Вдова Клико. Первая леди шампанского

29 Меня зло берет – горчица нос дерет

На церемонии награждения я стою у задней стены. Мне интересно, кто же выиграл контракт с Тюильри. Наполеон поднимается к алтарю, где до него столетиями стояли французские короли. Он взмахивает крошечными ладонями, словно посылая благословение.

– Вся Европа мечтает о французским шампанском, – заявляет он. – Лишая наших врагов того, чего они отчаянно жаждут, мы поставим их на колени. Наше состязание награждает тех, кто стремится к высшему качеству несмотря на немыслимые трудности, с которыми сталкивается наша страна.

Наполеон сканирует взглядом толпу, его взгляд задерживается на мне.

– Победительницей этого состязания стала женщина, которая прилагает много сил для совершенствования своего шампанского.

Боже милостивый! Не может быть…

– Ее шампанское является лучшим, что может предложить Франция, и оно будет с гордостью подаваться в Тюильри. – Он протягивает руку, и мои глаза наполняются слезами. – Она достойна похвал за ее впечатляющее шампанское. Прошу присоединиться к поздравлению этой удивительной вдовы… – Его слабый подбородок выдвигается вперед. – Вдовы Жакессон.

Какая я дура. Конечно, разве после такого фиаско мы можем на что-то рассчитывать?

Вежливые аплодисменты и кислый запах разочарования наполняют бальный зал – а уж мой кислый запах поднимается до небес.

Наполеон вешает на шею вдовы венок роз, и, несмотря на мое уныние, я думаю о том, как, вероятно, тяжело ей было продолжать дело мужа и управлять винодельней, да еще с маленькими мальчишками. Мне не нужно держать на нее обиду за воображаемый отказ, случившийся десять лет назад. Если одна женщина может справиться с такими трудностями, другие последуют ее примеру. Прилив надежды поднимает мое настроение, может, и иллюзорной. Но надежда – это новый старт.

Далее Наполеон вызывает к алтарю папу.

– Понс Жан Николя Филипп Понсарден, я хочу наградить вас за верность и постоянство. Назначаю вас мэром Реймса и присуждаю титул барона Понсардена.

Собравшиеся ликуют и вскакивают на ноги. Папá заслужил это, слов нет, но неужели никто не находит странным, что Наполеон раздает дворянские титулы, хотя мы боролись в революцию против этих самых титулов. Очевидно, что никто не находит.

Жозефина Бонапарт трогает меня за плечо и вручает свою визитную карточку.

– Пожалуйста, пришлите мне четыре ящика вашего лучшего шампанского.

– Со змеей или без? – Я улыбаюсь и гляжу на карточку. – Так вы хотите, чтобы их прислали в Мальмезон, а не в Тюильри?

– Я переезжаю за город, – поясняет она, глядя на Наполеона.

– Я слышала, что вы любите ваш розарий.

Она хмурит брови.

– Что? О, к сожалению, я не увижу его в ближайшее время. Мои шпионы сообщили мне, что Наполеон написал царю, что хочет жениться на его четырнадцатилетней сестре Анне Павловне, и одновременно написал австрийскому императору, что просит руки его дочери, эрцгерцогини Марии-Луизы.

– Вы, конечно, не верите этому? – спрашиваю я.

– Ему нужен наследник, а я слишком стара. Его наследником был наш внук, но он недавно умер.

Я качаю головой.

– Я еще никогда не видела такой любви, с какой император глядит на вас.

– Власть – его любовница, – шипит она. – Для власти над Европой ему нужен монарший союзник. – Она натягивает перчатки. – Кстати, скажите вашей матери, чтобы она выбросила зеленые перчатки. Наши ученые говорят, что мышьяковый пигмент разъедает кожу.

Я прижимаю руку к груди.

– Непременно скажу, благодарю вас. – Это объясняет металлические нотки, которые я различаю в парфюме маман под запахом гардении.

– Я буду ждать с нетерпением ваше шампанское. – Императрица целует меня в щеку и уходит.

Если она может жить дальше после такого шока, то, может, смогу и я. Жизнь посылает нам пугающие вызовы вроде змеи в шампанском и вынуждает преодолевать их.

Я выхожу на террасу, размышляя, как мне справиться с такой катастрофой. Залитый лунным светом двор не успокаивает хаос моих эмоций. Ко мне присоединяется Жан-Батист.

– Твоя презентация прошла хорошо, – говорит он. При улыбке на его щеках появляются ямочки.

– Даже слишком хорошо, – фыркаю я. – Успех громовой.

Внизу под нами, во дворе папá провожает чету Бонапарт к их роскошной карете. Красный человек открывает дверцу и подает руку Жозефине, но она игнорирует ее и входит в карету без его помощи. Наполеон и папá беседуют снаружи. Глубоко посаженные глаза Красного человека глядят куда-то в небо, но я клянусь, я чувствую, что его уши внимательно слушают. Наполеон рисует в воздухе карты, а папá задает вопросы. Меня раздражает раболепие, с каким папá говорит с тираном, предавшим любовь всей свой жизни.

Император садится в карету, и Красный человек запирает его там. Забравшись на козлы, он натягивает вожжи и хлещет, хлещет кнутом лошадей. Могучие животные ржут и пятятся, пытаясь встать на дыбы. Наконец Красный человек отпускает вожжи, и подкованные железом копыта оставляют ямы на дорожке и выворачивают булыжники. Когда карета проезжает мимо нас, мы видим, как Наполеон с грустью и сожалением смотрит на полную луну. На его лице уже нет привычного для нас высокомерия императора. Теперь это человек, который вынужден жертвовать всем ради власти.

– Почему император держит при себе кучером этого жуткого калеку? – спрашивает Жан-Батист.

– Я уже начинаю подозревать, что у него нет выбора, – отвечаю я.