После коротких, но тщательных сборов – как бы чего не забыть: фонари, оружие, лопаты да ломы – группа поиска погрузилась в готовый к взлету вертолет.
И вот Александр, выбрав на пологом склоне плоскую площадку, пошел на посадку. Молчавший всю дорогу Устюгов, волнуясь, как бы не ошибиться, шел впереди рядом с Павловой, утопая по колено в вязком, как песок, крупинчатом снегу. Шли минут тридцать. Григорий то и дело приотставал, осматривая каменную стену, мотал головой, и группа продолжала путь. Наконец Григорий остановился:
– Раскапывайте этот снежный припай!
Когда раскидали пласты слежавшегося снега, открылось нагромождение глыб, покрытых, как ржавчиной, бурой моховой порослью. Устюгов, забрав у рабочего лом, первым начал разбирать завал. Все включились в работу. Вскоре в скале зияло большое отверстие.
– А вот и карстовая пещера, – тихо произнес Григорий. – Я назвал ее именем Цзоу. Вот здесь, по приказу Назария и Архипа, мы с ним и схоронили доставленные из Комаровки японские карты, а также нашу секретную и еще кое-что, как найдем – сами все увидите.
Группа, вооружившись фонарями, уже было двинулась в подземелье, но ее остановил Кузнецов:
– Стойте! Приготовьте оружие: у пещеры может быть и другой вход, а медведи очень любят выбирать на зиму такие домовины.
Несколько поворотов под гулким сводом горных недр – и они оказались в каменном мешке. Устюгов уверенно подошел к углу, заваленному обломками породы:
– Здесь будем копать.
Полчаса работы – и из-под щебня и кремнистых осколков показались окованные железом крышки двух ящиков.
– Здесь все, что наработал в таежном советском тылу японский отряд, – тихо проговорил Устюгов, вытирая со лба пот.
– Так вот, оказывается, где хранились бумаги, что привезли тогда мы с Лаврентием и Арсением. А говорили, что их сожгли. Помню, помню… – проговорил Конон. – Так вот она где, разгадка…
– А ваша-то карта где? – прервал Кузнецов.
Григорий побледнел, стал быстро осматривать стены пещеры. Узнаешь ли место по прошествии стольких лет – всюду ограждения из сталагмитовых столбиков. Словно известняковой броней оделись стены, скрывая до лучших времен доверенную им тайну.
– Где-то тут, в боковине, мы с Цзоу выдолбили углубление и там карту замуровали, – объяснил он, – а где точно – теперь трудно сказать. Одно знаю – с левой стороны.
Генеральный нахмурился. Все молчали. Первой заговорила Катерина:
– Так в чем дело? Ломы у нас с собой, очистим левую стену от натеков и внимательно простучим ее.
– Простите, Василий Васильевич, не теряйте своего драгоценного времени. – произнес, еще больше побледнев, Устюгов, – а я останусь. Всю стену порушу, но найду.
Только успел Григорий сказать эти покаянные слова, как, о чудо, его молоток погрузился в обнаружившуюся за каменной перегородкой пустоту.
– Есть!
Все облегченно вздохнули. Стали осторожно снимать ломами стенную поверхность. Повалились камни – темным пятном взглянуло на них углубление. Устюгов, не стесняясь, перекрестился и, погрузив руку в открывшуюся дыру, достал темный, закаменевший за годы мешок и протянул его Кузнецову.
– Сохранил Господь, не дал пропасть, – прошептал геолог, опустясь на груду искрошенного минерала, и заплакал.
– Что ты, дорогой, ведь все хорошо, – генеральный похлопал Григория по плечу. – Спасибо тебе!
Вытащив на свет находки, хотели было тут же их распаковать, но Василий Васильевич не разрешил:
– Потерпим до балка, там вскроем осторожно, чтобы ничего не повредить. Вон мешок за долгие годы покрылся какой коркой.
Через час в командном балке Кузнецов, Павлова и Устюгов изучали добротно сработанную и хорошо сохранившуюся карту, сравнивали ее данные с той, что дало им геологическое управление.
– Смотрите, они и здесь, и здесь даже близко не подошли к главным россыпям, – удивлялась Катерина. – Нет, правы наши староверы: будем на Каргалях брать до тридцати граммов на куб.
– А это что за сверток? – спросил генеральный, взвешивая на ладони тяжелый пакет.
Устюгов вдруг начал молиться, а в конце произнес: – Пусть земля ему будет пухом! – развернув сверток, он положил на стол крупный самородок золота и отшлифованную пластину. – Этот самородок найден в тайге неизвестным человеком. С ним же была и эта плитка с письменами. Видите, с какими вырезками. Я их внимательно рассматривал – это ориентир по звездам, указывающий, что тут скрыто золотое богатство. Еще чжурчжени такими метками пользовались. Человека обнаружил в тайге мертвым Варнава, он и похоронил его здесь, а находку передал Архипу, а старец велел отправить вещи в схрон до времени.
Кузнецов задумался. Он был тертый промысловик, не одно месторождение видел и заставил его отдать свои богатства, с геологами исходил, наверное, тысячи верст. Удивить этого человека было трудно. Но даже он, глядя на карту, с восхищением думал: «Столько сделать одному, имея лишь помощника! Какая несправедливость! Отдавать себя науке – и столько лет работать простым пробщиком! Вот они – самые драгоценные самородки из народных недр!».
Распорядившись снять со старой, как он про себя называл, кержацкой, карты несколько копий, погрузить весь японский материал в вертолет (пусть с ним наши специалисты разберутся, может, найдут что путное, потом передадим геологам), Кузнецов стал прощаться.
Пожимая руку Устюгову, сказал:
– Поздравляю с новой должностью, товарищ главный геолог будущего прииска «Каргалинский». Желаю успеха! Спасибо за ваш труд и высокое благородство!