Тайна староверского золота

ЭПИЛОГ

Спустя много лет, когда Арсений уже работал на прииске, в ворота его дома постучала почтарка Аня. Завидев выходящего из дверей хозяина дома, звонко закричала:

– Пляши, дядя Арсений!

– Чего шумишь, как сорока на плетне?

– А то, что тебе письмо, – Аня, улыбаясь, показала большой, нестандартный конверт. – Смотри, какое здоровенное. От кого бы это? – не удержалась она от любопытства. – Что там пишут? Может, важное что?

Быстро спровадив не в меру разговорчивую почтальоншу, Арсений присел на крылечко и осмотрел конверт. Все верно – Дружинину Арсению Митрофановичу. Обратный адрес – Владивосток, Тихомировой Антонине Павловне. Кто такая? Среди знакомых никакой Тихомировой у него не было. Сколько ни напрягал память, так и не вспомнил. Что за весть от неизвестной женщины, может, беда какая? Из разрезанного пакета выпали два листка и бумажный треугольник, какие обычно посылали домой солдаты с войны. На нем значились его имя и фамилия. Осторожно взял в руки страничку из школьной тетради, поднес к глазам. Уже первые прочитанные строки удивили его:

«Уважаемый Арсений Митрофанович!

Вы меня не знаете, я тоже не знакома с вами. Но вот прочитала в краевой газете указ о награждении работников горно-металлургической промышленности и увидела Вашу фамилию. Поздравляю Вас с орденом «Знак Почета».

Недавно, разбирая старые бумаги покойной матери, я обнаружила в них свернутое треугольником письмо, адресованное Вам. Заинтересовавшись, прочла его (ради Бога, извините, но мне нужно было знать, почему мама сохранила письмо). Из него я поняла, что в 50-ом году, мы тогда жили на Седанке, она нашла конверт на железнодорожном полотне. Неизвестный человек просил того, к кому попадет в руки это письмо, бросить в любой почтовый ящик.

Мама, конечно, знала, что так часто поступают заключенные, надеясь на добрых людей, которые помогут их весточке добраться до родных, но не сделала этого. Простите ее. Время-то, знаете, какое было, а у нас отец в тридцать седьмом был арестован и расстрелян. Но и уничтожить послание у мамы, очевидно, рука не поднялась.

Конечно, прошло столько лет, но я все же решила выполнить просьбу неизвестного, узнав из газеты, что Вы живы и здоровы.

С уважением, А. Тихомирова».

Арсений бережно развернул треугольник и прежде всего посмотрел в конец карандашных строчек. Назарий! Фактический глава Трех Ключей, так много сделавший для единоверцев и лично для него, парня из глухого таежного хутора, научивший его грамоте, преподавший ему немало уроков житейской премудрости, обращается к нему уже из далекого прошлого. Где он, что с ним?!

Арсений потерял след Назария с тех пор, как тот, поручив двухлетнюю дочь их семье, исчез вместе с женой из хутора. Правда, в сорок пятом неожиданно для себя сержант услышал имена своего наставника и Кэт.

Во время захвата японского разведцентра в самом непроходимом углу границы капитан приказал ему опекать китайского проводника Гао. В какой-то момент боя рвущийся вперед парень оказался перед двумя неприятельскими солдатами. Один уже чуть было не всадил в Гао штык, но упал от автоматной очереди, выпущенной Арсением, другой спешно поднял руки. Китаец благодарно посмотрел на младшего сержанта, но сказать ничего не успел: надо было срочно брать командный бункер разведцентра.

После успешного завершения операции, за которую Арсения наградили орденом Красного Знамени (как же, взял в плен какого-то очень важного типа), их маневренную группу направили на ликвидацию японского гарнизона в деревне Дун-И, что лежала в трех десятках километров. Селение оказалось в стороне от главного удара советских войск, части продвинулись далеко вперед, и оно сейчас находилось у них в тылу. Вместе с разведчиками снова, показывая кратчайший путь в родную деревню, шел Гао. Повоевать в Дун-И не пришлось: в село с другого конца входил большой отряд китайских красных, и разбежавшийся гарнизон рад был сдаться советским солдатам.

В дом, где отдыхали Арсений и его товарищи, зашел Гао с лейтенантом-переводчиком. Китаец раскланялся с Дружининым и что-то быстро проговорил. Отрядный толмач, как они называли лейтенанта Прохорова, пояснил:

– Сержант, товарищ Гао благодарит тебя за спасение в прошлом бою, – и, не обращая внимание на смущение Арсения, дескать, дело солдатское, чего там, продолжал:

– Гао родился в этой деревне. Он передает просьбу своего отца повидаться с тобой.

Так Арсений встретился со старым Шеном, который, после того, как сожгли его дом, вместе с Гао ушел к партизанам и теперь в составе отряда красных вернулся в Дун-И. К удивлению Дружинина, Шен говорил на неплохом русском языке, и, узнав, что тот родом из Приморья, заинтересовался:

– Откуда? Я ваш край немного знаю…

– Есть такой хутор Три Ключа в самой таежной глуши…

– Как же, как же, – обрадовался Шен, – бывал там. Последний раз по заданию подпольного комитета провел оттуда в Китай двух человек, Назария и Кэт.

Арсений внимательно всмотрелся в лицо китайца: неужели это тот самый проводник?!

– Назарий! Кэт! Где они?

Старик вздохнул:

– Где Назарий – не знаю. А женщина… Геройски погибла в бою с японцами. Со всеми воинскими почестями ее похоронили на центральной площади города.

Спустя многие годы эту могилу посетят Арсений и Катерина со своим мужем Сергеем.

…Назарий писал, что после прихода в Маньчжурию советских войск был в числе многих арестован и отправлен на Родину. Мотали по разным лагерям. Последнее время был на лесоповале в БАМлаге. Лежал в госпитале по случаю цинги и истощения. Сейчас его и многих солагерников везут во владивостокскую пересылку. По слухам, им уготован путь на Колыму. Оттуда мало кто живым возвращается…

«Смерть Кэт я до сих пор оплакиваю. Надеюсь, что с дочерью, которая осталась в Вашей семье, все в порядке. Вы – люди надежные, не дадите ребенку пропасть, – писал Назарий. – В дальнейшем поручаю маленькую Катеринку тебе, Арсений, береги ее, выучи, отпусти в большой мир. Надеюсь на тебя, Арсений. Сделай Божескую милость в память обо всем хорошем, что было у нас в Трех Ключах».

Арсений смахнул пальцем покатившуюся по щеке слезу и, унимая дрожь в пальцах, продолжил чтение исповеди человека, попавшего в стремительный поток времени, который несет людей, не считаясь ни с их желаниями, ни с волей, одних вынося к спасительным берегам, делая участниками своего движения, других, несмотря на все их старания, обрекает на страдания и жесточайшие испытания.

«Не думаю, что удастся уцелеть: перед моими глазами смерти многих и многих заключенных, – писал Назарий, – но я хочу, чтобы ты и дочь моя знали – никогда я не согрешил против России. Да, я осужден, для этого оказались достаточными мое офицерство и служба в охране КВЖД в годы смуты. Припомнили мне и знакомство с теми, кто воевал против Советской власти, а также переходы границы и нелегальное проживание на территории Приморья. Всего, что насобирали, хватило особому совещанию, чтобы сунуть мне десятку и отправить в странствование по лагерям. Только участие в антияпонской борьбе спасло от вышки.

Каждый из нас не имеет права вредить своей стране, а быть с народом – честь, – думал я на нарах, больной и полуголодный. – Только вот беда – разобщены люди, и у каждого – своя правда. Своя – у прихожан церкви, своя – у старообрядцев, своя – у разных сект и атеистов. Белые отстаивали свою старую Русь, красные – свою будущую Россию.

Трудно найти истину, а без нее никогда стране не достичь благополучия и покоя. Наши с тобой единоверцы тоже стоят за свою правду. Их гнали, но ведь и они, отгородившись от мира, попрятавшись по далеким скитам и землям, не всегда были нейтральны к властям

А правда на самом деле одна – Россия, в которой Бог нас поселил. Она выше всех вер и идеологий. И нет никакого Беловодья, а если и есть, то оно в самой России. Всякий раскол – религиозный, политический, социальный, этнический – лишь вред стране и ухудшение жизни народа.

Арсений, прими мою последнюю просьбу, Письмо это только для тебя одного, не говори о нем пока Катеринке. Пусть ее еще не окрепшая душа не терзается теми муками, которые достались нежно любившим дочурку родителям: ей еще трудно разобраться, кто прав, а кто виноват в нашей трагической судьбе, и юное сердечко может ожесточиться, отлучить ее от окружающего мира. Опасаюсь, как бы в ней не проснулась жажда мести.

Надежды на возврат у меня нет.

С Божьей благодарностью к тебе и твоей семье», – так заканчивал свое послание Назарий.

Арсений впал в трудное раздумье. Никогда он не мыслил на столь глубокие темы – просто жил и честно служил и работал, не делал зла окружающим. И всю оставшуюся до неизбежного конца жизнь Дружинин будет видеть перед своим мысленным взором это потрепанное письмо, слышать голос Назария, донесшийся из туманного прошлого.

Доброе имя Алексею Павлову, по ходатайству Дружинина и других хуторян, вернули только после девяносто первого года. Но каких-либо сведений о заключенном в архивах так и не нашли.

А Арсений и Катерина на всю жизнь запомнили, как «Отче наш», слова мудрого старовера: «Правда же одна – Россия!».

Евдоким Иванович Владимиров (сидит слева) с сыном Родионом

(стоит за отцом) и Пётр Савинович Андреев с сыном Тарасом.

Известные в крае охотники и тигроловы. Оба сына уйдут в Китай в 30-е гг.

Хутор Халаза, 90-е гг. XIX века

Пожилые старообрядцы в зимней одежде,

переселенцы из Волго-Вятского района.

Фото начала XX века

Молодые в гостях у родителей.

Типичные представители своего времени.

Поволжские старообрядцы в верхней одежде, подоболочках,

шляпах, картузе. Сидит Иван Лукьянович Киршин,

справа – его сын Фадей, слева – свояк Лукьян.

Фото конца XIX века

Пантелеймон Григорьевич Николаев, старейшина

дальневосточной ветви старообрядцев Николаевых.

г.Никольск-Уссурийск, начало XX века

Два поколения семьи Николаевых:

Тимофей Викулович с женой Агапеей, Викул Пантелеймонович с женой Евдокией Ивановной, Артамон Викулович с женой Анастасией Иннокентьевной.

с.Красный Яр, начало 20-х гг. XXвека

Семейские старообрядцы, жители с. Красный Яр в традиционной одежде.

г.Никольск-Уссурийск, конец XIXвека

Из староверов всегда получались не только отличные работники, но и отважные воины

Дом-«пятистенок» семьи Светляковых в с.Кхуцин (ныне – Максимовка).

Построен в 20-х гг. XX века.

На снимке – Зиновий Данилович Светляков, 1929 г.

Семья Санниковых Сафона Виссарионовича и Анастасии Даниловны

(в девичестве – Светляковой)

с детьми и родственниками на пасеке.

с.Кхуцин (ныне – Макимовка), 1936г.

Архип Порфирьевич Соболев на любимом рысаке Бурке.

Хутор Соболёвка, 30-е гг. XX века

Карп Максимович Крашенин из семьи переселенцев

из Енисейской губернии, знаменитый охотник.

с. Какшаровка, 1974 г.

Семья Назара Акиндиновича Ошлакова.

Китай, провинция Западный Синьцзян, Илийский округ.

п. Ластай, 1956г.