Вдова Клико. Первая леди шампанского

21 Есть одуванчики с корня = лечь в землю

Филипп вызвал бальзамировщика, и тот натер тело Франсуа пряными мазями, которые щиплют мне нос и глаза.

Лизетта закрывает ставни и задергивает шторы, драпирует черным крепом каминные полки, рамы картин и зеркала. Она останавливает часы, чтобы защитить дом от сглаза и неудач. Разве мало их выпало на нашу долю? Люди идут посмотреть на тело Франсуа, лежащее в гробу в вестибюле. Катрин-Франсуаза не встает с постели и не может присутствовать на похоронах сына. Священник раскрывает рот, но его слова не достигают моего слуха. Близкие и друзья проходят мимо гроба, выражая соболезнования.

Филипп единственный, кого я слышу.

– Франсуа строил слишком большие планы. Ему это было не по силам.

Он обвиняет меня в том, что я разрушила его семью. Что я ставила перед мужем непосильные задачи.

Я хочу уберечь Ментину, чтобы она не видела лежащего в гробу отца, но у меня немеет язык и опускаются руки. Маман забирает от меня дочку.

Мои родные остаются в моем доме, едят приготовленные Лизеттой блюда, пьют наше вино и повторяют все те же слова соболезнования.

– Он уже в лучшем мире, – говорят они.

Как тот мир может быть лучше, если Франсуа там не вместе со мной?

– Это была воля Господа.

Как может Господь оставить Ментину без отца, а меня вдовой?

Без Франсуа я никогда не буду прежней. Без моего Головастика, единственного и любимого. Он знал меня лучше всех и все равно любил.

Когда все наконец разъехались, Лизетта приносит ко мне в спальню свою тробайрицкую лютню.

– У меня нет настроения, – говорю я ей.

– Пожалуйста, Барб-Николь. Простите меня, но я взяла одно из стихотворений Франсуа и сочинила для вас песню.

Я не могу отказать, ведь она предлагает мне от всего сердца. Она перебирает струны лютни и поет, как хор серафимов.