Вдова Клико. Первая леди шампанского

24 Обжегшийся кот боится холодной воды

Стук в дверь, Лизетта идет открывать, а я укладываю Ментину спать. Она посылает в молитвах любовь папочке и сообщает ему, что скоро поедет в школу. Потом сует в рот большой палец – эта привычка у нее с пеленок, и мне не хватает решимости ее отучить. Я пою Au clair de la lune, «В лунном свете», и тру ей спинку, пока ее дыхание не становится размеренным. Задуваю свечу и тихонько прикрываю дверь.

В прихожей стоит Луи Боне, обветренный и экзотический в своей ушанке и меховом тулупе.

Я бегу и обнимаю его. Сильная рука обхватывает меня за плечи, другая гладит по голове. От Луи Боне пахнет кедром, грибами и кострами. Это запах России?

Мое ухо прижато к его широкой груди. Сердце Луи бьется сильно, дыхание ритмичное. Успокаивает меня.

Лизетта приносит поднос и кашляет.

Я пячусь от Луи, спохватившись, как это выглядит со стороны.

– Я принесла месье Боне лукового супа. – Она ставит на стол дымящуюся миску и нарезанный белый хлеб.

– Любезно с вашей стороны, – говорит Луи. – Но, возможно, Барб-Николь слишком устала, и мой поздний визит неуместен.

Теперь я чувствую себя глупо.

– Пожалуйста, сядьте. Ешьте, пока суп горячий.

Луи вешает тулуп и шапку на медный крюк вешалки и трогает плащ Франсуа, который по-прежнему там висит. Я тоже так делаю каждый день. Потом, взъерошив свои имбирные волосы, он возвращается и садится рядом со мной.

Лизетта наливает нам красного вина и оставляет графин.

– Пино нуар из Бузи. – Я чокаюсь с ним, и он пробует вино.

– Я и не знал, что в Шампани делают красное вино.

– Только «Бузи руж». Это вино подавалось на стол Людовику XIV задолго до появления шампанского.

– Ах, луковый суп Лизетты. Франсуа считает, что вкуснее нет ничего. – Луи пробует суп, потом прижимает кулак к губам и вздыхает. – Ох, виноват. Никак не могу поверить, что его нет. Я тут, а его нет. – Он качает головой и пьет вино. – Филипп написал, что Франсуа умер от жара. Он очень мучился?

Всю историю я не рассказывала никому, не стану говорить и ему, самому близкому другу Франсуа…

Доев суп, он достает из кармана тулупа какой-то сверток.

– Я привез вам подарок из Санкт-Петербурга. – Его мясистая рука кладет мне в ладони черный меховой комок, который тут же шевелится и мяукает, сверкает золотисто-зелеными глазами с голубыми искрами и мгновенно очаровывает мое сердце, хочу я этого или нет.

– Вы привезли мне матагота? – С пушистым тельцем в руках я спешу на кухню, понимая, что должна поскорее сделать.

– Я думал, что это котенок. – Луи идет за мной, захватив вино и бокалы. – Вы имеете в виду то существо из сказок Франсуа?

– Да, его. Вы как будто принесли его оттуда, из его фантазий. – Матагот трется мордочкой о мои пальцы. Я достаю из ледника густые сливки и наливаю в стоящее на столе блюдце. Почуяв угощение, меховой комочек вырывается из моих пальцев. Я отпускаю его, и он набрасывается на сливки и жадно лакает их из моего лучшего лиможского блюдца с золотой каемкой и гирляндой цветов – свадебного подарка маман. – Где вы нашли этого малыша?

– Письмо Филиппа настигло меня в трактире Палкина в Санкт-Петербурге, где я остановился, – рассказывает Луи, садясь на кухонный табурет. – Я обедал в это время со знакомыми и вышел с письмом на улицу под фонарь, чтобы прочесть его в одиночестве. – Он кашляет и тяжело вздыхает, собираясь с мыслями. – Когда я прочел, что Франсуа умер и вы закрываете компанию, у меня что-то застучало и закрутилось в мозгах, словно я и сам заболел. Я сполз по стене на землю и схватился за голову. Не знаю, сколько я так сидел, но потом почувствовал, как что-то трется о мою лодыжку… – Матагот поднял мордочку от пустого блюдца. – Вы только посмотрите на эти глаза! Он чем-то напоминает Франсуа… Я понимаю, что это звучит глупо, но мне показалось, что это крошечное существо принесет вам хоть какое-то утешение. Я принес его в трактир и покормил курятиной.

– Правильно сделали. – Я глажу черную спинку. – Когда перед вами появляется матагот, его надо непременно накормить, иначе он принесет вам ужасные несчастья.

Луи бьет себя кулаком в грудь.

– Пожалуй, матагот пришел слишком поздно. Мы потеряли Франсуа, потеряли «Клико и Сын», а я потерял работу.

– С вашей работой все в порядке. – Я беру в руки матагота, разглядываю белую меховую звездочку на его грудке. – Планы переменились. Филипп согласился продолжить дело, если я возьму партнера.

У Луи отвисает челюсть.

– Это замечательно, Барб-Николь. В самом деле. Но… – Он пьет вино.

– Но что? – спрашиваю я, прижимая матагота к сердцу. – Вам не хочется работать на вдову Франсуа?

Он сжимает бокал в своих толстых пальцах – пальцах человека, обладающего практическим смыслом.

– Моего брата забрали в армию, которая поддержит Наполеона в войне с Пруссией. Я обещал ему, что возьму на себя заботу о его семье и делах.

У меня сжимается сердце.

– Но ведь вас тоже могут призвать.

– Для наших местных властей я по-прежнему нахожусь в России. А брату нужна моя помощь.

– Луи, я не стала бы все затевать, если бы не рассчитывала на вашу помощь в продаже вина. – Матагот прыгает на стол и выгибает спину.

Луи подливает в блюдце сливки, и матагот снова жадно их лакает.

– Я в долгу перед братом. Я бросил его торговлю кофе и шоколадом, когда встретился в той пивной с Франсуа. Он был мрачный, потому что не мог продать шампанское. А я если и рожден для чего-то, то точно для торговли. Я умею кинуть наживку, подсечь клиента и сделать так, чтобы он бегал за тобой и просил привезти еще и еще какой-то товар. Поначалу я просто хотел похвастаться своим умением перед вашим приунывшим супругом. – Он вздыхает и качает головой. – Но когда я увидел, как после продажи той первой партии лицо Франсуа озарилось радостным светом, мне хотелось снова увидеть на его лице этот свет.

– Я тоже жила ради этого. – Мне больно вспоминать тот свет, сиявший иногда слишком ярко. – Когда Франсуа был счастлив, весь мир тоже был счастлив. Но когда он грустил…

По полу бежит мышь. Матагот прыгает со стола, вонзает в нее когти и пожирает.

– Я сделал ошибку, когда привез сюда этого хищника. – Луи морщится.

Матагот слизывает с лапки мышиную кровь.

– Наоборот. Феликс принесет мне невероятную удачу и огромную прибыль.

– Феликс? – Луи с улыбкой теребит бороду.

– Ведь он русский, верно? Феликс – единственное русское имя, какое я знаю.

– Борис, Густав, Владимир… продолжать? – Луи накрывает мою руку своей. – Я не знал, что вы не бросите виноделие, иначе я не стал бы строить другие планы. Но мне надо вернуться в Мангейм.

Его теплая, тяжелая рука кажется такой надежной, но это ощущение обманчиво.

– Давайте допьем вино. – Я наливаю «Бузи-Руж» и чокаюсь с его бокалом с воодушевлением, которого не испытываю. – За новые свершения. – Единственный друг, на которого я так рассчитывала, теперь покидает меня. Я наливаю вина в блюдечко Феликса. Теперь мне понадобится вся удача, какую только может дать мой свирепый матагот.

На следующий день, когда мы с Фурно подходим к входу в пещеру, Луи уже ждет нас там. Его веснушчатые щеки горят от холода.

– Но ведь вы уехали, – удивляюсь я. – Я думала, что вы уехали в Мангейм, не попрощавшись.

Он улыбается из-под густых усов.

– Я послал брату письмо, где объясняю, что сохранил свою здешнюю работу и что буду посылать его семье деньги.

– Мы не можем себе позволить торговых агентов, – бормочет Фурно.

– Месье Боне работает за комиссию, – напоминаю я Фурно факт, который мы не раз уже обсуждали.

– Вы, должно быть, Александр Фурно. – Луи протягивает ему руку. – Барб-Николь рассказывала мне про ваши впечатляющие вина. Для меня было бы большой честью продавать ваше вино.

Игнорируя его, Фурно толкает дощатую дверь, зажигает фонарь и топает вниз по ступенькам в пещеру. Вдоль стен виднеются бочки, сколько хватает глаз при тусклом свете, на каждой маркировка – сорта винограда и виноградник. Ароматы вина, обжаренных дубовых бочек и меловой пыли вселяют в меня уверенность, пусть даже мужчины ее и не чувствуют.

Я уже понимаю мою первостепенную задачу для успеха винодельческого дома «Клико-Фурно» – надо создать мало-мальски прочный союз между нами. В этом мне поможет вино, оно смягчит несогласие. Фурно – законченный француз, одетый в панталоны старого толка и жилет, пуговицы которого лопаются на обширном животе. Волосы под беретом побелели за годы нашего знакомства, но гордая осанка делает его моложе.

Луи Боне тоже не назовешь стройным, он коренаст и широкоплеч. Держится он всегда весело и готов обезоружить вас и насмешить своими историями. Русская шапка и меховой тулуп придают его здоровому облику бывалый вид.

Длинный дубовый стол стоит так же, как стоял при мне. Бабушка была бы довольна. Бокалы, ведерки для выплевывания вина, перья, чернила, блокноты. Я зажигаю канделябр и начинаю.

– Мы дегустируем вино из трех регионов Шампани, чтобы понять уникальные характеристики каждого терруара. Шардоне из Кот-де-Блан, Пино нуар из Монтань-де-Реймс, Пино менье из долины Марны.

– Терруара? Почвы? Мы дегустируем почву? – Веселый смех Луи раскатился по пещерам с гулким эхом.

Фурно презрительно фыркает.

– Терруар – это природная среда, влияющая на вкус вина: почва, топография виноградника и климат. Я-то думал, что вы торговый агент, знающий азы виноделия.

– Я предпочитаю именоваться разъездным агентом, а не торговым, – огрызается Луи.

– А я предпочитаю, чтобы вы больше продавали, чем разъезжали, – бурчит Фурно.

Помоги мне, Франсуа! Ведь это твои друзья.

– Господа, если вы сядете на свои места, я наполню мой золотой тастевин из бочки. Шардоне зеленое и пахнет как слишком молодое и кислое, но я все равно наливаю его в графин.

Далее я беру образец из бочки с Пино нуар – вино пахнет, как вспаханная земля. Я надеюсь, что земляной привкус будет уравновешен едкостью предыдущего вина.

Третья проба пахнет спелыми сливами. Пино менье внесет жизнь в смесь.

Фурно наблюдает за моими действиями.

– Этот тастевин похож на те, которыми пользуются монахи в аббатстве Отвилье.

Я подношу мою драгоценную чашу к фонарю; золото мерцает в его свете.

– Этот тастевин принадлежал моему прадеду Николя Рюинару. Он учился виноделию в Отвилье, а его учителями были его дядя и Дом Периньон.

– Николя Рюинар, который открыл первый дом шампанского? – Луи с довольным видом потирает руки. – Такая история понравится русской знати.

Я наливаю три вина в отдельные бокалы.

– Весной мы смешаем эти вина. Потом, прежде чем бутилировать их для второй ферментации, мы добавим тиражную смесь – сахар, дрожжи и чуть-чуть бренди.

– Кощунство, – заявляет Фурно. – Никогда не добавляйте ничего в вино, сотворенное Богом.

Луи пробует шардоне и хмурится.

– Слишком кислое для русских.

– Тогда пусть русские привыкают к нему, – заявляет Фурно.

– Александр, вы помните, как Наполеон дал мне «Руководство по виноделию» Шапталя? – Я кладу возле него книгу. – Он рекомендует добавлять тиражную смесь в шампанское, чтобы оно было более сладким и лучше пенилось.

Фурно отталкивает от себя книгу.

– Раз император Наполеон велит добавлять тиражную смесь, тогда мы будем добавлять.

Луи фыркает.

– Лучше бы уж этот Маленький Дьявол занимался чем-то другим, а то он устроил для всех нас настоящий ад на земле.

Фурно протягивает руку и хватает Луи за грудки.

– Придержите язык! Император Наполеон сражается за свободу, равенство и братство для всех нас.

– Господа, вы не на поле сражения. – Я раздаю им следующие бокалы, чтобы занять их руки. – Попробуйте Пино нуар в левой руке и сравните с Пино менье в правой.

Луи пробует.

– Пино нуар слишком резкое, а Пино менье на вкус как парфюм.

– Какая муха вас укусила? – Фурно качает головой. – Менье придает текстуру невыразительным винам.

– Русские не возражают против невыразительных вин, лишь бы они были сладкие. – Луи смеется. – Чем слаще, тем лучше.

– Именно поэтому нам не следует продавать вино русским, – фыркает Фурно. – Это все равно что кормить свиней филе-миньонами.

– Если клиенты хотят пить сладкое вино, надо делать его сладким. Я так считаю, – заявляет Луи.

– Глупо, глупо, глупо! – кричит Фурно.

– Вы, французы, невыносимые снобы, – говорит Луи. – Я не хочу оскорблять русскую даму из богатого особняка намеком, что у нее недостаточно изысканный вкус. Наоборот, я ношу с собой куски сахара и горькие настойки. Если шампанское кислое, я добавляю сахар, если слишком приторное, добавляю горькие настойки. Если слишком невыразительное, добавляю то и другое да еще чуть-чуть бренди. – Он глотает вино и морщится. – Проклятье! Это просто ужас!

– Вы готовы к сеансу магии? – Я смешиваю три вина, доверяя своему Носу, затем наливаю получившееся кюве в их бокалы. – Попробуйте теперь!

– Маленькая волшебница, – говорит Луи с восторгом. – Как вам удалось сделать нектар из той дряни, которую мы пробовали?

– Магия состоит в том, чтобы смешать все элементы с наилучшим результатом, – отвечаю я.

Фурно подливает себе вина.

– Почему вы так увлеклись продажей вина в России? Из-за британской блокады по Балтийскому морю невозможно перевозить товар. В прошлом году британцы конфисковали три тысячи французских судов.

– Русские обожают шампанское «Клико», – говорит Луи. – Я могу провезти большой фургон через территорию Германии, Австрии и Польши мимо всех театров военных действий. – Он взмахивает бутылкой шампанского. – Я раздаю по дороге бутылку тут, бутылку там… И вот я уже в России. Будь я проклят, если это не так.

– Да в Польше вас просто посадят за решетку и отберут весь товар, – говорит Фурно с пылающими щеками.

– Если мы будем бояться всего, лучше прямо сейчас прикрыть «Клико-Фурно», – возражаю я. – Вы этого хотите?

Фурно вскидывает голову.

– Я продал все, чтобы войти в это партнерство.

Луи запускает пальцы в свою шевелюру.

– Я пять лет создавал клиентуру для «Клико», и глупо теперь ее терять.

– Тогда мы попробуем перевозить шампанское и морем, и по суше. Я уже договорилась с американским капитаном, – говорю я. – Он заверил меня, что британцы никогда не задерживают его американское судно. Он пройдет до Петербурга без задержки.

– Вы не должны доверять американцу наше вино, – говорит Фурно.

– Тогда почему бы вам, Александр, не сопроводить груз? – предлагаю я.

– Но я никогда не покидал пределы Франции. – Фурно подкручивает навощенные усы.

– Тогда вам самое время это сделать, согласны? – Я поворачиваюсь к Луи. – А что до вас, то супруг моей сестры владеет компанией по перевозкам. Мы наймем у него самые длинные фургоны, какие имеются, и вы в конце месяца отправитесь в Россию.

– Derjenige, der die Piper spielt, schafft an, – говорит Луи.

– Я не очень хорошо понимаю по-немецки. – Я подношу руку к уху.

– Мелодию выбирает тот, кто играет на дудочке.

По их заблестевшим глазам и непринужденной улыбке я вижу, что вино подействовало. Тогда я поднимаю бокал и произношу тост.

– Значит, решено. Успех винодельческого дома «Клико-Фурно» надежно лежит на ваших плечах.

Фурно показывает на мой нос.

– И на вашем Носу.

Луи щиплет меня за нос, и мы смеемся. За смехом следуют новые тосты, за тостами – смех. В нас бурлит восторг, словно пузырьки в нашем шампанском.

Но довольно скоро я понимаю, что сижу тут с лучшими друзьями Франсуа, но его нет с нами. Мой смех замолкает.

Две недели мы готовим партию шампанского для отправки в Россию. Мы заняты с рассвета до заката. Луи не отходит от меня, работает и в пещере, и на расфасовке в ящики. После напряженных дней я приглашаю его обедать с нами. Ночует он в «Кокатрисе», своей любимой немецкой таверне.

Я расспрашиваю его про долгую и опасную дорогу до Петербурга и про монарших особ и знать, к которым он заезжает по пути. Его азарт и восторг восхищают меня, хотя я испытываю ужас перед всякой поездкой. Луи создан для приключений и дальних дорог, а мой мир крутится в спокойном цикле виноделия – от весенних почек до сбора винограда, изготовления сока, смешивания вин, бутилирования и отправки вина заказчикам. Более непохожих между собой людей, чем мы с ним, трудно найти, но, когда я смотрю, как его фургоны, запряженные быками, отправляются в Россию, у меня ужасно щиплет в носу и на глаза наворачиваются слезы.