Тайна староверского золота

Глава XI

По расчетам проводника до цели похода оставалось совсем немного. Шен с удовлетворением показал людям три оттопыренных пальца – три часа – и уверенно зашагал навстречу посвежевшему перед утром ветру.

Видя, что люди устали и их клонит в сон, китаец сказал:

– Отдыхать опасно, можем не встать. Привала не будет, – и с улыбкой прибавил: – Вас ждут мягкая перина и подушка.

Все согласно закивали, хотя болела голова, притупилось зрение, ныли суставы, опухли ноги. А тут еще оживился гнус, он забивал глаза и уши, лицо горело от укусов. Кожа припухла, как бы утолщилась, бесчувственные руки уже устали защищать ее от комариных полчищ. Хотя после того, как расстались с верхней теплой одеждой, стало чуть легче. Но даже легкая головная повязка казалась свинцовой.

Все поснимали изорванные сапоги и зарыли их вместе с телогрейками. Всем им Шен велел обмотать ноги лоскутьями материи, вырванными из курток. Босой китаец по тайге пройдет – русский искалечит о коряги и осоку ноги.

Наконец проводник подал знак: остановка! А сам свернул в сторону цветущей пионовой рощи, нагнулся, почти лег, его не стало видно. Это он прятал ружье с патронами, походный нож, отцовский широкий ремень с нарезками и нагрудную сумочку с драгоценным камнем. Шел к месту пятясь, маскируя свои следы. Потом, показывая на пустые вывернутые карманы, потребовал, чтобы группа освободилась от всех мелких предметов.

Пошли на спуск с небольшой пологой сопочки. Запах дыма усилился. Идти стало легче. Впереди в самой нижней части распадка в рассветном полумраке красиво смотрелся извилистый ключ, а за ним какая-то скала, похожая на зуб дьявола. Рядом с берегом ручья оказалась малонаезженная, заросшая проселочная дорога. Она сворачивала на песчаный брод, куда путники и повернули. Прохладная вода по колено освежающе пробежала по ногам. Сквозь ее прозрачную толщу хорошо были видны на песчаном дне следы лошадиных копыт и углубления от тележных колес.

Умылись проточной водой. Усталость немного отступила. Каждый понимал: близка встреча с незнакомыми людьми, а потому приводил себя в порядок. Китаянка незаметно ушла в кустарник, но потом быстро вернулась, понимая, что группа ее ждет. Проводник на глазах у всех выбросил свою камышовую палочку. Она упала на середину ключа, подняв еле заметную рябь, и медленно поплыла по течению. Шен показал рукой на левую сторону и сказал:

– Мы пришли. Осталось сейчас повернуть вот за эту сопочку. Спасибо вам за терпение. Нас должны встретить.

Утро уже уверенно набирало силу. Откуда-то слышалось мычание коров, звонко кричали петухи, лениво лаяли собаки. Вдруг проводник остановился: – Подождем здесь. Завтрак не остынет, – с улыбкой посматривая на повеселевших молодых парней, сказал он. – И девушки не разбегутся. Что-то встречающие запаздывают. Смотрите за дорогой, отсюда, как с хвоста иволги, все видно. А добрались-то мы вовремя, как и сказано в договоре с подрядчиком.

– Давай-ка возьмем левее. Надо бы узнать, что там за сопочкой. Возможно, там нас ожидают, – сказал Тугай. Он весь как-то сжался, часто оглядывался и почти не стоял на месте. Запаз дывание встречающих его насторожило. Напарник его был угрюм и вроде совсем не радовался близкому жилью.

– А вон, смотри, и народ появился. Сначала один, а потом еще двое. И с правой стороны тоже. Как будто из-под земли выросли! – закричал один из возвращенцев.

На зеленом фоне среди высокого конского щавеля, метров на сто ниже дороги возникли темные фигуры, видные по пояс. Потом двое исчезли, а один так и продолжал смотреть в сторону, где остановилась группа. Затем его не стало видно, но вот появился блестящий штык, а затем и вся длинная русская трехлинейка вместе с человеком, уже вышедшим из укрытия. Вышли еще трое вооруженных в солдатских галифе, босиком и, не теряя времени, приблизились к отряду Шена. Один остановился, разматывая желтые обмотки сначала с одной, потом с другой ноги, и стал быстро связывать и скручивать их в одну длинную веревку. Вот уже незнакомцы стоят напротив китайца и его подопечных.

– Это що це за гости в нашей охранной зоне объявилысь? – издевательски произнес мужик с винтовкой. – А хде же гостинцы? А то бачу – вы зовсим налехке, голы, як черные шпаки в летнее время, даже без личного багажа. А цей – китаец, да еще курит. А трубочка-то какая изогнутая! А табачок маешь?

Шен спокойно постучал по высоко поднятому колену пустой трубкой.

– А хде табак? Заныкал, сволочь китайская? А карманы? – командирским тоном закричал мужик с висевшими на плече связанными обмотками и короткими, разорванными в нижней части, брюками. – А, шо балакать и обыск устраивать? Пошли в караулку, по всем правилам разбираться будем, хто такие.

Крепкие руки схватили проводника и Терентия. Незнакомцы с мерзкой бранью и угрожающими криками потащили их вниз от дороги. Молодой старовер начал было сопротивляться, пытаясь освободиться, и, развернувшись в другую сторону, попытался бежать. Прогремели выстрелы. Пришлось остановиться.

– Что, гад, бежать собрался? Пуля все равно догонит.

Оказавшись сзади, мужик с обмотками на шее сильно ударил Кузьму Волкогонова.

– Караул! В ружье! Тревога! Китайскую банду поймали! – кричал человек с винтовкой, часто стреляя в воздух.

– Тревога! Тревога! Хунхузов поймали! – истерично разносилось по нижней части распадка. Все новые и новые люди появлялись, суматошно кричали, рассматривая со злобой пришельцев, которых вели караульные. В стороне, согнувшись, шла китаянка, казалось, ставшая еще меньше. Все толпой двигались вниз. Там их встретил заросший детина с опухшим лицом и в рваной одежде. Он показывал рукой в какую-то черную щель в земле и каждому в отдельности кланялся и беспорядочно стрелял в воздух, а в перерывах между выстрелами надрывно пел:

– От Харбина до Мулина

Йiхалы солдаты,

Йiхалы, йiхалы

Русские солдаты.

Затем положил на землю винтовку, похотливо протянув руки к китаянке, но та, прошмыгнув мимо него, медленно вошла в мрачное помещение, где ее оглушил истошный крик:

– Вот он где, сукин сын, беглец, прапор Кочетков объявился! Все ему было мало, а сам, мордовская шкура, и носа из каптерки не высовывал, красных боялся! А потом награбил и в Монголию смылся. А зачем здесь появился? Или могилу ищешь?

– Заткнись, Некипелов, – сквозь зубы процедил побледневший Ермил. – Где ты был, негодяй, когда мы в Забайкалье комиссарскую кровь пускали? Вон сколько наших полегло, а вы, суки, в тайге от своих скрывались.

Голос Ермила звучал неубедительно. Крики продолжались.

– Вешать его, вешать! – раздавались крики из разных углов темного прокуренного помещения. – За горло его, за горло!

– На него и пули хватит, – командирским голосом прокричал солдат с длинной винтовкой (видимо, начальник караула). – Стреляй в голову, чтоб не пискнул!

Но тут произошло неожиданное. Тот, кого опознали как Кочеткова (а это был напарник Тугая), изловчившись, так звезданул по уху своего обличителя, что тот закрутился, словно волчок, и с перепугу выстрелил в потолок, с которого посыпалась земля с клубами черной пыли. Сразу несколько человек выскочили на улицу. Грязный детина, указывая на молодого старовера, громко закричал:

– Вот он, его адъютант! Я его в Мукдене видел! Продать нас властям явились?

– Дяденьки, да я… – Кузьма не успел оправдаться. Из толпы озверевших перепуганных людей выскочил лихой мужичонка и ударил штыком парня. Лезвие с хрустом вошло в плечо, Волкогонов рухнул на пол.

Неожиданно раздалось несколько выстрелов подряд. Мертвый солдат с винтовкой упал на шаткий дощатый стол, который развалился под его тяжестью. Из толпы вышла китаянка с наганом в руке.

– Всем на пол! Лежать!

На мгновение установившуюся тишину снова разорвали выстрелы. Теперь уже Ермил хладнокровно разрядил свой пистолет в массу беснующихся бандитов. Все кинулись к выходной щели, но та была мала и не могла пропустить всех сразу. Выбегавшие вопили:

– Расстреливают! Расстреливают! Китайцы! Тикай хто как может!

Ермил вышел вслед за отступившими. Снаружи послышалась пальба.

Когда началась стрельба, Шен упал на пол, подмяв под себя сына. А теперь проводник встал и бросился к Кузьме. Содрав с себя рубаху и разорвав ее на широкие полосы, старый китаец стал быстро перевязывать парня, тихо приговаривая:

– Вот так попали, знал бы, лучше бы за Леший Клык повернули. Может, там хорошие люди живут. Ведь жилым духом оттуда тянуло.

В это время в помещение зашел Кочетков. Наган он до сих пор держал в руке. Оглядевшись, он подошел к Тугаю.

– Вот что, Константин Борисыч, вместе мы с тобой неплохо по земле пошастали, а теперь расходятся наши дорожки. Ты знаешь, мне пощады ждать не приходится. От НКВД одна награда – пуля, а в Китае для меня тюрьма уже уготована. Думал вместе с тобой в этом отряде отсидеться, да видишь, как все вышло. Да какой это отряд, просто сборище мерзавцев. Они друг друга боятся. Я-то считал, будем бороться, за славу России святой. А сейчас подумал: какое японцы отребье наняли! Я их просто расстреливать буду, негодяев, пусть только меня в лесу поищут. А потом уйду в кержацкий скит грехи замаливать, бороду отращу, и ни одна собака меня не узнает.

Резко хлопнула за Кочетковым дверь. В полутемном подземном помещении люди не знали, что делать: того и гляди бандиты опомнятся и нагрянут сюда. Расправа их будет короткой. Шен, приведя на место группу, уже не чувствовал себя старшим. Сейчас он вместе с Гао хлопотал над раненым парнем. Тугай, выступив вперед и подобрав с пола винтовку, отрывисто произнес:

– Уходить надо!

Поздно. Снаружи послышался конский топот и возбужденные голоса людей. На пороге стоял высокий человек в потертой кожаной куртке с хмурым лицом. Рядом с ним трое с маузерами в руках. Сумрак и едкий дым не давали командиру быстро разобраться в обстановке.

– Евдокимов, свету! – бросил он своему адъютанту.

Тут же появились две керосиновые лампы. Вошедшим открылась мрачная картина: посреди помещения группа незнакомцев, на полу два окровавленных трупа, в углу хрипит раненый, валяются скрученные и связанные в длинную веревку желтые солдатские обмотки.

– Кто стрелял, туда вашу мать?! – отрывисто, словно прокаркав, рявкнул главарь.

Китаянка отделилась от толпы, вплотную подошла к командиру и еле слышно произнесла:

– Я стреляла!

– Что? – у военного от удивления поднялись брови. – Этакая пигалица уложила целый взвод здоровенных солдат? Такую бойню устроила! Вот прикажу сейчас всех в расход!

– Погодите, полковник, – вперед выступил Тугай. – Надо разобраться, Артур Петрович…

Командир изумленно уставился в желтое исхудавшее лицо, на котором сверкали раскосые глаза:

– А, Тувинец! Давно тебя поджидаю. Сюда ехал, чтобы расправиться с этой взбунтовавшейся сволочью, а она, – мужчина кивнул в сторону китаянки, – сама порядок навела. Кто такая?

Женщина протянула главному какой-то невзрачный с виду предмет. Тот сразу оживился, выпрямился, поправил старую офицерскую фуражку. Приказал:

– Евдокимов, наведи порядок, дай отбой тревоге. Посмотри, что наверху творится. А мне надо побеседовать с мадам. Прошу, сударыня, – и главный, рукой указав на дверь, посторонился и пропустил женщину вперед. Выйдя, он кивнул в сторону небольшой рощи: – Вон туда. Там нам будет удобнее поговорить.

А тем временем в лагере, где еще не знали о приезде командира, объявили:

– Тревога! Все в ружье!

Гремел в стороне соседнего большого распадка рельс, по которому кто-то судорожно бил железом. Из-под земли доносился колокольный гул: с перепугу включили сигнализацию. Люди в спешке выбегали из землянок, что-то кричали, суетились, не зная, что делать. Стоял истошный ор:

– Окружают, окружают! НКВД вон за теми кустами! Сейчас расстреливать будут!

По подземным переходам метались перепуганные солдаты, матерились, передавая новости, одна страшнее другой:

– Убили прапорщика Семена Краморенко!

– Порешили весь взвод Оприенко!

– Расстреляли подпоручика Маслова.

– Японцы вместе с китайцами окружают!

Другие палили из винтовок по сторонам. Какой-то взмыленный унтер приказывал держать круговую оборону в залитых водой окопах. По команде «Тревога!» из трех щелей выкатили железные колеса с дымовой начинкой, спустили под гору. Самодельные снаряды понеслись вниз, извергая огонь и едкие клубы дыма. Докатываясь до болотных кочек, они взрывались, разбрасывая в разные стороны деревянные спицы и травянистый покров. Сорвались с коновязи лошади, с ржанием помчались вниз, сшибая все на своем пути, и скрылись за поворотом. Этим лесным людям было чего бояться: у каждого из них руки в крови, грабили и убивали, много пожарищ оставили они за своей спиной. Каждый понимал: расправа неминуема, она всегда где-то рядом. И вот пришел этот страшный час, когда надо держать ответ своею запутанной, мутной жизнью.

Видя взбунтовавшийся лагерь, слыша непрекращающуюся стрельбу и вопли, Артур, прервав разговор с китаянкой, отправил ее в помещение под надзор Евдокимова. Туго натягивая уздечку своего черного коня, ставя его на дыбы, чтобы все его видели, подъезжал близко к людям и кричал:

– Остановиться! Слушай мою команду: всем в укрытие!

Приехавшие с главным наводили порядок. В ход пошли нагайки и рукоятки маузеров. Только спустя час на территории лагеря стало тихо. А еще недавно бесновавшиеся мужики, сидя в темных землянках, недоуменно спрашивали друг друга:

– Иван, а Иван, чой-то это было? Хто на нас наскочил – НКВД, чо ли?

В штабном подземном помещении Артур, отирая пот с лица, обратился к Тугаю:

– Вовремя, Тувинец, прибыл. Видишь, с какой сволочью дело приходится иметь. Надо привести этих наркоманов в чувство. Вот так-то, дорогой мой штабс-капитан…