Тайна староверского золота

Глава XXII

Алексей опасался, особенно в первые дни, что Кэт отвыкла от людей и домашней жизни, что трудно ей придется в оторванном от большого мира хуторе, и он предложил жене получше познакомиться с женщинами Трех Ключей, расхваливал их отзывчивость и трудолюбие. – Это они только на первый взгляд замкнутые, – говорил Алексей, – а как разговорятся – не остановишь. Только, единственное, надо иметь ввиду, что они – глубоко верующие люди…

Китаянка молча слушала, согласно кивала и говорила:

– Не беспокойся, Алеша. Только не надо торопиться, постепенно все наладится.

Она как-то уверенно находила свое место в доме, целыми днями топилась баня, шла стирка, сортировка и просушивание одежды Алексея, мылись полы и стены запущенного жилья. По ее заказу Лаврентий привез ручную швейную машинку, и женщина с увлечением перелицовывала старые, но еще добротные вещи. Однако бабьи разговоры о чужеземной супруге Назария не умолкали в их хуторе. Чужих здесь почти никогда не видели, а потому любопытству не было предела. Встречаясь, женщины с удовлетворением рассказывали друг другу обо всех шагах новенькой. Они так ее и прозвали. Как-то бабка Морозиха пошла к Таисии Половинкиной на новорожденного внука хоть одним глазком глянуть. А там Варвара, что роды у невестки принимала, чаем балуется с хозяйкой. И лекарша сразу:

– Вот ходишь каждый день по этой улице и не замечаешь перемен, а пора бы и заметить. Глянь в окошко на дом Назария. Видишь, какие красивые занавески с ручными разноцветными выделками? А ведь совсем недавно были черные, измятые, сикось-накось висели. А вот сюда глянь! Все проходы во дворе очищены, и канавки для сгона воды ровные, как по шнурку сделанные. А это что около входной двери?

– Да я как-то не обратила внимания, – говорит Морозиха, – что появилось новое коромысло, и, главное, висит на своем месте у входной двери.

– Вот-вот, правильно говоришь, Пелагея Панкратьевна, – продолжала Варвара. – Как у хорошего хозяина – каждая нужная вещь свое место знает. И что ты думаешь, ведь не Назарий коромысло делал, а она сама под свое плечо подогнала. На днях Ерофей Тимошин мне рассказывал, что видел ее с большим лесным топором в ивняке и вначале понял, что она какую-то жердину вроде оглобли вырубила и с нее кору снимает, а это, оказывается, заготовка под коромысло. Вот тебе и Новенькая, и китаянка, а какие дела делает, а мы всякие несуразицы судачим.

Тут Таисия, хозяйка дома, к разговору присоединилась:

– Не знаю, правда ли, нет, хоть и не верится. Охотники ее видели аж на дальних откосах с ведром и лопатой. Красную глину копала. Мы-то редко ею пользуемся, только к празднику полы промазываем. И как это она одна не боится в такую даль ходить? Ведь со зверем можно встретиться. И смогла же сама найти эту красную глину. Я до сих пор дороги туда не знаю. Только диву даешься: когда она успевает все делать? Может, она вовсе и не музыкантша?

– Нет, бабы, она точно на музыку училась, – тихо сказала Варвара, отойдя от окошка, – А хорошо было бы, если бы вспомнила о своем ремесле. И нам веселее было бы…

Оно, может, нам-то, старухам, уж все равно не в пользу, а молодежи надо, – поддакнула Морозиха.

Алексей с особой лаской относился к своей жене, пораньше освобождался от хуторских забот. Каждый раз, приходя домой, он заставал Кэт в хлопотах и, целуя ее, приговаривал:

– Оставь ты эти хлопоты! Ведь жил я в этих немытых стенах, и еще проживем. А зачем глину из такой дали носишь, зачем тебе новое коромысло, ведь все равно я за водой хожу к колодцу. Отдохни, еще много будет дней. Вот зима начнется, и у меня дел по хутору поменьше будет, вместе будем наводить порядок.

Но Алексею нравился их новый быт. Окна с узорными ровненькими занавесками веселее смотрятся, двор стал чище. И, когда Кэт покрасила глиной черные от времени бревенчатые стены в желтый, а полы в светло-красный цвет, в доме сразу стало уютнее. Даже казалось, что комнаты просторнее стали.

Кэт, радуясь приходу мужа, встречая его у порога дома, показывала ему, как улучшилось их жилище.

– Ведь мы, Алеша, долго мечтали о своем дома, и он у нас есть. И я хочу любить тебя и также любить свое жилище. Ты ведь хорошо знаешь наши китайские обычаи: жена – хранительница домашнего очага.

Алексей встряхивал головой и еще крепче прижимал к себе маленькое, худенькое тело своей любимой.

…Проснувшись рано утром, когда муж еще спал, китаянка подошла к окну и увидела, как мимо их дома бабы по одиночке или группами с коромыслами и ведрами потянулись к колодцу, что находился посреди хутора. Кэт быстро умылась, слегка причесав волосы, взяла еще с вечера приготовленные деревянные ведра, новенькое, только что сделанное самой беленькое коромысло с лыковыми веревочками на концах и тоже пошла за водой. Так она впервые встретилась почти со всеми хуторянками. Она поздоровалась на чистом русском языке и сказала, что звать ее Кэт.

– Но это нерусское имя, плохо запоминается, поэтому зовите меня Катериной.

Все поставили на землю ведра, внимательно смотрели на Новенькую. Федосья Шумилина громко спросила:

– Ну как, Катерина, вам нравится в нашем хуторе?

Китаянка заметно заволновалась и сказала, что она бывала и в других хуторах, но этот – самый лучший. Домики к сопочке прижались и очень красиво смотрятся.

– А можно ли с вами еще раз встретиться и поближе познакомиться, ведь живем-то вместе?

Женщина, задавшая вопрос, улыбалась, и все другие были в хорошем настроении.

– А почему же нельзя, конечно, можно. Я вас всех приглашаю к себе домой, там и продолжим знакомство, – ответила Кэт.

В разговор вмешалась лекарша:

– Не слишком ли много вопросов для первой встречи – и сразу в гости? Это потом, сейчас у нее и так дел невпроворот, а мы тут набиваемся. Мне кажется, это слишком быстро. Хотя бы пусть немного обживется. Но собраться, конечно, вместе надо.

Все затихли, а Варвара скомандовала:

– Ну, кто поближе? Антонина, крути колесо, а мы по ведрам разливать будем. Первой нальем Новенькой за первую встречу. Давайте, Катерина, ведра, – отстранив хуторянок, лекарша приблизилась к китаянке. – Сюда ставь, не стесняйся, все свои.

Когда ведра были заполнены, Кэт уверенно подцепила их концами коромысла, попрощавшись с женщинами, спокойно пошла домой. Бабы прекратили крутить колесо, все повернулись в сторону уходящей жены Назария и смотрели ей вслед, пока она не зашла в калитку.

– Ну вот и познакомились. Простая, но, чувствуется, деловая. Я думаю, уживемся, – закончила разговор Варвара.

Женщины с шутками и смехом заполняли водой свои деревянные ведра и расходились по домам, разнося по хутору вести о том, что Новенькая очень приветлива и не сторонится людей.

Назарий услышал из спальни, как жена разливала по кастрюлям воду, тянуло теплом от растопленной печки.

– Вот, Алеша, я и познакомилась со многими соседками. Пошла к колодцу за водой – они там все поутру собираются. Меня хорошо приняли, никто не задавал дурных вопросов. Я их просила, чтобы меня называли Катериной. Хотят повстречаться еще и поближе познакомиться. Я думаю, ты не будешь возражать, если мы соберемся в нашем доме, места всем хватит. Уж очень энергично одна женщина меня от лишних вопросов оберегала. Такая маленькая, но еще верткая старушка, – с увлечением рассказывала Кэт. – Мне даже показалось, что она самая главная на хуторе, и все ее с полуслова слушаются.

– Это, видимо, наша лекарша Варвара, – с улыбкой догадался Алексей. – Она, действительно, большой вес на хуторе имеет, умна, в медицине разбирается: при Колчаке в госпитале санитаркой работала, читает всякие лечебники, в травах толк знает. Все жители Трех Ключей, от малого до большого, – ее пациенты, и пока на нее никто не жалуется. А вся молодежь с Варвариной помощью на свет появилась. В общем, боевая старушка. До сих на лошадях верхом гоняет. Крепкая здоровьем, а, считай, весь поход с белой армией совершила, от Урала до нашей тайги.

…Домна, войдя в теплые сени с парным утренним молоком, почувствовала запах горящей лампадки и негромкий голос Архипа. «Это с кем же он в такую рань разговаривает?» – подумала женщина. Вошла в комнату, огляделась, но никого из посторонних не увидела. Старец сидел на полатях, свесив ноги, обернутые в большой женский платок из белой козьей шерсти. Домна протянула мужу большую деревянную кружку молока.

– Выпей, батюшка, пока тепленькое, только сейчас от коровки, да и пар еще держит.

– Спасибо, матушка, – Архип, сделав несколько глотков, поставил кружку подле себя, – а то я давно проснулся и лампадку зажег, чтобы не скучно было, уж больно плохие сны за последнее время посещают… Не зря в Писании сказано: «Господь вразумляет молодых через поучения, а стариков – через сны». Вот и сижу, толкую знаки, что привиделись мне.

Домна посочувствовала, а потом громко запричитала:

– Уж когда эта зима закончится, ночь-то совсем день обокрала (как тут страшный сон не увидишь), да и солнышко нас стороной обходит, снег да бураны верх взяли, а морозы как заладили, только рождественские кончились, как крещенские подступили. Уж больно гулко, особенно ночью, треск бревенчатых срубов отдается. Раз да еще раз как ударят, кажется, вот-вот наши домишки развалятся. Утром выйдешь во двор – все на месте, тепляки крепость держат и морозам не уступают. А лес каким-то черным стал, – продолжала старуха, подойдя совсем близко, чтобы муж лучше слышал, – а тут еще Лысая сопка тьму подолгу задерживает.

Архип, пока Домна говорила, второй раз приложился к кружке и протянул ей пустую посудину.

– На все Божья воля! – вздохнул он. – Ничего, как-нибудь переживем и морозы, зимы-то совсем мало осталось, не успеешь к ней привыкнуть, как Евдохин ключ лед сбрасывает, весь в движении, а там и весенние дожди начинаются, того и смотри – огородину затопит. – Старец заметил, что Домна засобиралась куда-то уходить, и сказал: – Помнишь, на днях к нам Варвара в гости заявилась, пихтовую мазь мне для ног тогда еще принесла? Уж о больно интересном мне рассказала. Оказывается, совсем недавно хуторские бабы сговорились и, пользуясь тем, что мужики на охоте в зимниках ночуют, пришли в гости к жене Назария. Вот сороки любопытные! И что они увидели? Все в удивление пришли! Чистота, полы промазаны красной глиной, стены помыты и забелены… В доме стало красиво, уютно. – Старец помолчал, отдыхая от длинной речи, и продолжил: – Но, самое главное, они договорились в назарьевой избе классы устроить, чтобы учить ребят светской грамоте. И еще они решили за деньги общины купить китаянке скрипку, коль она ею владеет, и пусть обучает детей музыке. Вот и хотелось бы мне узнать о всех этих затеях поподробнее. Кто же будет детей учить? Придумали собираться вместе. Неужели им дома дел мало? Я не во всем поверил Варваре, она ведь может кое-что и прибавить, мы-то ее хорошо знаем. Сходи, Домнушка, в дом к Назарию, разузнай все пообстоятельней, поинтересуйся, что там за учителя объявились. Переговори с китаянкой, она женщина приветливая и тебе многое расскажет. А ты потом уже и меня просветишь. Спрашивать занятого Назария как-то неудобно, но хотел бы я знать: почему тебя на этот бабий сбор не пригласили? Видимо, знали, что ты мне сразу все доложишь, Может, боятся, что осужу их?

– Не сомневайся, сделаю, батюшка, – сказала жена и добавила: – Да, о беде Брусенцовых чуть не забыла тебе рассказать.

– А что случилось? – насторожился старец.

– Когда ихний Егор возвращался домой с охоты, с ним было три собаки. Наткнулись на секача, выгнали его из орешника. Кабанище в силе, и Егор не успел на выстрел подойти, чтобы помочь собакам. И зверюга двоих псов на клыки натянул, и любимца семьи Космача сгубил. Сыновья до сих пор слезами исходят. Ведь восемь лет собака преданно служила, да и хозяин в тайге с ним никакого зверя не боялся.

– Да, жаль, конечно, хорошего охотника. Не простой пес был – дед Егора Космача еще щенком на теленка выменял на ярмарке, – совсем тихо сказал старец. – Но собаку уже не вернешь, а нам-то жить надо.

Домна ушла. Старик в раздумье походил по избе, присел к столу, полистал Библию. Неспокойно было на душе наставника: что там затевают бабы, как бы какого изъяна вере отеческой не принесли. Надумали – ребят учить, а старухи-начетчицы для чего? С основания Трех Ключей такой грамотой обходились. А кого в учителя думают поставить? Китаянку? Так она, чего доброго, всех в свои обычаи перетянет. А чего Назарий ее не остановит? Что ни говори, а с появлением сначала китайца Цзоу (этот хоть на выселках живет), а потом Кэт как-то незаметно, но меняется хуторская жизнь. Эх, пришел бы старец Варнава, он помог бы разрешить сомнения.

Но заявился другой странник – Пахомий. Только заикнулся старец про бабьи мечтания о классах – сразу раскричался, стал грозить огнем геенным. Промолчал Архип, недолюбливал он этого трудника Христова, излишне борзого в своих поучениях. Но после беседы с Пахомием еще больше растревожился.

Прибежала жена с новостями. Новенькая приняла ее честь по чести, чаем угостила, о бабьих намерениях рассказала. Точно, хотят класс завести, детишек обучать, в учителя зовут архангельского старовера Григория – он все науки превзошел. Одно плохо: он может заниматься с ребятами только зимой, так как по ранней весне у него с китайцем начинается какое-то «поле».

– Это они с Цзойкой Измайловскую падь так называют, – объяснил Архип, – земли у ручьев ковыряют, хотят общине нашей за свое спасение и гостеприимство богатое месторождение подарить. Мне Устюгов говорил, что, по всем приметам, золото там есть. Только ты об этом, матушка, в хуторе не молви.

– Как скажешь, Архипушка, – согласилась Домна.

Полегчало немного на душе старика: Григорий нашей веры, мужик надежный, худому ребят учить не будет.

– Слушай-ка, батюшка, чего я заметила, – прервала Архипову думу жена. – Когда я к Новенькой-то зашла, она на машинке шитьем занималась. И знаешь, что шьет? – Домна помолчала и выпалила: – Чепчик маленький и детские распашонки! Будет в семье у Назария пополнение!

– Ну и слава Богу, – перекрестился Архип. – Если он не дал нам с тобой детушек, пусть хоть племянник порадуется.

Через неделю в избе горбатого Серафима объявился Христов трудник и молитвенник перед Господом Варнава. Он снял с хуторского старца тяжесть последнего сомнения:

– Дело сие Богу угодное, – сказал он. – Доброе учение – свет. Кто знает, как жизнь повернется, какие изменения в тайгу при дут. Ученому человеку легче приспособиться. А Пахомку не слушай. Он за всякую малость адом грозит. Для него Бог – не любовь и милосердие, а одна кара жестокая. Страдальцам – вечная благодать! Но не мученики полезней миру, а делатели!

– Вот и я к тому склоняюсь, – обрадовался Архип. – Самые крупные промышленники и купцы из старообрядцев, что на Севере, что на Волге и Урале, ведали грамоту.

Так в Трех Ключах появилась маленькая школка. Всю зиму полтора десятка ребятишек учились у Григория чтению, письму, арифметике. А еще рассказывал им архангелец о богатствах российской земли, о разных народах, населяющих страну, о достижениях техники: автомобилях, самолетах, поездах. И жизнь шире раскрывалась перед мальцами, уже не одна тайга владела их крепнущими любознательными умами. Поначалу старухи-начетчицы возмущались, но, узнав, как к новшеству относились Архип и Варнава, приумолкли, тем более, что без работы и харча не остались: хуторяне отдавали детей в обучение и Божьему слову.

Пришел положенный природой срок, и лекарка Варвара протопила в назарьевском дворе баньку, бережно увела туда Катерину, а хозяину дома наказала спокойно сидеть и ждать, на суетиться, не мешать ей в столь серьезном деле. Скоро истерзанный тревогами за жену Алексей услышал за банной дверью то ли писк, то ли плач. Новый человек пришел на землю и заявил о своем появлении! Не выдержал мужик, подбежал к низенькому строению:

– Кто – сын или дочь? Как жена чувствует себя?

С сердитым взором вышла из бани Варвара, плотно прикрыла за собой дверь; недовольна она, что беспокоят роженицу, но, увидев расстроенное лицо отца, сменила гнев на милость. Засветилось доброй улыбкой старушечье лицо в лукавых морщинах:

– Слава Богу, все хорошо. С дочкой тебя, Назарушка! А Катюша твоя молодец. Редкая баба так твердо себя при родах держит.

– Спасибо тебе, голубушка! – мужик обнял лекарку.

– Туда тебе пока хода нет, – сурово добавила Варвара. – Катерине покой нужен.

– Варварушка, милая, хоть на минуточку, хоть одним глазком… – умоляет счастливый отец.

– Хорошо, – соглашается лекарка, – только стой около двери, близко не подходи, а то еще заразу какую-нибудь занесешь.

На широкой чистой лавке в скудноватом свете широкого окна Алексей увидел бледную улыбающуюся Кэт, бережно прижавшую к себе белый сверток, из которого выглядывало крохотное личико с черными глазенками.

– Алеша, ты посмотри, какая красавица, – прошептала, сияя счастливыми глазами, молодая мать.

– Спасибо, родная! – задыхаясь от радости, воскликнул Назарий. – В честь тебя мы назовем дочь Катериной.

Всю неделю толпились бабы у Назарьева дома, гости шли, не переставая. На них сурово покрикивала Варвара, зорко оберегая здоровье ослабевшей матери и новорожденной. Класс, по общему согласию, перевели в дом Григория и китайца Цзойки, и ребятишки теперь бегали на уроки за два километра – на выселки. Особо обрадовались хуторяне, когда Кэт дала согласие окрестить дочь. Накануне у нее состоялся разговор с Алексеем. Начала его она сама.

– Знаешь, Алеша, – проговорила в раздумье жена, – я согласна, девчушечку мы назовем в честь меня, но она наполовину русская. Кто ведает, как все сложится, может, ей придется до старости в России жить. Надо по дедовским обычаям крестить Катеринку.

Алексей согласно кивнул и благодарно обнял свою понятливую и чуткую супругу.

Святой обряд попросили сотворить старца Варнаву, что тот с радостью и сделал. Надел на рабу Божию святой крестик, опоясал маленькое тельце оберегом – «светиленками», плетешком из льняных ниток. При этом молвил:

– Пусть не отпускает тебя от себя вечный круг жизни!

Потом, сидя за щедрым столом и глядя в деревянный ковшик с золотистой медовухой, гудел зычным басом:

– Всякому человечку Господь рад. Он его надежа и защита. Пусть счастливо проживет век раба Божья Екатерина Павлова!

И снова текли дни и месяцы над Тремя Ключами. Тайга и земля кормили старообрядцев, не скаредничая. Поля приносили хороший урожай, плодился скот, без кабаньих и оленьих окороков не сидела ни одна семья, общинная пасека, благодаря заботам Митрофана Дружинина и его сына Арсения, радовала янтарным ароматным медом. А тут еще кое-кто из мужиков, прежде всего, старовер с Севера Григорий и приблудный китаец Цзойка, принесет Назарию пробы на золото – совсем рядом с хутором. И власти пока не добрались до затерянных в самой глубине лесных дебрей Трех Ключей, ничем не стеснили свободолюбивый народец, основавший богатый хутор.

Маленькая Катеринка росла, уже встала на ножки, первые осмысленные слова стала выговаривать. Назарий дивился, какой заботливой и умелой матерью оказалась Кэт.

Все хорошо, вот только из большого мира идут вести одна черней другой. Сначала у Хасана кровопролитные бои шли, теперь на юге Монголии с японцами Россия столкнулась. Место то называется Халхин-Гол. Как бы большой войны не было. Но, даст Бог, минует народ напасть такая!

Алексей и Кэт не могли нарадоваться, впервые вкусив полнокровной, спокойной жизни. Слушали лепет своей девчушки, смеялись над новыми ее словами, не очень понятными. И вдруг жестокий двадцатый век ворвался в их благополучное бытие. Уже почти ночью постучал в их калитку китаец Цзойка.

– С той стороны человек только что пришел. Просил позвать Назария и Кэт.

Острая боль кольнула сердце женщины. Почувствовала недоброе. Но делать нечего, надо идти. Сбегала к Дружининым, которым доверяла больше других, – попросила посмотреть за дочерью, пока на выселки сходят. Вызвался с охотой Арсений. Он полюбил девчушечку, и она постоянно на шее у него виснет.

В новой, пропахшей смолой избе архангелогородца Григория и китайца Цзойки, что всем хутором бедолагам, решившим не уходить из Трех Ключей, рубили, Павловы встретились со старым знакомым. Шен обрадовался встрече, особенно привет ливо кланялся Кэт, – благодарил ее за спасение от страшного Черного Линя, помнил, как смело вела она себя во взбунтовавшемся лагере Артура.

– С чем, уважаемый Шен, пожаловали? – спросила китаянка. – Какие новости принесли?

Пожилой проводник снял куртку, взял нож и распорол шов, извлек из него скатанный в жгут кусок шелка, протянул крохотную посылку Назарию:

– Вот, просили вам передать.

Тот развернул кусок материи и, увидев, что она испещрена иероглифами, протянул послание жене:

– Прочитай, Катеринушка!

Кэт при свете керосиновой лампы углубилась в начертанные тушью знаки. Потом спросила:

– Шен, я вижу, комитет вам доверяет. Вы с нами?

– В моей деревне японцы расстреляли людей, сожгли мой дом, убили моего лучшего друга старосту Лун Сяна. Сегодня нет у самураев большего врага, чем я.

Назарий пожал руку китайца.

– Так что пишут? – спросил он Кэт.

– Комитет после разгрома встал на ноги, имеет много организаций. К нему обратилось командование НОА с просьбой помочь грамотными людьми для политической работы. Бойцов много, а образованных кадров в армии остро не хватает.

– Читай дальше.

– Мне приказывают вернуться с Шеном в Китай и отправиться в Особый район. Твое решение – на твое усмотрение, – замолчала, грустно поникла головой, но твердо сказала: – Я, Алеша, пойду, позаботься о Катеринке.

Алексей внимательно посмотрел на жену и понял: ее решение непоколебимо.

– Неужели, думаешь, отпущу тебя одну? Пойдем вместе.

– А дочь?

Павлов подумал и сказал:

– Мир не без добрых людей. Да и мы не на век уходим. Вы-полним задание и вернемся, надо полагать.

Приняв решение, подробно расспросили Шена. Он может ждать лишь два дня – сроки назначены жесткие.

– А как ты решился в столь опасное время переходить границу? – спросил Алексей.

– Впервые шел безбоязненно: у комитета хорошая связь с советскими пограничниками – они открыли мне «окно», – доверительно молвил проводник.

– Хорошо, через два дня будем готовы, а пока отдохни, дорогой. Что тебе принести?

На другой день Алексей долго и обстоятельно беседовал с Архипом. Тот поначалу отговаривал племянника от ухода в Китай, но, видя его решимость, согласился.

– Одно скажу тебе насчет дочери, – грустно проговорил старец, – на нас с Домной надежа плоха: стары, хвори одолевают, того и гляди, Бог приберет. Но, пока живы, о Катеринке попе чение будем иметь.

– Хочу попросить соседей Дружининых взять девочку в свою семью. Люди они надежные. А Арсений – уже сейчас ее лучший друг.

– Правильное решение, – одобрил наставник. – А мы с Домной, чем можем, Дружининым подсобим…

Под вечер Павловы постучали в калитку соседей. Присели к столу. Подробно изложили непростое свое дело. Обстоятельства заставляют уходить в Китай. А как Катеринка? Архип и Домна – родная кровь, но, сами знаете, – на ладан дышат.

Встрепенулась мать, добрая и работящая Прасковья:

– Не ломайте головы. Оставляйте девчушечку у нас. Заместо родной дочери будет. За ней и Василиса, и Арсений присмотрят.

– Архип, пока жив, помогать обещал, – сказал Назарий.

– Что ты, что ты, батюшка, – возразил Митрофан, – силы еще у нас есть, не обеднеем. А Катеринка нам в радость…

До земли поклонился мужик Дружининым. Кэт со слезами бросилась на грудь Прасковье.

– Спасибо, родные, мы вернемся…

Через два дня тайком из выселок ушли три человека.. Провожающий их Арсений, с которым Назарий имел накануне серьезный разговор и которому передал нарисованную от руки карту с золотым кладом, что может пригодиться общине в час испытаний, поклонился путникам.

– Все обещанное выполню. А за Катеринку не волнуйтесь, она нам ближе, чем родня.

Кэт еле сдержала подступившие рыдания. Алексей крепко пожал парню руку. Проводник Шен, хотя и поджимало время, не решился на этот раз торопить свою группу.