Вдова Клико. Первая леди шампанского

25 Дареному коню в зубы не смотрят

Поездка Фурно в Амстердам, которая планировалась на несколько месяцев, растянулась на год. По сути, я не получила от него ни одного письма, подозреваю, что он просто не умеет писать. Либо читать. Но мы договорились, что он будет присылать деньги за перевозку шампанского. Наш банковский счет таял день ото дня.

Неоплаченные счета – не единственная вещь, которой я манипулирую словно циркачи – укротители огня из «Амфитеатр Англез», куда я водила Ментину во время моего недавнего визита в Париж. Работы на виноградниках, виноделие, продажа и платежи работницам – все эти проблемы крутятся в моем мозгу день и ночь. Горящие факелы с дымным шлейфом – подбрасываешь их и не знаешь, схватишь ли их за палки или угодишь рукой в пламя. А если уронишь, все твои мечты безвозвратно сгорят.

Прямо передо мной на столе лежит стопка самых срочных счетов. Из них я должна выбрать для оплаты один или два. Вместо этого я все откладываю, пишу Ментине письмо, убеждая ее сосредоточиться на учебе в монастыре. Монахини говорят, что у нее заметна склонность к мечтаниям. Она присылает мне подробные рисунки белых лошадок с развевающейся гривой. Я восхищаюсь ими, потому что сама рисую теперь лишь фигурки из палочек.

«Ментина, учись в этом году с прилежанием, – пишу я дочке. – И тогда, возможно, ты получишь ко дню рождения лошадку». – Сложив письмо, я капаю на него горячим воском и запечатываю якорем, выгравированном на моем тастевине – «ясность и смелость».

Найти лошадку для Ментины будет настоящей проблемой. Великая армия регулярно наведывается в Реймс и конфискует лошадей для войска. В моем сознании это еще один козырь против Наполеона, хотя папá считает меня непатриотичной. Как Наполеон может рассчитывать на процветание Франции, когда он посылает наших мужчин на войну? Наши газеты писали о миллионе убитых в сражениях французов, но потом Наполеон их закрыл. На миллион убитых мужчин приходится почти столько же вдов. А сколько их теперь? Когда в истории борьба за свободу, равенство и братство стоила стране так дорого?

Феликс спит на моем столе в лучах солнца, а я оплачиваю счета. Возле него садится безобидная муха, и он мгновенно пронзает ее острыми коготками и съедает. Ящерицы, мыши и насекомые не в безопасности, когда Феликс выходит на охоту. Я приветствую его талант, поскольку сама не в восторге от этой мелкой живности.

Лизетта приносит на подносе мадленки и кофе с молоком в лиможском фарфоре, чашку мне, а блюдце для Феликса – тот не тратит времени и жадно лакает молоко. Наш дом стал уютнее, когда вчера вернулась Лизетта. Она навещала в России своего кузена, который никогда не задерживается долго на одном месте.

– Мне вас не хватало, когда вы уехали, – говорю я. Она так предана кузену, и я всегда беспокоюсь, что она не вернется ко мне. Я пью вкусный кофе и наслаждаюсь ароматами печенья и свежеобжаренных кофейных бобов. – Как поживает ваш кузен?

Лизетта щелкает языком.

– Он корпулентный подагрик, вечно препирается с женой из-за ее фрейлины, без которой она не может жить, ну, вы меня понимаете. – Она подмигивает здоровым глазом. – Но я не могу оставить его, потому что он помог мне попасть в Версаль, когда никому не было дела до старой тробайрицы вроде меня.

– Звучит интригующе, – говорю я, надеясь, что она скажет больше, но она начинает петь своим дрожащим голосом и стряхивает метелкой из перьев пыль за дамастовыми драпировками.

– Почему ваш кузен не приезжает сюда к вам домой? Кажется, он любит путешествовать. – Я кусаю свежую мадленку и блаженно улыбаюсь, вдыхая ароматы сливочного масла и корицы.

– Его казнят, если он вернется во Францию, пока у власти Наполеон. – Она смахивает пыль с корешков книг, которые мы собрали с Франсуа, – философия, литература, агрикультура. Феликс подскакивает и ловит вспугнутую моль, порхающую в луче света.

У меня начинается зуд в носу.

– А кто ваш кузен? Я никогда не спрашивала у вас его имя. Может, я слышала о нем.

Лизетта прижимает палец к губам, подходит на цыпочках к двери и выглядывает в коридор. Потом возвращается.

– Мы не должны говорить об этом… – шепчет она мне на ухо и вдруг спохватывается: – Ах, я чуть не забыла! Вот вам пришла посылка из Санкт-Петербурга.

– Но почему сломана печать?

– Вероятно, замерз воск. – Лизетта торопливо выходит из моего кабинета, сбежав от дальнейших расспросов. Я напоминаю себе, что я не должна совать нос в дела Лизетты, как бы мне ни хотелось этого.

Открыв посылку, я ахаю при виде роскошной пары бирюзовых бархатных туфелек со сверкающими стрекозами на мысках. Давно я не получала таких чудесных подарков. Под ними лежат письмо и дюжина заказов на шампанское от Луи.

Я смеюсь. Луи великий сплетник. Он обменивается смачными новостями со знатью, и чем соленей сплетня, тем больше шампанского они покупают. Я продолжаю читать.

Я разглядываю его истерически непристойный рисунок и громко хохочу. Наполеон и царь Александр сомкнули губы в поцелуе, вокруг них, словно пчелы, летают крошечные сердечки.

Ах, Луи. Что я делала бы без твоего юмора и оптимизма? Разложив на столе заказы, я вижу, что они деловые и престижные. Чем раньше я отправлю шампанское, тем скорее оно будет оплачено, и я позабочусь о накопившихся счетах. Я выбегаю из дома, чтобы приготовить ящики под бутылки.

Моя свекровь Клементина-Франсуаза умерла от простуды. Филипп закрылся от всего мира, его горе велико. Я не могу осуждать его за это, но мне не хватает наших дискуссий за завтраком по поводу насущных проблем с «Клико-Фурно»: со стеклодувами, изготовителями пробок и бондарями.

Теперь я вынуждена полагаться лишь на собственные суждения. Поначалу я спрашивала себя, что посоветовал бы мне Франсуа, но на меня тут же обрушивалась грусть, и я перестала это делать.

Фурно наконец возвращается в Реймс и приходит ко мне в кабинет. Его панталоны и камзол пахнут мышами и плесенью. Волосы окончательно побелели, кожа обветрилась, словно виноградины, оставшиеся к осени на лозе. Сняв свою фетровую шляпу, он падает в кожаное кресло, угрюмый и злой.

Я достаю из ледника бутылку выдержанного шампанского и ставлю на стол бокалы.

– Что говорил Наполеон? При победе ты заслуживаешь шампанское, при поражении нуждаешься в нем. – Я наслаждаюсь пряным, насыщенным ароматом и надеюсь, что шампанское понравится Фурно.

Но он равнодушно глотает, даже не замечая, какие оно.

– Я попал в ловушку в Амстердаме, когда Британский королевский флот закрыл порт.

Я подливаю ему новую порцию.

– Так вы даже не отправили груз в Россию?

Он с жадностью пьет.

– Вы слышали, что я сказал? Порт был закрыт.

Я наливаю шампанское Феликсу на блюдце. Фурно фыркает от возмущения.

– Они неделями держали наш корабль на жарком солнце. – Он хватает бутылку и наливает сам себе. – У меня не осталось выбора, и я перенес наше вино на склад. Но там было душно, в вине появились отвратительные нити мертвых дрожжей.

Я стараюсь справиться с гневом и глажу белую звездочку на груди кота.

– Шампанское было превосходное, когда мы отправляли его. Наверняка оно не все испортилось.

Фурно поперхнулся, и вино льется у него из носа.

– Черт побери, Барб-Николь. Вы не должны винить меня за эту катастрофу. Она очевидна. – Он в бешенстве промокает лицо платком. – Тысячи бутылок испортились или лопнули от жары. В продажу годились лишь несколько сотен, да и то я получил за них гроши. – У него задрожала челюсть как у французского бульдога.

– Пятьдесят тысяч бутылок? – Я не верила своим ушам.

– Я чуть не сдох, выбираясь оттуда. – Он снова наливает себе полный бокал. – Капитан ждал две недели нужный ветер. Наконец мы поставили парус, но как только вышли из гавани, так ветер переменился. Так продолжалось день за днем, мы болтались на месте. – Отодвинув бокал, он пьет прямо из бутылки. – Ночью на корабль обрушился ужасный шторм. Я даже не мог видеть собственную руку. Мы выстрелили из пушки, прося помощи, но находились слишком далеко от берега. Огромные волны обрушивались на наш корабль, и я был уверен, что мы пойдем ко дну. Но нас выбросило на мель. Потом мы увидели приближающийся корабль. Я обрадовался, подумал, что мы спасены, но это оказались пираты. Они отобрали у меня все гульдены, которые я выручил за вино в Амстердаме. – Он со стуком ставит бутылку мне на стол.

– Значит, зря мы решили везти шампанское по морю, – говорю я, лаская Феликса.

– Где вы взяли этого кота? – сердито спрашивает он. – Я задыхаюсь от котов, я не переношу их. – Он тяжело поднимается с кресла, надевает шляпу и топает к двери.

Длинные ушки Феликса шевелятся, когда он слышит больше, чем хотел бы.

– Мне тоже неприятно, Феликс. Но он мой партнер. – Отпустив кота, я бегу следом за Фурно и нахожу его возле его коляски. Порыв холодного ветра сдувает с него шляпу и гонит по рю Опиталь. Он гонится за ней, бурча, и я подбегаю к нему.

– Вы храбро пошли на риск, но потерпели неудачу, – говорю я. – Но это не конец. Я уже отправила новую партию шампанского в Россию.

– Это вы пошли на риск. Это вы потерпели неудачу. – Он напяливает шляпу на голову. – Вы использовали меня как пешку в шахматной игре. – Он возвращается к коляске и залезает на козлы. – До встречи с вами я жил спокойной жизнью, Барб-Николь. Смешивал сорта, делал вино, не высовывался. Я был доволен жизнью, пока не умерла моя жена. Затем в моей жизни появились вы, и мне захотелось чего-то снова. Но вы раздавили мое желание, словно улитку, своей красивой ножкой. – Он глядит на мои туфельки со стрекозами. – Вы заставили меня поверить, что у нас что-то получится с «Клико-Фурно»… вместе. Но вы все решаете сама. Вы ничего не хотите делать вместе. – Он дергает вожжи, и лошади срываются с места, подняв пыль.

Пыль щекочет мой чувствительный нос, и я чихаю, чихаю… Я толкнула Фурно за пределы разумного, как когда-то Франсуа, и глядите, что с ним случилось.