середине дня войска генерала Батова заняли плацдарм — свыше 6 километров шириной и до 1,5 километра глубиной. Не жирно, но можно развивать успех.

За 65-ю армию Рокоссовский теперь был спокоен и направился на НП командующего 70-й армией. Здесь форсирование проходило менее успешно. Браг оказал жестокое сопротивление. Артиллеристы не смогли сразу подавить опорный пункт немцев. И он теперь не давал нашим воинам возможности захватить дамбу, использовать ее для переброски на западный берег тяжелой техники.

Командарм В. С. Попов нервничал. Рокоссовский спокойно дал указания, как лучше организовать дело, чтобы подавить вражеский опорный пункт. Ободренные артиллеристы усилили огонь. На следующий день главные силы 70-й армии начали развивать успех передовых подразделений.

Ночью, знакомясь с донесениями, Рокоссовский с тревогой увидел, что почти не продвигается 49-я армия.

Что случилось?

К рассвету командующий уже был па НП генерала Гришина. Оказалось, что армейская разведка подвела и командарма 49, и всю армию. Один из многочисленных каналов разведка приняла за основное русло Вест-Одера, так об этом было сказано и артиллеристам. Те открыли сокрушительный огонь по местности, где почти не было опорных пунктов врага. А когда подразделения армии начали форсирование, то их встретил ожесточенный огонь уцелевших фашистских опорных пунктов. Наступление армии застопорилось.

Разобравшись в создавшейся обстановке, Рокоссовский приказал:

— Наступление прекратить. Уточнить расположение немецких опорных пунктов на западном берегу Одера и утром подавить их. Только после этого армия снова должна начать форсирование.

Ошибка была досадная. Она еще раз показала, как тщательно надо проверять разведывательные данные и изучать силы противника.

Донесения из 65-й армии продолжали радовать. Там уже навели две шестнадцатитонные паромные переправы, и теперь на западный берег Одера устремился все нарастающий поток пехотинцев, минометов, пушек. Рокоссовский решил собственными глазами увидеть, как идет переправа.

Поехал на НП командарма 65. Усталый, побледневший и даже похудевший Батов был охвачен азартом наступления.

— Хорошо воюете, Павел Иванович! — одобрил Рокоссовский действия командующего армией.

С наблюдательного пункта армии хорошо была видна вся грандиозная панорама боя. Хотя огонь противник вел еще очень сильный и Одер то там, то здесь вскипал от разрывов снарядов и мин, но но паромным переправам, по понтонным мостам, на лодках, плотах и еще бог весть на чем на западный берег стремились бойцы 65-й.

— Красивая картина, — не отрываясь от бинокля, проговорил Рокоссовский.

— Смотрите, смотрите, Константин Константинович! — вскричал Батов. — Немец танки пустил.

Действительно, с НП было отчетливо видно, как на узкий плацдарм, захваченный на западном берегу нашими солдатами, поползли немецкие танки.

— Не сбросят? — вопросительно посмотрел на командарма Рокоссовский.

— Не должны. Там уже есть и наши пушки, и самоходные установки.

Батов не ошибся. Вспыхнул один немецкий танк, потом второй, третий... Остальные повернули и скрылись за высоткой.

— Молодцы! — весело заметил Рокоссовский. — Передайте, Павел Иванович, мою благодарность всем героям десантникам.

Спустившись по тропинке, петлявшей в прибрежных кустах, Рокоссовский подошел к саперам, которые наводили понтонную переправу. По грудь в ледяной воде, они умело орудовали возле черных огромных понтонов, У Рокоссовского даже мурашки поползли по спине при виде ледяной купели, хотя сам он любил воду, неплохо плавал. Снова подумал: нет в мире такого солдата, как наш русский солдат!

Спустя много лет, вспоминая войну, Рокоссовский напишет:

«Бои были тяжелые, люди дрались геройски. Упорство, взаимная выручка и страстное стремление победить помогали им... Каждую секунду им грозила смерть, но люди понимали свой солдатский долг...

Долг для них был превыше всего!»

Уже начало темнеть, и адъютант все чаще поглядывал на маршала: пора бы вернуться на свой КП и пообедать. Но Рокоссовский решил остаться на НП 65-й армии.

Воздушная разведка обнаружила, что враг подбрасывает свежие силы, которые, как видно, направлялись на защиту Берлина, а теперь получили новое задание: отстоять одерский рубеж. Значит, завтра тоже будет горячий день.

Но теперь Рокоссовский был спокоен. Дело идет на лад. С каждым часом на западном берегу Одера становится все больше и больше наших солдат и боевой техники. Теперь никакая сила не сбросит их в Одер!

***

Младший сержант Василий Зверев тоже с интересом смотрел на Одер в то апрельское утро накануне форсирования. Одер был широк, куда шире Оки. Но разве можно его сравнить с родной русской красавицей? Да и вообще рязанские родные места не сравнишь со здешними.

...Когда в роте заходила речь о том, какое место нашей страны самое лучшее, то каждый, естественно, хвалил свой родной край. Василий Зверев всегда говорил с гордостью:

— А я рязанский!

Рязанщина! И в памяти Василия вставали цветущие молодые колхозные сады, новые, смолой пахнущие срубы изб. А на просторных землях, сменяя друг друга по времени года, идут трактора, сеялки, комбайны.

В шестнадцать лет он стал колхозным бригадиром. Потом, изучив трактор, начал пахать, косить, убирать хлеб. В родной деревне Большое Кушуново уважали молодого тракториста.

В дни, когда к нашей западной границе скрытно ползли фашистские танки, когда в приграничных лесах сосредоточивались орудия и пехота, когда заправлялись вражеские самолеты и подвешивались смертоносные бомбы, — в те дни молодой рязанский тракторист Василий Зверев был занят мирным делом: пахал колхозную землю, готовил новый урожай. Исправно работал его трактор с заводской маркой «СТЗ». Сидя за рулем, тракторист с любовью думал о знаменитом городе на Волге, где делают такие безотказные надежные машины для колхозных полей.

Он еще не мог тогда знать, что ему придется защищать Сталинград, лежать в снегу с бронебойкой в руках, преграждая путь вражеским танкам к полуразрушенным корпусам Сталинградского тракторного завода.

В дни Сталинградской битвы молодой солдат Зверев стал комсомольцем. На самых опасных участках бывший тракторист Василий Зверев проявлял отвагу, решительность, сноровку.

В одном бою он был ранен. Ему предложили идти на перевязочный пункт, но Василий отказался:

— Я рязанский. У нас жилы крепкие.

Во время другого боя на рубеж, который обороняло отделение бронебойщиков Василия Зверева, ринулись фашистские танки. Вражеские машины мчались на горстку бойцов, поливая их огнем пулеметов и орудий, грозя раздавить гусеницами.

Бойцы с тревогой смотрели на командира: что делать? Комсомолец Василий Зверев, подпустив вражеские танки поближе, открыл огонь. Повели огонь и другие бойцы. Начали гореть и взрываться фашистские машины. Шесть танков с белыми крестами уничтожили в жаркой схватке бронебойщики.

В этом бою Василий Зверев был снова ранен. Но рязанские его жилы и впрямь оказались крепкими. Выдюжил. Снова вернулся в строй.

Его путь от Сталинграда до Одера: Орел, Минск, Данциг... Он перешагнул Сож, Десну, Днепр, Березину, Нарев, Вислу. Форсирование рек стало его новой военной специальностью. Теперь он работал мотористом на катере.

...Вот и сейчас Василий Зверев на Одере со своим катером. Завывают мины и снаряды, визжат осколки, бурунами вскипает темная вода. Сквозь завесу огня к вражескому берегу пробивается его катер, тянет плоты с десантниками.

Один, второй, третий рейс... Без отдыха водит свой катер моторист Василий Зверев, обеспечивает переправу наших войск через последний водный рубеж, отделяющий нас от победы, — через реку Одер.

Во время одного рейса осколок вражеского снаряда вывел из строя мотор катера. Катер начал тонуть. Что делать? Прыгнуть в воду и постараться доплыть до берега, спастись?

Трудно, но можно. А плот с десантниками и оружием? Как они? Кто будет доставлять подкрепление нашим солдатам на том берегу, если катер потонет? Значит, надо спасать катер. Но как? Он на середине реки. Гитлеровцы хорошо видят беспомощный, неуправляемый катер и ведут по нему прицельный огонь. Вокруг рвутся мины и снаряды, взвизгивают пули.

И Зверев решает починить мотор.

Василий Зверев взялся за инструменты. Теперь он не обращал внимания на близкие разрывы мин, на осколки, на пули. Все это уже не имело для него значения. Знал одно: он должен отремонтировать катер или умереть.

И он отремонтировал катер. Снова заревел мотор, снова Василий потянул плоты с десантниками на западный берег Одера.

Бой продолжался.

* * *

Минометный расчет Тихона Ивановича Неклюдова одним из первых форсировал Ост-Одер и занял огневые позиции на дамбе. Проносились над головой мины и шлепались рядом на болотистой пойме. От пулеметных очередей и осколков вскипала холодная гладь реки. Предстояло под огнем врага форсировать еще один рукав Одера и выйти на его западный берег.

Командир расчета Тихон Неклюдов стоял у своего миномета. С ним он прошел сквозь огонь и дым многих сражений.

Остался последний рубеж, последняя река. За нею была долгожданная, выстраданная, добытая в жестоких боях победа.

И вот здесь, на дамбе, между двумя рукавами Одера, погиб Тихон Неклюдов. Пал, сраженный осколком, у своего миномета,

Когда утих обстрел, товарищи перевезли тело погибшего командира расчета на восточный берег реки.

— Все же будет ближе к России, — сказал старшина роты, выбирая место для могилы. Сняв пилотки, опустили бойцы в могилу тело товарища.

А на переправе продолжался бой. Гремели орудия, минометы, в воздухе проносились штурмовики. Словно вся мощь нашего оружия отдавала салют павшему воину-герою.

Ушли войска на запад, к Эльбе. Осталась на берегу Одера могила. Отсюда, с пологого холма, видна широко, на многие километры, раскинувшаяся река, зеленые луга, чужой город на горизонте.

Могила простая, солдатская. Небольшой холмик порыжевшей от солнца земли, аккуратно обложенный ровными квадратиками дерна. Букет цветов, уже увядших, но сохранивших еще печальную, трогательную прелесть.

Над могилой надпись:

«Здесь похоронен минометчик Тихон Иванович Неклюдов, кавалер орденов Славы III степени, Отечественной войны I степени и медали «За отвагу».

Вечная слава герою, павшему в бою за свободу и независимость нашей Родины!»

Подойдет боец. Прочтет надпись, посмотрит на реку, где исковерканными громадами свисают в воду пролеты моста, на луга с черными пятнами недавних разрывов, вспомнит отшумевшие бои, дальние походы...

Снимет боец пилотку, поправит на могиле смытый дождем кусок дерна и пойдет своей дорогой, унося в душе память и благодарность к незнакомому, но близкому и родному человеку, навсегда оставшемуся в чужой земле вдали от Родины, за которую он отдал свою жизнь.

* * *

76-миллиметровая пушка под номером 520 прибыла с Урала на Западный фронт осенью сорок первого года. Везли ее на открытой железнодорожной платформе, и осенний, как водится, косой и холодный дождь щедро хлестал по темно-зеленому продолговатому ее туловищу.

Разгружали железнодорожный состав, на котором привезли пушку, ночью на платформе Московской окружной железной дороги, в темноте, под неистовый лай зениток и всплески прожекторов — был очередной налет гитлеровской авиации.

И покатилась пушка по темному Волоколамскому шоссе на фронт, на передовую.

К генералу Рокоссовскому!

Первым командиром пушки был сержант Федор Зимин. С уважением смотрел он на новенькую пушку, по- хозяйски охаживал ее со всех сторон:

— Повоюем, пушечка-душечка!

Но недолго пришлось расчету любоваться своей «уралочкой».

...Шесть средних фашистских танков внезапно подошли к нашей батарее с тыла.

Командир приказал:

— Развернуть орудие! Приготовиться!

Вражеские танки были уже на расстоянии пятидесяти метров, когда наводчик Слюсарь по команде командира сделал первый выстрел. За ним последовал второй, третий... Меткие, точные, в цель! Два вражеских танка завертелись на месте, запылали. Остальные повернули назад.

Так начался боевой путь пушки номер 520.

Много работы было у «уралочки». Расчет орудия бил по открытым и закрытым целям, разрушал мосты, дороги, переправы, уничтожал дзоты, технику, обозы врага и его живую силу. Но и сам терял своих людей — одного за другим. Навечно записаны в историю полка имена артиллеристов, воевавших в расчете орудия.

На многих участках Западного, а потом 2-го Белорусского фронтов побывала пушка номер 520. Многие сотни километров прошло орудие на запад, сметая гитлеровцев с лица земли.

Весной сорок пятого года пушку номер 520 можно было видеть на берегу Одера. Подойди почти вплотную к опушке леса и не заметишь, что в двух шагах, искусно замаскированные, стоят 76-миллиметровые орудия.

Одно из них, щедро смазанное, вычищенное, заботливо окопанное, имело такой вид, словно недавно выпущено с завода. Но вглядишься внимательней и заметишь: вот заплата на щите, вот одна вмятина, вторая...

Орудие номер 520.

Молодые артиллеристы были в расчете пушки: и наводчик ефрейтор Иван Сидоров, и заряжающий рядовой Андрей Пасенко... Но остался в строю и старый артиллерийский мастер сержант Иван Тимофеевич Подболотов. С московской осени заботливо ухаживает он за орудиями батареи.

— Жива еще старушка, Иван Тимофеевич?

— Жива! — И Подболотов любовно похлопал пушку по израненному щитку. — До победы дотянет!

У орудия собрались артиллеристы. Рассказы, воспоминания...

Старая пушка в верных руках. Ее расчет отлично овладел артиллерийским мастерством. В любую минуту артиллеристы могут заменить друг друга и вести огонь при любых условиях.

...Наступило памятное апрельское утро. В 6.00 послала пушка номер 520 свой первый снаряд на западный берег Одера. Быстро, точно работал орудийный расчет. Знали пушкари: каждым снарядом прокладывают путь нашим войскам на запад, к победе.