Тайна староверского золота

Глава XX

Капитана госбезопасности Ковалева срочно вызвали к полковнику. Артамонов, старый партиец, когда-то работал под руководством самого Дзержинского. Сослуживцы уважали этого спокойного, деятельного человека, не любящего все более укоренявшейся в органах официальщины. Кому было положено, знали, что полковник занимается антисоветским подпольем, что на его счету несколько ликвидированных банд, что в одной из операций он был ранен.

– Проходи, Ковалев, – не по уставу проговорил полковник. – Вот познакомься с майором Петрашевым. Вам теперь вместе придется лямку тянуть. Так что прошу друг друга любить и жаловать.

Полковник, поглаживая свою обритую голову, засмеялся, словно был не в казенном кабинете, а принимал гостей на своей даче.

– Батальон Петрашева придается твоей группе. О ее составе еще поговорим. А теперь посмотрим на карту, – и Артамонов склонился над развернутым жестким листом. – Видите – брошенный старообрядцами хутор Медянки. Недалеко есть селение Комаровка, тоже староверское. Где-то посередине между ними расположен лагерь белогвардейцев. Служат они, сукины дети, японцам. Могут и таежных староверов снова толкнуть на вооруженное выступление. Численность банды – приблизительно сто – сто тридцать человек. Чем занимаются? Честно скажу, сведения разведки весьма скудные, но известно, что отряд время от времени посещают связные от самого полковника Кейдзи. Так что соображайте. Приказ – окружить силами батальона и уничтожить это осиное гнездо. Хватит, пожировали, сволочи! Разработайте план операции и доложите. Единственный безопасный подход к району – море. Вам будет выделен сухогруз. Доложите через три часа.

Когда подчиненные ушли, полковник долго сидел за столом, вперив сердитый взор в карту. Ему многое не нравилось: действовать мужикам предстоит почти вслепую: фактуры-то – кот наплакал. Появление банды они прохлопали. О ней им, к общему стыду, сообщили… из наркомата. Начальству же стало известно об отряде от соседей, с которыми оно постоянно соперничало, – работников разведывательного управления Генштаба. Это их источник в Маньчжурии прислал скудные сведения об отряде Сереброва. Потому и был взбешен высокий московский чин в разговоре по «ВЧ». Когда Артамонов заикнулся о тщательной разработке, тот заорал:

– Хватит тянуть волынку! И так спите там! Обстановка накаляется, японцы наглеют, а вы мышей не ловите! Срочно ликвидировать это осиное гнездо и доложить!

В другое бы время полковник настоял на своем, но он видел, как один за другим исчезают старые опытные чекисты, и хорошо понимал, что его перевод из Москвы в далекий Владивосток – не случайность.

Ковалев и Петрашев долго сидели над картой, обдумывая все детали операции. Потом их вызвали к Артамонову.

– Что надумали, орлы? Ни одна сволочь не должна уйти. Но торопитесь не спеша, прежде всего – тщательная разведка!

Капитан и майор подробно изложили свой план: окружить лагерь и Медянки, не допустить, чтобы хоть кто-то ушел оттуда.

– Все это правильно, но есть указание – взять в плен руководителей, они многое нам расскажут.

…Скрипящий от старости сухогруз вошел в бухту, накрытую плотным туманом. Поскольку не было удобных причалов, добирались до берега шлюпками. Зная о староверских вездесущих охотниках, командование экспедиции строжайше запретило разводить костры. Пищу бойцам привозили те же шлюпки. В полночь прозвучал приказ выходить на марш. Три колонны с трех сторон должны были взять в кольцо предполагаемый лагерь и Медянки. Еще одно подразделение направлялось к Комаровке, чтобы блокировать возможное выступление староверов. Вернулись разведчики: в лагере людей не видно, огней нет.

– Ну, с Богом! – сказал Ковалев и рассмеялся. – Что это меня на религию потянуло? Не иначе, комаровские староверы за нас молятся.

Группы красноармейцев быстро занимали исходное положение для атаки.

В утреннем небе яркими брызгами рассыпалась ракета. Роты под прикрытием пулеметного огня ворвались в низину между сопками, в которых чернели какие-то щели. Но, к общему удивлению, сопротивления не было. В ответ не раздалось ни одного выстрела. Бойцы подбегали к выходам из подземелья.

– А ну выходи! Руки вверх!

Но никто не появлялся. Бросив на всякий случай в бункеры гранаты, красноармейцы бежали дальше в поисках врага. Однако лагерь был пуст. Вдруг вдалеке, за линией оцепления послышался треск ожесточенной перестрелки. Петрашев срочно послал туда два отделения и сам возглавил их. Оказалось, бойцы, оставшиеся в засаде на опушке таежных зарослей, заметили двоих неизвестных, привлеченных шумом в лагере. Пытались их задержать, но те, открыв стрельбу, кинулись в чащу. Преследователи наткнулись на прочную оборону. Судя по интенсивности огня, сопротивляется довольно опытная группа. Приказав одному из отделений зайти к бандитам в тыл, майор повел своих людей в атаку. Расчищали путь пулеметными очередями и гранатами. Через час все стихло. У лесных временных землянок и шалашей валялись несколько трупов. Какой-то раненный в ногу бородатый мужик, привалившийся к стволу кедра, пытался застрелиться, но у него вовремя отобрали пистолет.

Ковалев с удивлением рассматривал лагерь. «Тлен и мерзость запустения!» – подумал он. В уцелевших после гранатных взрывов подземных помещениях все покрыто белесой плесенью, воздух сырой и тяжелый. В некоторых казематах – полуистлевшие трупы. Обклеванные птицами-падальщиками и обглоданные зверьем человеческие скелеты валялись и в высокой траве на площадке между сопками. Там же находили немало заржавевших трехлинеек и японских карабинов. В стороне угадывались размытые дождями могильные холмики.

«Где отряд? Неужели успел передислоцироваться? Уничтоженная группа, что обреталась в таежных шалашах, конечно, не та банда, о которой говорил полковник Артамонов. Видимо, эти люди пришли сюда недавно», – размышлял про себя капитан. Тут ему доложили, что в Комаровке не обнаружено ни одного человека. По всем признакам хутор, как и Медянки, жителями брошен. «Еще один сюрприз! – Ковалев выругал в душе себя и своих коллег. – Хороши работнички… Сапожники!»

Подошел Петрашев. Хотя он тоже понимал, что операция сорвалась, но то, что сам ходил в атаку на бандитов, как-то смягчало для него неудачу. Да и разведка – не его ведомство.

– Что скажешь? – майор сделал рукой широкое движение, словно приглашая собеседника полюбоваться окружающим.

– А то, что мы, как ленивые гости, приехали на пир к шапочному разбору. Ни отряда, ни сведений. Одна надежда на твоего пленного. Как он? Кончил психовать? Говорить может?

– Думаю, может. Сейчас с ним военфельдшер возится.

Командиры прошли к палатке походного медпункта, где сидели двое рядовых: у одного на голове чалма из бинтов, у другого – перевязанная рука в петле, закрепленной на шее.

– Что, мужики, получили боевое крещение? – бодро спросил Петрашев своих бойцов.

– Получить-то получили, да вот… – красноармеец поднял руку к замотанной голове.

– Ничего, Харитонов, наш эскулап говорит, что рана касательная. Быстро войдешь в строй, зато злее будешь, – успокоил бойца комбат.

Раненый бандит, лежащий под брезентовым пологом на носилках, оказался, несмотря на бороду, довольно молодым. Оглушенный испугом от происходящего и не до конца веря, что остался жить, он охотно отвечал на вопросы. Фамилия – Корзухин, зовут Александр. Недоучившимся студентом революционное лихолетье его забросило в Харбин. Служил мелким конторщиком на КВЖД. Когда советская часть администрации потребовала убрать с дороги всех лиц без гражданства, перебивался случайными заработками, бедствовал. Потом его подобрал знакомый отца Артур Петрович Серебров, привел с собой в таежный отряд.

– Где Артур и вообще весь отряд? – нетерпеливо спросил Ковалев.

Корзухин долго и подробно рассказывал о конце банды – о том, как пришла в лагерь никому не знакомая китаянка, как кто-то неизвестный со зла взорвал склад с боеприпасами и убил Сереброва, как взбунтовавшиеся вояки искали какое-то золото и обвинили староверов из Комаровки в гибели своего командира. А те, испугавшись, бросили хутор. Оставшись без поддержки местного населения, основная часть бандитов во главе с унтер-офицером Охрименко перемерла от голода и болезней, постреляла друг друга. Лишь небольшая группа сохранила дисциплину и, по приказу заместителя Артура – Тувинца, ушла из лагеря, захватив с собой оставшуюся провизию.

– Кто такой Тувинец? Как фамилия? Его звание?

Этого пленный не знал. Тувинец пришел в лагерь вместе с китаянкой, которая быстро исчезла. Можно предположить, что он – опытный офицер и ждал кого-то из Китая, поэтому и не уводил свою группу далеко от лагеря. Недоучившемуся студенту, конторщику и вояке из банды Артура предъявили трупы. Тувинца среди них не оказалось.

– Ушел, сволочь, – кипел Ковалев, – а он многое знает. Слышь, майор, давай группу вдогонку за этим гадом пустим. Фрукт непростой. Наверняка за ним тянется большущий хвост.

– Как его найдешь в этой глухомани? – возражал Петрашев. – Разве что послать своих таежников? У меня такие есть: Николаев, Диденко, Федоров выросли, можно сказать, в охотничьих зимовьях. Может, им повезет – выследят голубчика.

– Договорились, – сказал Ковалев, – уж больно примечательная фигура от нас сбежала.

В тот же день на поиски отправилась группа опытных разведчиков. Задание – взять живым бандита по кличке Тувинец.

– Тувинец, Тувинец, что же это за фигура, заменившая Артура? – полковник Артамонов вызвал старшего лейтенанта Игнатова. – Ну что? Перешерстили архивы о маньчжурской белоэмиграции, проверили все картотеки?

Добытая информация была неполной, но заслуживала самого пристального внимания.

– Тувинец, он же Тугай, – сын захудалого тувинского князька. Штабс-капитан, участник империалистической и гражданской войн, георгиевский кавалер. Повздорив с отцом, который благоволил связям с Россией, ушел в банду Калмыкова. Известен как изувер. Лично расстрелял двадцать пленных красноармейцев и партизан. О последних его годах сведений нет.

– Этого палача упустить нельзя, – жестко сказал Артамонов.

– За ним идет группа сержанта Николаева.

Игнатьев, помолчав, сказал:

– Как докладывает Ковалев, пленный дал показание о каком-то золоте и смерть главаря связывает с ним. Кроме того, сообщил, что незадолго до гибели Сереброва в лагере появилась неизвестная китаянка. Куда она исчезла, никто не знал.

– Интересно, интересно, – полковник побарабанил пальцами по столу. – Туинец нам нужен живым.

…Тугай, оторвавшись от преследователей с тремя оставшимися от отряда мужиками, лежа в зарослях, думал, что предпринять. С белой идеей покончено. Куда податься? К японцам? Для них он, пожалуй, уже отработанный материал. Чего доброго, пустят в расход. Приткнуться к атаману Семенову? Но этот фигляр его не любит и сделает простым сабельником. Да и, говорят, после образования этого балаганного Маньчжоу-го он хотя и носится с идеей создать независимое государство в Забайкалье и на Дальнем Востоке, не в чести у самураев. Старый дружок, атаман помельче, не примет после растраты полковой кассы, назначит расследование… Его спасет только богатство, только золото. Будь у него капитал – можно куда угодно, хоть к черту на рога эмигрировать, завязать с этой кровавой жизнью.

Тугай шел по давним следам китаянки, а по его собственным, только что оставленным, продирался сквозь тайгу маленький отряд сержанта Николаева. На десятый день Тувинец понял, куда идет китаянка. Лежа в густых зарослях высокой сопки, с которой хорошо просматривались Три Ключа, штабс-капитан внимательно следил в бинокль за жизнью спрятавшегося в глубине тайги хутора. Спешить не следует. Женщина, похоже, никуда далеко не уйдет от хутора.

Постепенно темнело. Вот уже и звезды высыпали. Вдруг в зарослях мелькнул огонек. Костер! Китаянка, видимо, у костра. Тувинец осторожно пополз от своего логова вниз по сопке.

…Да, на лесной поляне горел маленький костерок. Над огнем висел котелок. Похоже, что хозяин на минуту отлучился. Офицер, стоя за стволом высокого кедра, терпеливо ждал, но у самодельного очага никто не появлялся. «Куда же подевалась эта сука?» – проскрежетал он сквозь зубы и тут же услышал за спиной голос:

– Это ты, Тувинец? Что тебе надо? Почему ты выслеживаешь меня?

Быстро повернувшись, Тугай увидел Кэт с револьвером в руке, но не растерялся и с обычной наглостью сказал:

– Хочу с тобой договориться. Разделим золото, и я отпущу тебя на все четыре стороны.

Кэт усмехнулась:

– Ты, кажется, что-то путаешь. Это я держу тебя на мушке. А золота у меня нет. Теперь ты знаешь это – и катись отсюда…

Стремительно, как рысь, он бросился на женщину, полускрытую сумраком ночи. Раздались два выстрела. Последнее, что увидел в своей жизни Тувинец, – свет костра. Раскаленные угли его напоминали своим цветом золото.

…Полковник Артамонов внимательно вчитывался в доклад о проведенной в районе Медянок операции. По совести говоря, полный афронт. Десант покончил с какой-то мелкой группой. Единственный пленный – рядовой бандит, многого не знает. Главарей не допросишь: Артур убит неизвестно кем, а Тувинца нашли мертвым. Смерть последнего загадочна. Интересная деталь: экспертиза установила, что ранее найденный убитый хунхуз, известный как Черный Линь, и Тувинец поражены из одного и того же оружия.

То, что староверы бросили Комаровку, для Артамонова стало новостью. Они, как и жители Медянок, видимо, не захотели иметь таких опасных соседей. Бандиты постепенно теряют поддержку таежных затворников, и это хорошо.

«Вся эта история может плохо кончиться для меня», – думал он. Беспощадные щупальца чистки, жертвами которой в органах становились работники с большим партийным и профессиональным стажем, не раз Артамонов ощущал совсем близко от себя. Слишком много появилось охотников фальсифицировать дела. Любому активному работнику партии его поколения – ведь по революционной работе приходилось сталкиваться со всеми лидерами всех прошлых и нынешних оппозиций – можно при желании пришить что угодно. Спасать же себя, занимаясь разоблачением других, ему не позволяло все его честное существо.

Предчувствие не обмануло полковника. Не приняв от него доклада о выполнении приказа наркомата, Артамонова вызвали в Москву. На одной из станций перед столицей во время долгой стоянки его пригласили из вагона якобы на телеграф. Заметив в окно нескольких человек, в которых безошибочно можно было узнать людей из родного ведомства, и стоящую поодаль черную легковушку, Артамонов, хорошо зная, что это значит, медлить не стал. «Это меня-то, старого воробья, хотели провести на пустой мякине, – сердито подумал чекист. – Работнички хреновы!…».

Он давно уже решил, как избежать унижения.

– Хорошо, иду, – сказал полковник посыльному и, когда тот вышел из купе, закрылся на защелку и вытащил пистолет. Услышав выстрел, закричал что-то из тамбура мнимый посыльный, типы в штатском толпой бросились к вагону…