Тайна староверского золота

Глава XIV

– Что, брат, стряслось? Что подняло тебя в такую беспросветную ночь? – спрашивал Агафон старого Самария, застегивая наспех накинутую фуфайку. Всклокоченный старик тяжело дышал, сидя на лавке. Неуверенный свет от зажженной свечи делал лицо его страшным: видны были только борода и морщинистый лоб, глаза и впалые щеки утопали в черни сумрака. Выпятив два заскорузлых пальца, мужик истово перекрестился.

– Спаси и сохрани, Господь, рабов твоих.

Агафон терпеливо ждал, когда же старик отдышится и наконец приступит к делу. А дело, по всему видать, важное, если почти немощного старика среди ночи заставило бежать через всю Комаровку, – жил-то Самарий со своим женатым сыном и невесткой на дальнем конце деревни, считай на окраине.

– Так что же стряслось, Самарий Евлампиевич? – решил Агафон поторопить деда с его известием.

Старик, глядя в сторону почти невидимых в чахлом свете икон, еще раз перекрестился.

– Мой Минька возвращался с охоты мимо лагеря антихристов. Нехорошо там. Командира ихнего нашли убитым. Все воинство взбулгачилось, митингует по-ихнему, приписывает смерть атамана староверам. Нам, Комаровке…

Ошарашенный злой вестью, глава хутора невольно возразил пришельцу:

– Что за вздорный голос! Да на Артура Петровича мы молимся после того, как он навел порядок и прекратил грабежи и бесчинства этой шайки…

– Все так, брат Агафон, но жди беды. Дай Бог, оправдаемся в смерти их вожака, но все равно эта банда пустит Комаровку на поток и разграбление. Только командир удерживал нехристей от бесчинств. Сколько мы им мяса и овощей давали! Разве оценят… Одно слово – бандиты.

Агафон молчаливо согласился с Самарием. Он давно понял, кто нашел прибежище рядом с Комаровкой, – люди, потерявшие свой род. Кому они служат, на что надеются? Свалить новую власть? Так это оказалось не под силу ни ратям прежнего режима, ни японцам, ни немцам, ни чехам, ни американцам… Старец был уверен: навались Советы на отряд по-серьезному – и конец «защитничкам святой Руси». Но пока лагерь находился рядом с хутором, ему, да и всем его обитателям, приходилось терпеть опасное соседство, делать вид, что видят в отряде своего спасителя от безбожных властей. Вот и в последний раз, когда в лагере возникла паника, Агафон надоумил мужиков привезти командиру старые рогатины: де поддерживаем вас всеми силами. Теперь Артура, разумного и рассудительного вожака этой банды, нет, и можно ожидать всего самого худшего.

– Ладно, Бог тебя наградит, брат Самарий, за беспокойство о нашей общине, – перекрестясь, промолвил Агафон. – Завтра же переговорю с главным в отряде, а там вместе со всеми стариками решим, как дальше жить будем.

– Мое соображение, Агафонушка, – уходить надо. Дурное, дьявольское это место рядом с Лешим клыком, – промолвил Самарий. – Ужель судьба Медянок тебе ничего не говорит? А ведь это знак Божий. Только исход от антихристов может еще спасти нас.

– Исход, говоришь? – нахмурился старец. – А куда? На какое такое безопасное место? И так загнала нас власть и никонианская церковь на край земли. Гонят от Рогожского погоста, от заволжских скитов, от Саянских гор, от берегов Байкала и зейских равнин. И мы бежим. Все ищем Зеленый клин, заповедное Беловодье, что обещают нам старые предания, двуперстие и двухголосная ектинья. Где эти благословенные места? Может, на Аляске? Но туда по лесу, снежным пустыням и морю не добраться. Переморозим и перетопим весь свой род.

Агафон немного помолчал, что-то прикидывая в голове, потом жестко сказал:

– Сниматься с бабами, детишками, со всем скарбом и скотом… Спаси, Господь, тяжкое дело. Да и как бандиты на это посмотрят. И опять же, куда? Была надежда на Китай, но вот женихи, коих прислали нам, рассказывают: живут там наши единоверцы хуже скотов. Рисовой пылью питают плоть свою. Даже самые лучшие и крепкие семьи – на грани нищеты.

– Все понимаю, Агафонушка, – Самарий для убедительности покивал головой. – Но ты уж пораскинь мозгами, подумай, как спасти нам себя и наши семьи.

Утром к Тувинцу прибежал подросток из Комаровки. Солдаты, ворча, пропустили мальчишку.

– Чего тебе, парень? – хмуро спросил новый командир.

Малец вытащил из кармана штанов свернутый листок.

Тувинец, небрежно развернув послание, прочел его. Писал ему старший Комаровки, просил свидания в безопасном месте. После смерти Сереброва оказавшийся главным в ненадежном митингующем лагере, офицер не хотел ссориться со староверами: кто знает, какая выпадет карта, а соседи могут пригодиться.

– Передай Агафону – сегодня в двенадцать на Лысой прогалине. Пусть приходит один.

Мальчишка так же, как и прибежал, быстро исчез из лагеря. Тувинец, проследив взглядом за скрывшимся в зарослях пареньком, кивнул двум унтер-офицерам с маузерами в деревянных кобурах, вскочил в седло артурова жеребца, самостоятельно вернувшегося в лагерь, и направился вместе с конвоем к вооруженной толпе, что шумела поодаль от прибежища главаря.

– О чем базар? А ну тихо! – гаркнул Тувинец, раздвигая людскую массу лошадиной грудью.

– А ты кто такой? Чего командуешь? Кто тебя назначил? – послышались злые крики. Толпа угрожающе гудела.

– Это кто интересуется? Ты что ли? – Тугай уперся прищуренным оком в оравшего солдата. – Подойди, объясню.

Растрепанный мужик с винтовкой в руке протиснулся сквозь толпу:

– Староверы убили командира и забрали золото. У него вся рубаха обсыпана золотым песком. А ты…

Солдат больше ничего не успел сказать. Главарь хладнокровно выпустил в него одну за другой три пули из своего пистолета. Охнув, мужик осел на землю. Толпа отхлынула от трупа.

– Кому еще интересно? – хрипло крикнул офицер. – Желающие есть? Нет. Хорошо. Теперь слушайте меня. Я назначен заместителем командира отряда. Таков был приказ полковника. Насчет его гибели проведу расследование. А сейчас все в казармы! За нарушение дисциплины – расстрел!

Тувинец подождал, пока недовольно гудящая толпа рассосется по земным укрытиям, одобрительно кивнул своему конвоиру, когда тот огрел нагайкой замешкавшегося солдата, и, повернув коня, направился в сторону синеющих лесных зарослей. Остановив жеребца, офицер дождался поотставших всадников:

– Меня сопровождать не надо. Следите за этой сволочью. В любого, кто вылезет из укрытия наружу, стреляйте без пощады.

…Лошадь шла ровной рысью. До Лысой прогалины оставалось версты три, и у Тувинца было время подумать. Смерть Артура перевернула обстановку в лагере. Полковник держал его обитателей своим авторитетом, связью с японцами, их материальной помощью. Сегодня Тугай сумел обуздать эту бандитскую вольницу. А завтра? Ведь у него нет того, что давало силу Сереброву. Тувинец предполагал неминуемый раскол в отряде. Кто-то останется с ним, а другие, черт с ними, пусть убираются. Самому ему нужно дождаться связных из Маньчжурии. Возможно, они принесут деньги и инструкции. Плохо, что полковник не успел ввести его в курс дела. Единственно, о чем рассказал, так это – что отряду поручено охранять группу японских геологов, ведущих разведку недр где-то в этом районе, создать им необходимые условия для работы. Сейчас вместе с ними трое конвойных. Будет правильно, если он с оставшимися людьми возьмет охрану группы специалистов на себя. В Маньчжурии это оценят. Хорошо, что Артур передал ему пароль для связных.

Смерть командира не казалась Тувинцу загадочной. Ясно, что его отправила на тот свет китайская мадам. Уж он-то видел во время перехода по тайге, на что способна его бывшая спутница, да и в лагере она без колебания пустила в ход оружие. И совсем не случайно, что китаянка исчезла после гибели полковника. Но вот золото… Тувинец сам убедился, что куртка Артура в желтых, блестящих пятнах. Где оно? Наверное, унесла с собой эта чертова баба. Тугай не заметил, как тайга раздвинулась, обнажив небольшой луг, окруженный мелколесьем. Лысая прогалина – так называли староверы это место. Агафон уже ждал, сидя на пеньке.

– Что ты хотел, старик? – спросил офицер и слез с коня.

– Батюшка, ваше превосходительство, что же это делается, – запричитал старик. – Артур-то Петрович… Ведь он был нам как отец родной. Комаровку ограждал от обид. А твои люди поклеп на нас возводят.

Офицер молчал. Ему было безразлично, что будет со староверским поселением. Однако он понимал опасность, которую несет для него вышедший из повиновения вооруженный сброд, и потому не хотел ссоры с хуторянами – авось пригодятся.

– Я знаю, что в гибели полковника ваши люди не виноваты, – мрачно сказал он. – Но вот как убедить в этом тех в отряде, кто считает, что староверы убили Артура и забрали золото? Сегодня я унял крикунов, однако что будет завтра, послезавтра, через неделю… Попытаюсь подавить возможный бунт, но гарантий не даю: ты знаешь, я здесь человек новый.

Агафон, выслушав офицера, глубоко вздохнул:

– Грехи наши тяжкие… Лишаете, ваше превосходительство, последней надежды. Неужели нам предстоит тот же крест, что нашим единоверцам из Медянок…

– Не знаю, старик. Решайте сами. Я с тобой говорю откровенно. Мне заваруха в Комаровке ни к чему. Но ты сам знаешь, что за народ собрался в лагере. Для него ваше поселение станет лакомой добычей, – вздохнул Тувинец и спросил: – Ваши люди все знают, скажи, где работает какая-то группа специалистов?

– Вы спрашиваете о рудознатцах? Наши охотники говорили, что копаются они в среднем течении Медвежьего ключа, где-то недалеко от Каргалинских болот, верстах в двадцати от Комаровки. Если есть нужда, дадим проводника…

– Пока не надо, – сказал Тувинец. – А не видели ли твои односельчане в тайге бабу-китаянку?

– Видеть не видели, но следы заметили. Махонькие, как у ребенка. Шли в сторону Амура…

– Ладно, старик, молись за меня, а еще больше – за твою Комаровку, – усмехнулся Тувинец и легко забросил свое тугое тело в седло.

Той же ночью часть отряда снялась из лагеря и ушла в разоренный и брошенный хутор Медянки. Не желающие подчиняться пришлому офицеру избрали нового командира – унтера Охрименко – и послали нарочного с донесением японскому командованию. Отправили и письмо Тувинцу, с которым осталось человек двадцать. Ушедшие предлагали перемирие до тех пор, пока их не рассудит командование, находящееся в Маньчжурии. Тугай не жалел об отколовшихся, зная, что из себя представляет эта одичавшая от таежной жизни, разложившаяся от потери всякой надежды на нормальное человеческое бытие, публика. «Эти будут пострашнее хунхузов, – подумал новый начальник уменьшившегося отряда. – Теперь, Комаровка, держись!»

…В избе Агафона собрались старики и наиболее уважаемые мужики. Накануне солдаты из Медянок разорили подворье Андрона Посохова, угнали скотину, застрелили сторожевого пса, искали золото. И быть бы еще большей беде, если б жена и дочь мужика, который промышлял в тайге, вовремя не убежали.

– Я так соображаю, что ждать спасения от этих вояк – ждать тепла в лютую зиму, – рассуждал старец-наставник. – Рано или поздно узнает власть об этом осином гнезде и прихлопнет его. Тогда и нам несдобровать – сочтут за укрывателей. А с властью нонешней шутки плохи. Чем закончилась заваруха, когда наши единоверцы подняли оружие против колхозов? Где они, наши лучшие мужики? Кто в земле-матушке, а кто в лагерях гниет. Наслал Господь на нас, грешных, новое испытание, но он же и спасет нас. Будем уходить. Собирайтесь. Животину уведем с собой. Избы и огороды придется бросить. Охотники во главе с Андроном пойдут последними. Если будет погоня, отобьются. Но не дай Бог кровопролития. Уходить надо немедленно, чтобы за лето успеть приготовиться на новом месте к зиме.

Долго судили-рядили, куда уходить, где пустить новые корни, где найти спасение. Сначала хотели направиться в Три Ключа. Братья и сестры по вере помогли бы переселенцам.

Но, прикинув, отказались от этого маршрута: к дальнему селению нет дороги и с обозом туда не пробиться. Охотники, хорошо знающие Приморье, предложили идти на север. Там есть в тайге удобные распадки, достаточно удаленные от побережья: с моря староверам грозила опасность оказаться на виду у властей.

В один из дней группа оголодавших солдат из Медянок совершила налет на Комаровку. Бандиты нашли село обезлюдевшим: мертвые избы с заколоченными досками крест-накрест дверями и ставнями. Ни из одной печной трубы не поднимался привычный дымок с запахом свежего хлеба. Нигде не слышались ни ребячьи звонкие крики, ни соседская перекличка хозяек, ни конское ржание, ни ленивый собачий лай, ни петушиное победное пение. Только, нарушая кладбищенскую тишину, стрекотало беспокойное сорочье племя над цепкими сорняками, что быстро захватывали огороды. Солдаты сорвали доски с дверей крайней избы. В ней хоть шаром покати. На потемневшей бревенчатой стене светлые пятна от снятых икон.

– Ушли проклятые богомольцы. Что жрать будем? Ведь на сто километров в округе нет жилья, – растерянно заметил молодой белоглазый солдатик.

А старший в группе, скрипнув зубами, приказал:

– Ты, Попов, чем причитать, проверь-ка лучше подпол – есть ли там запас.

Подняли вырезанную в полу крышку, засветив подобранную лучину, солдатик спустился в проем голбца.

– Пусто. Ничего нет. Все, черти, выгребли и вывезли, – крикнул он снизу.

– Чисто поработали, божьи старатели. Пошли к Охрименко. Пусть договорится с Тувинцем о разделе провианта.

– Может догнать этих сучьих староверов, вернуть? – предложил кто-то.

– Их теперь ищи-свищи. Им что тайга, что дом родной, – зло бросил старший. – Да и на медвежью картечь нарваться можно. В отчаянии кержаки – народ страшный.

Группа уныло поплелась обратно в Медянки. Ее путь лежал мимо старого погоста с потемневшими крестами на обкатанных временем могильных холмиках. Вид этот невольно навеял таежным отшельникам отчаянные мысли о своей заплутавшейся судьбе. А за спиной оставалась мертвая, как это кладбище, Комаровка – еще одно брошенное таежное селение…

Через несколько дней после исхода староверов дозорные привели к Тувинцу задержанного близ лагеря китайца.

– Что за человек, что тебе тут надо? – строго спросил командир оставшейся после раскола надежной части отряда.

Пришелец неожиданно на чистейшем русском языке назвал пароль. Тувинец спешно проговорил отзыв.

– Мне нужен Артур, – сказал китаец.

– Он погиб при невыясненных обстоятельствах. Я был заместителем полковника и стал его преемником. Я Тугай, но меня знают в Китае и здесь как Тувинца. Я сделаю все, что не успел Серебров. Так и передай тем, кто послал тебя.

Китаец молчал. Задание японского полковника надо выполнить во что бы то ни стало. А тут такие перемены. Взглянув на плотную фигуру, на жесткое лицо собеседника с узкими холодными глазами, прикинув в уме увиденные в лагере картины, свидетельствующие о беспрекословном подчинении людей этому офицеру, пришелец решился доверить порученную ему весть.

– Полковник велел передать только на словах. В Медянки в группе проводника Шена направлялась женщина. Китаянка, известная как Кэт. Эта дама должна исчезнуть – таков приказ.

Тувинец подумал и сказал:

– Она была здесь. Вела какие-то переговоры с полковником, а потом исчезла. Я связываю смерть Артура с ней…

– Найти и уничтожить, – жестко произнес шпион.

– Примем все возможные меры, – ответил Тувинец. – А командование больше ничего не поручало тебе?

Пришелец достал толстую пачку денег – советские купюры разного достоинства. Усмехнулся:

– Полковник спрашивает, довольны ли вы предыдущей посылкой? Золото – лучшая валюта.

Тувинец промолчал. Опять это золото. Его следы были на куртхе убитого Артура. Вот откуда оно взялось, но куда делось?

– Передайте полковнику, что его приказ будет выполнен. Заверьте его в моей безоговорочной преданности, – закончил разговор Тугай.