30 Посеешь ветер, пожнешь бурю

– Вы отправили меня в датскую Лапландию, – пишет Луи из Дании, – но люди там такие нищие, что питаются только рыбой и оленьим молоком. И вы думаете, что они могут позволить себе французское шампанское?

Если Луи не сможет продать шампанское, мы ничего не заработаем, а мне все равно приходится оплачивать его значительные расходы. В какой момент я должна уменьшить наши траты?

Не везет Луи и в скандинавских странах с их ненавистью к Наполеону и Франции, и я прошу его вернуться в Россию, где его шутки и бахвальство встречают с распростертыми объятьями. Я согласна с русскими. Чем дольше его нет, тем больше мне не хватает его выходок и забавных историй, освещающих любую комнату.

И вот Луи снова пишет мне из России. Я читаю письмо, и его ликующий тон греет мне сердце.

«Солнце светит в полночь шесть месяцев в году, вызывая у русских неимоверную жажду. Они воняют квашеной капустой, смешанной с луком, старой кожей и водкой, которая у них универсальное лекарство. Проснувшись с головной болью, они пьют. Убирают с поля картофель – пьют. Делают утренние приседания – пьют. Ублажают любовниц – пьют. Моя задача – заменить им водку бутылкой шампанского».

Я смеюсь, глядя на его рисунок: русские в меховых шапках приседают, держа в каждой руке по бутылке шампанского. В последующие недели я часто гляжу на рисунок, когда мне нужно посмеяться.

Но мне уже не до смеха, когда ко мне возвращается партия шампанского.

HORS COMMERCE. «Запрещенные товары» – такой штамп поставили портовые чиновники на наших сопроводительных бумагах. Они завернули наш товар на границе, и обоз привез назад «Клико-Фурно», потребовав двойную плату за беспокойство.

Я пишу об этом Луи и жду его ответа. Своим обычным дружелюбным и слегка холодным тоном он инструктирует меня, как перепаковать вино и снова послать ему, чтобы оно наконец дошло. Иначе он из-за меня потеряет доверие клиентов, которым он уже предложил шампанское. Я не могу разочаровать его после всех мучений, которые он переносит ради продажи.

«Мы должны пойти на обман ради продолжения продаж в России. Пометьте наши ящики наклейкой “Боне. Кофе & Шоколад” и отправьте их через немецкий Мангейм. Доверьтесь мне. В Санкт-Петербурге к французам относятся с опаской».

Следуя указаниям Луи, мы сколачиваем большие ящики и помечаем их «Боне. Кофе & Шоколад». Если наше вино переживет перевозку в фургонах по неровным, разбитым дорогам, им понадобится вся помощь, какую я могу им дать. Перепаковав каждый ящик и набив туда больше соломы, я кладу туда шесть книг «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» и надеюсь, что Луи оценит мой юмор, как я оцениваю его.

Фурно поднимается из пещеры, когда мы грузим в фургон последние ящики.

– Что это такое? – Он тычет мясистым пальцем в надписи – «Боне. Кофе & шоколад». Вы думаете, что в порту не узнают груз, который они только что завернули? – Он фыркает. – Ничего не получится, Барб-Николь. Мы не можем возить вино морем, и нам нет смысла платить Боне за то, что он развлекает русскую знать.

– Луи предложил этот способ перевозки. Мы должны поддержать эту попытку. Я посылаю партию другим путем – через Германию и Польшу в Москву. На этот раз все должно получиться.


Луи пишет мне после прибытия этой партии.

«Почему вы не предупредили меня, чего мне ждать от этого вина? О чем вы думали? Вы должны были предупредить меня, что оно мутное и что в нем осадок как в песочных часах. В нем то слишком много пены, то недостаточно, оно то слишком сухое, то слишком крепкое. Я надеюсь, что вы поговорите с Фурно об этих проблемах. Я рискую репутацией и, да, жизнью тут в России, а в этом вине присутствуют все вышеперечисленные недостатки. Более того, мертвые дрожжи слипаются в отвратительных червей. Уж лучше бы вылить это вино в реку, чем продавать его в Москве».

Проблема ясна. Убить змею, иначе наш дом шампанского просто не выживет.

* * *

Я просыпаюсь среди ночи с мыслями о новых методах. Из моих экспериментов я знаю, что бутылки шампанского, куда была добавлена тиражная смесь – бренди, сахар и дрожжи, – сохраняли шипучесть и прозрачность. А бутылки, хранившиеся в холодном, темном подвале, были самыми лучшими.

В доме слишком тихо. Тикающие часы отмечают час за часом моей бессонницы. Феликс где-то гуляет и не согревает мою постель, не успокаивает меня своим мурлыканьем. Когда немного светлеет, я одеваюсь потеплее и иду в пещеру. Я должна проверить прошлогодний винтаж и посмотреть, что можно сделать, чтобы шампанское продавалось. Когда я спускаюсь по ступенькам, меня приветствует знакомый запах: винной ферментации, меловой пыли, старых бочек.

Прошлогодние бутылки лежат на боку словно солдаты, павшие в сражении. Толстый слой дрожжей лежит на дне и растворяется, когда я трясу бутылку. Кто захочет пить такое мутное пойло?

– Мадам Клико, вы тут умрете. – Жакоб вытирает пот со лба. Наш мастер по погребу похож скорее на школьного учителя – его длинный нос торчит из-под очков с толстыми, круглыми стеклами. Интересно, что он видит сквозь них.

– Что вы тут делаете в такую рань? – спрашиваю я.

– Я перевожу бутылки, чтобы они не замерзли. Помните, когда они замерзли в прошлый раз… – Жакоб замолкает на середине фразы.

В последний раз, когда они замерзли, Франсуа плясал, пел и рвал на себе волосы, а Жакоб помог Фурно убрать печальные последствия катастрофы.

– Но, Жакоб, если сейчас перевозить бутылки, то в вине из мертвых дрожжей от тряски образуются змеи, – говорю я ему.

Но он продолжает складывать бутылки в тележку.

– Фурно велел мне перевезти бутылки.

– А я приказываю вам остановиться. Наши вина приходят в Россию мутными, с жгутами и без шипучести.

Тяжелые шаги по ступенькам заставляют меня оглянуться.

– Чего еще ожидать, когда шампанское путешествует в фургоне через всю Европу? – орет Фурно.

– Дайте я объясню, – говорю я с тяжелым вздохом. – Чтобы получить чистое шампанское, мы должны позволить мертвым дрожжам выпасть в осадок, убрать их, потом добавить тиражную смесь из ликера, сахара и дрожжей, чтобы активировать повторное брожение.

– Такая дополнительная работа удвоит цену вина, – заявляет Фурно. – Жакоб, продолжай работать.

У меня горят щеки, хотя в пещерах холодно.

– Если вы не верите мне, поверьте мастерам виноделия. – Я загибаю пальцы. – Шапталь, аббат Годино, Биде и Розье – все они подтверждают, что удаление дрожжей и добавление тиража дает прозрачное и шипучее шампанское.

Фурно трясется от злости.

– Вы еще не родились, а я уже делал вино. Земля въелась в мои поры. Винтажные годы сидят в моих костях. Позвольте мне судить, как надо делать вино.

Я стою, скрестив на груди руки.

– Луи не может продавать в России вино с дрожжевыми змеями.

– Этому мошеннику вообще нечего делать в России. Его траты нас разоряют, он развлекает русских за наш счет. В этом году он израсходовал десять ящиков шампанского, раздавая его направо и налево.

– Как он может продавать вино, если клиенты его не попробуют? – спрашиваю я.

– Этот тип совершенно заморочил вам голову, моя дорогая. – Сквозь его гнев сквозит ревность. – Неужели вы не понимаете, что он мошенник? Он заставил вас поставлять ему вино под его именем, а не под нашим. Творится что-то тухловатое, а он сам находится слишком далеко, и мы не можем его контролировать. Мы должны уволить Луи Боне.

– Боне нужен мне в Москве, – заявляю я, упрямо качая головой. – На этой неделе туда прибудет еще один фургон шампанского.

– Дьявол! Вы такая же упрямая, как все остальные. – Он взмахивает руками и ударяет по бутылке. Она взрывается и окатывает его панталоны.

– Александр, поглядите вокруг. Что вы видите? – Я показываю на проходы с тысячами бутылок вина. – Мы тонем в нашей продукции.

– Проклятье, Барб-Николь. – Он стучит по бочонку. От него воняет сдерживаемым разочарованием и безответной тоской. – Я рискнул всем ради вас. Неужели вы не знаете?

– Какое это имеет отношение к дрожжевым змеям в вине? – Чтобы успокоиться, я хватаю мой тастевин. – Александр, я борюсь за нашу винодельню. За что боретесь вы?

Он морщится, словно я кольнула его ножом.

– Ладно вам, Барб-Николь, как вы думаете, почему я стал вашим партнером? Я думал, что вы станете с радостью учиться у меня виноделию и поймете, какую хорошую жизнь я мог бы вам дать. Вместо этого вы не слушаете ни слова, что я вам говорю, и ловите все, что пишет ваш шикарный торговый агент. – Он грустно вздыхает. – А ведь ваш партнер я, а не Луи Боне.

На этот раз я придерживаю язык и кручу на цепочке тастевин. Ясность и смелость. Будущее зависит от того, что я сейчас скажу.

– Вы правы, Александр. Я была слишком эгоистичной, слишком сосредоточилась на выживании. Это несправедливо по отношению к вам. – Из глубины коридора слышится громкое, настойчивое мяуканье. – Феликс!

Кот подбегает и прыгает мне на руки. Лижет мне щеку своим шершавым языком. Я нахожу в себе силы продолжать неприятный разговор.

– Александр, вы были замечательным другом и учителем. – Я глажу белое пятнышко на груди Феликса и осторожно подбираю слова. – Но мы хотим разных вещей. Думаю, что нам лучше расстаться, когда закончится наш контракт.

Он бледнеет.

– Не гоните коней! Я не считаю вас неудачницей.

– Ох, я не собираюсь уходить. – Я несу Феликса на улицу. – Я намерена заниматься виноделием одна.

Он ошеломленно глядит на меня.

– Вы хотите выпихнуть меня? Я вложил все в эту винодельню. Я нужен вам. Вам нужны мои знания и репутация.

– Я справлюсь сама. – Поднимаясь по лестнице, я глажу Феликса. Его громкое мурлыканье успокаивает мое встревоженное сердце.

– Это ужасная ошибка! – Вопль Фурно отражается эхом от известняковых стен.

– Тогда это моя ошибка. – Распахнув дверь, я выхожу на зимний мороз. Я либо самая глупая на свете особа, либо самая храбрая.

Загрузка...