Арсений вышагивал по тайге последние километры перед городом и вспоминал, чтоб не вышло какой промашки, последний разговор со старцем Архипом. Тогда они с отцом, вернувшись из тайги с найденной посудиной с золотом, сообща решили, что без главного в селении им в этих трудных делах на обойтись. Старик выслал всех из горницы, предвидя серьезный разговор, дал знак Митрофану начинать. Старший Дружинин подробно рассказал о завещании Назария, о том, как добирались до Медянок, искали клад, нашли его. Комаровка и Медянки по-прежнему брошены. Рядом – какие-то ямы и пещеры, на земле встречаются человеческие кости. Место гиблое и нехорошее.
– Откуда богатство, я тоже не знаю, – сказал, задумавшись, старик. – Только предупреждал меня Назарий перед своим уходом, что в тяжкую пору придет ко мне его доверенный человек. Выходит, это ты, Арсений. Спасай Отечество, а тебя оградит от напастей Господь! – старик двухпалым знамением осенил се бя и парня. – Година, действительно, наползла на нас лютая. Твое решение правильное, угодное Господу. Сейчас прятаться от властей – смерти подобно. Иди, служи на благо России, отдай это золото на оборону (только бумагу об этом возьми), скажи – от всей общины. Если у тебя все сложится нормально, вслед за тобой пойдут все наши парни старше восемнадцати лет.
– С такой поклажей, учти, в одиночку идти нельзя: мало ли каких лихих людей можно встретить, – выдохнул старец. – На окраине города увидишь дом, ворота крашены бордовой краской. Постучись и скажи: «Тебе, Божий человек, от Архипа благословение». А там тебе помогут.
…На закате солнца, оставив позади лес и отца, Арсений вышел по песчаной дороге к городу. К ночи увидел на окраине большой дом. Ворота в большой крытый двор были красно-коричневыми. Они! У калитки Арсений постучал большим кольцом на деревянном с украшениями полотне двери. Залаял цепной пес. Потом кто-то с крыльца прикрикнул на собаку, тотчас умолкшую, вопросил:
– Чего стучишь? Что за человек?
– Старец Архип шлет вам благословение, – заученно сказал Арсений. За воротами, помедлив, поинтересовались:
– Откуда?
Парень не растерялся:
– Из Трех Ключей.
На это последовало:
– Входи, добрый человек. Будь гостем.
Через полчаса Арсений сидел за обычным староверским столом под темными иконами и, утоляя голод, рассказывал хозяину, Ефрему Каргаполову, мужику довольно расплывшемуся, с сальными редкими волосами на черепе, все, что дозволил ему говорить посторонним старец.
– Так-так, значит, Архип разрешил вам идти в армию, – заметил по ходу беседы хозяин. – Вот и мой Митька, стервец, не получив родительского согласия, записался в действующую, – проговорил он. – Неисповедимы пути Господни! Сейчас ступай на сеновал, сидор свой можешь здесь оставить, а завтра укажу тебе дорогу в вертеп дьявольский – военкомат. Иди и пропадай.
– Спасибочки, – сказал отдохнувший после долгой дороги по лесному бездорожью Арсений. – Только мешок свой я возьму с собой. Уж больно он ладен под голову класть. У меня там отруби – запас на всякий случай.
– Ну, это дело хозяйское, – ничего не подозревая, отозвался Ефрем. – Спи спокойно. Завтра выведу тебя в твой поганый военкомат. Против Архипа ослушаться не могу, – завершил он вечернюю беседу.
Утром они уже шли по улицам города. Арсений не очень дивился еще не виданному им. Те же Три Ключа, только во много раз больше. Хотя встречаются дома в два-три этажа, но во дворах за ними такие же, как в его родном хуторе, огороды. Много телег и кошевок, запряженных лошадями. Изредка, отравляя воздух синими выхлопами, проносятся какие-то черные колесницы. Ефрем объяснил: «Автомобили, сами движутся». Потом пошли здания покрупнее. Провожающий остановился:
– Видишь вон тот дом? Тебе, Арсений, туда. Я же далее не пойду. Где меня искать, знаешь. Не заблудишься: прямо по этой улице до самого конца.
Простившись с парнем, хозяин повернул назад, а тот, с непривычки замирая от страха, вошел в широкие двери под казенной вывеской.
– Если с заявлением о добровольчестве, то на второй этаж, – благодушно сказал ему человек, стоящий у входа.
И Арсений, поднявшись по скрипучей лестнице, оказался в большой комнате, набитой людьми. Он было пошел прямо к дверям, возле которых толпились такие же, как он, молодые мужики, но его остановили: «Куда прешь, видишь очередь? Стой и жди!». Дружинин забился в угол и осмотрелся. Народ говорил о войне, кто-то курил, от начальника вышла зареванная старуха, сразу туда ринулся с бумагой в руках здоровенный парень… Временами откуда-то сбоку словно вкатывалась в приемную объемистая, нарумяненная баба в синем пиджаке и резким металлическим голосом приказывала: «Не курить, соблюдать очередь, не плевать!»
Часа через два подошел и черед Арсения. Хмурый военный с двумя шпалами в красных петлицах протянул руку:
– Давай!
– Чего «давай»? – не понял парень.
– Как чего? Заявление, – ответил начальник.
– Какое заявление? – удивился Арсений.
– Вот народ! – рассердился военком. – Зачем пришел? Если в армию, то давай заявление.
– Мне бы поговорить… – начал парень, но его остановил жесткий голос:
– Некогда разговоры разговаривать. Видишь, сколь людей надо пропустить. Иди в приемную и пиши заявление.
Арсений, помявшись, вышел. Его место сразу занял какой-то молодой мужик и заорал:
– Я же просил в танковые войска! Разве нельзя просьбу лучшего тракториста МТС уважить?!
Растерявшийся от многолюдства и не имевший возможности объясниться, молодой старовер сунулся, было, в другие двери, но всюду с него требовали документы и какое-то заявление и посылали к военному комиссару. Помаявшись, Арсений спустился по лестнице и черным входом выбрался из здания, оказавшись на огромном дворе, запруженном людьми. У распряженных лошадей, равнодушно хрумкающих сеном, – бабы, ребятишки, молодые парни. Кто-то ревет, кто-то зовет какого-то Степана, другие поют. Присев на валяющееся бревно, прижимая к себе сидор, таежник осмотрелся, прислушался. Красивый, хмельной женский голос выводил:
– В Красной Армии штыки, чай, найдутся.
Без тебя большевики обойдутся…
«Ишь ты, не боятся, черти, такое распевать», – подумал Арсений. Ему больше понравилась другая песня, несущаяся из противоположного угла обширного двора. В ней душевно рассказывалось, как девушка Катюша ждет любимого со службы и шлет ему сердечный привет. Парень невольно вспомнил Наташу, обещанную пришлому жениху, и вздохнул. Община перечеркнула его мечту о семейной жизни с желанной, и это еще сильнее укрепило решимость идти в армию. Но на службу-то оказалось не так легко попасть.
Приглядевшись, Арсений стал понимать, что этот многоголосый дворовый мир живет по каким-то своим правилам. Время от времени приходили военные, оглашали списки, строили людей и группами уводили. Пока же не было команды, семейные, расположившись у телег, нагруженных снедью, пили и закусывали, вели свои разговоры. Некоторые в хмельном забытьи валялись на траве. К парню на бревно подсел кто-то с бутылкой в руках и предложил:
– Выпьем, землячок, последний вольный день живем.
Арсений отрицательно покачал головой. Подошедший, обидевшись, пошел искать себе другую компанию. Среди призывников и провожающих хуторянин выделил инвалида на деревянной ноге. Он по-хозяйски хромал по двору, подходил к телегам и строго спрашивал:
– Посуда, граждане, пуста? Прошу не захламлять территорию, сдавайте мне.
Потом забирал порожние бутылки, складывал их в кошелку, относил в дальний закуток. Там уже высилась целая стеклянная куча. Обойдя в очередной раз двор, строгий инвалид сел передохнуть на арсеньево бревно. Ему явно хотелось по говорить. Рассматривая на свет поллитровку, он обратился к уединившемуся парню:
– Ерунда, конечно, копейки стоит, если сдать в водочный магазин. Но еще год-два такого призыва – и я на это стекло дом крестовый себе поставлю… А ты чего пригорюнился?
И Арсений, обрадованный человеческим участием, доверился неожиданному собеседнику: пришел вот из тайги поступать на службу, а от него требуют документы и какую-то бумагу. Нет их у Арсения, и объясниться ни с кем не может.
– Ничем, паренек, тебе не могу помочь. Я только здесь, на территории, командую. Кстати, зовут меня, как Фрунзе, – Михал Васильич. Ногу потерял на гражданской войне, да и Георгий есть, но сейчас на кресты не мода. Майор наш меня хорошо знает, вот и взял старого бойца сюда на службу. Но к нему в такое горячее время не пробиться. Там всем заправляет эта Таиска. Видел, наверное, бабищу как комод? – Мужик раздраженно плюнул и передразнил: – Ведь на войну мужики едут, можно и помягче. Она: «Не курить, не плевать на пол, не сорить! Приходите в приемные часы».
Арсений сразу вспомнил толстую тетку из приемной. Старик занялся махорочной самокруткой. Прошло несколько томи тельных минут. Вдруг инвалид толкнул его в бок:
– Лови удачу. Видишь военного? Комиссар наш. Дуй к нему. Хоть он и в чинах, но всех выслушивает да утешает.
Арсений сорвался с места, побежал к военному, на ходу сдернув картуз.
– Дяденька!
Плотный, низкорослый командир весело и удивленно обернулся и, увидев рослого молодца, остановился:
– Во-первых, я тебе не дяденька, а батальонный комиссар Варфоломеев. Во-вторых, надень шапку – я не барин и не архиерей. В-третьих, если есть разговор, то пошли. Ты что, из леса, что ли, сюда такой заявился?
– Точно, из леса. Из Трех Ключей.
– Ну и ну! Тогда пошли, расскажешь все подробно.
Поднялись по знакомой лестнице, в приемной военный властно раздвинул толпу, провел парня в свой кабинет.
– Садись и докладывай!
– Сейчас, сейчас, – засуетился парень. Дрожащими от волнения руками развязал мешок, погрузил руки в отруби, извлек оттуда тяжелый сверток и, сняв с него полотенце, поставил на стол перед начальником какую-то испачканную в отрубях посудину, похожую на вазу. – Вот…
– Что это? Какое-то подношение? За взятку хочешь от фронта увильнуть? – рассердился батальонный комиссар.
– Золото…
– Что?! – ошарашенно спросил начальник. – Какое еще золото?
– На оборону, на самолеты от Трех Ключей, от всей нашей старообрядческой общины, – сказал Арсений и попросил: – Только вы мне бумагу дайте, что я сдал золото честь по чести.
– Да ты кто такой? Почему в военкомат пришел, а не в отделение Госбанка обратился?
– Так я, гражданин начальник, в армию пришел записываться, доброволец…
Заглянув в посудину, тот взялся за телефонную трубку:
– Николай Захарович, тут, пожалуй, такое необычное дело… Знаю, что занят, но зайди – не пожалеешь.
Вскоре необычному посетителю и его подарку удивлялся и военный комиссар. Расспросив Арсения и выяснив, в чем дело, начальники посовещались и решили:
– Тут без Орлова не обойтись.
Спустя минут десять-пятнадцать к ним присоединился еще один, как понял парень, очень важный чин. Заставили Арсения снова повторить свой рассказ. В то время, как парень подробно излагал свою историю, в кабинет заглянула толстая тетка. «Таиска, о которой рассказывал инвалид», – решил Арсений.
– Николай Захарович, там из райкома звонят…
– Сейчас я занят, свяжусь, как только освобожусь.
Пораженная тем, что какому-то призывнику из деревни уделяется такое внимание, секретарша недовольно закрыла дверь. Она еще больше удивилась, когда в кабинет, где находились ее руководители и начальник районного отдела НКВД, а с ними вместе этот неизвестный мужик простецкого вида, заявились представители райкома и работники Госбанка. Туда же из горного округа вызвали специалиста.
После необходимых действий Арсению выдали бумагу, свидетельствующую о том, что от него принято в Фонд обороны четыре килограмма золота – дар жителей хутора Три Ключа.
– В наше время, товарищ Дружинин, в армию попасть – не проблема, – сказал, отвечая на вопрос парня, Орлов. – Сейчас же пойдем в столовую перекусим, а потом у меня подробно побеседуем.
Уже в другом здании Арсения подробно расспрашивали о карте Назария, о месте, где он нашел золото, о Комаровке и Медянках, рядом с которыми тот видел какие-то ямы и откуда пять лет назад староверы привезли в Три Ключа истощенного человека. Помня совет Архипа, не особенно запирался, честно рассказывал обо всем.
– Слушай, дорогой, – спросил Орлов, – а вы случайно не встречали в тайге молодую женщину, китаянку?
– У Назария жена была из Китая, вместе с ним ушла из Трех Ключей.
– Так-так, – задумавшись, побарабанил пальцами по столу начальник.
Вот уже длительное время его и коллег из Владивостока интересовала эта фигура. Но тайна так и не рассеялась.
– Ладно, а где служить хочешь?
– Не знаю, мне бы воевать…
– Ишь вояка. А что умеешь? Оружие в руках держал?
Арсений усмехнулся:
– Да я белку в глаз бью, чтоб шкурку не испортить.
– Ну, это ты брось. Хвастаешь, наверное.
Парень возмутился:
– Это кто, я хвастаю? Могу поспорить.
Орлов подзадорил собеседника:
– Спор так спор. Наверняка проиграешь.
– Жалко, что ружья нет, и белки в тайге.
Развеселившийся от горячности Арсения и явно заинтересовавшийся, начальник сказал:
– Это не проблема. Ладно, верим тебе, ведь в тайге живешь, и метко стрелять – рядовой атрибут вашей жизни. Молодец, таежник! А теперь иди к военкому товарищу Пермякову и оформляйся в армию, – проводив Дружинина, Орлов снял телефонную трубку: – Слушай, Николай Захарович, ты этого нашего золотого героя можешь смело призывать. Мы с тобой ищем пополнение в погранвойска, а оно вот рядом – таежник, прекрасно ориентируется на местности, снайпер: белку в глаз бьет. Конечно, политически с ним надо поработать, но это не проблема (полковник употребил свое любимое слово). Направляй этого богатыря в пограничную школу, – и, выслушав собеседника, в добавил: – Ты прав, надо вытаскивать молодежь из Трех Ключей и других таежных берлог. Это крепкие парни.
Скоро удивленные жители района прочитали в газете заметку: «Патриотизм таежников»: «На днях в отделение Госбанка от жителей селения Три Ключа поступило значительное количество золота в Фонд обороны. Доставивший драгоценный металл из тайги в районный центр тов. Дружинин добровольно вступил в ряды защитников Родины. Он направлен для службы в погранвойска». Рядом красовалась фотография Арсения в военной форме.
Сообщение попало на краевое радио и вызвало живой отклик в приморских селах – вот тебе и староверы!
…Полковнику Кейдзи принесли радиоперехват. Он внимательно прочитал информацию. Посмотрел на карту, на которой, сверяясь с данными агентов, помечал селения старообрядцев. Так и есть! В хуторе живут раскольники. Профессиональная гордость специалиста по Дальнему Востоку была задета. Разведчик, считавший, что давно постиг загадочный русский характер, впервые усомнился в своих знаниях. Не упустил ли он чего? Почему люди, гонимые и преследуемые почти три века, вместо того, чтобы мстить, идут на помощь власти? Когда ему доложили, что среди убитых китайских партизан деревни Дун-И оказался молодой старовер, он счел это за непонятный казус, нервный срыв одиночки. А теперь раскольники добровольно идут в Красную Армию. Да, непроста ты, русская душа. Решив, что большинство старообрядцев никогда не изживут в себе вражды к официальной церкви, безбожным порядкам в России, Кейдзи успокоил себя: достаточно первых побед германских войск – и эти люди повернут оружие в нужную сторону.