Весна

КАМЕННАЯ ДЕВУШКА

Благословенна долина — радость человеческой души! Луга тянутся вдоль Вита. Сады цветут; пчелы золотыми каплями падают на межи. Старый кладоискатель Цвятко Молец лежит на спине и глядит на высокие белые облака. Небесные стада вздымают пыль. Издалека слышится пение молодайки, трудолюбиво копающей землю. Две ласточки, встряхнув хвостиками-ножницами, долго висят на трепещущих крылышках, щебечут у скал и, наконец, вонзают коготки в каменистый склон над Змеевой пещерой. У запертой наглухо пещеры звенит колокольчик, словно капли дождя стекают с крыши. В пещере подземный дворец Угленского змея. Там спрятан старинный клад: два казана, полные доверху золотыми и серебряными монетами. А на камне в самой глубине сидит каменная Славянка. Из ее глаз капают слезы, просачиваются наружу через расщелины прозрачным ручейком. Темная пещера освещается блеском золотистой чешуи хранителя-ужа. Двести лет стоит здесь уж, подняв голову к казанам…

…Дед Цвятко встал и двинулся вверх по реке к повороту, где уже был еле слышен звон колокольчиков веселых ягнят. Старик медленно заковылял к источнику под скалами. Дойдя до него, он спустил с плеча сумку. Вынул из нее ржаной хлеб, ножик и миску. Отрезав ломоть, погрузил его сначала в ледяную воду источника, затем, размочив хлеб в миске, начал его есть. Потом снова зашагал по лугу. Он не спускал глаз с мелких травинок, буйно разросшихся кругом. Где-то здесь растет и разрыв-трава. С ее помощью можно отомкнуть каменную глыбу и завладеть кладом Угленского змея. Где-то здесь, среди белых подорожников, возле лютиков, под крылышками синих бабочек. Но где? Всю жизнь ищет разрыв-траву дед Цвятко Молец. Глаза выцвели, изошла тоской его старая душа…

…Однажды — тому назад лет двести — змей выполз из своей пещеры. Была ночь. Змей расправил крылья и поднялся над Угленом. Село спало. Тихо шелестели листвой тополя. Крупные осенние звезды падали в омуты Вита. В верховье, у росистых лугов, купался целый рой русалок. Их серебряные рубашки, брошенные на черную траву, блестели как паутина на вспаханной земле. Змей пролетел над их головой на огненных крыльях. Русалки всплеснули руками, ахнули, устремили вверх зачарованные взоры. Луна залила светом их влажные плечи. Ночь, как стыдливая невеста, покраснела от пламени змеиных крыльев. Молодой змей описал огненный круг над тополями, приложил руку ко лбу и устремил взгляд в темноту. Где-то вдалеке, подле Старого Быркача, загорелся огонек. Это пришли на посиделки молодые девушки из Быркача. Темные копны стоят на гумнах, как немые стражи. Золотистая айва светился на ветвях. Астры склоняют румяные росистые головки и томятся, увядая на теплой девичьей груди, которую они украшают. Девушки вышивают к свадьбе дары, шелком и серебром, поют сладкие песни и ждут, чтобы Угленский змей пришел к ним на посиделки.

Угленский змей оглянулся, посмотрел на луну, что тихонько опускалась за Белый Камень, и полетел на огонек. Он опустился у чешмы на околице села, под темными тополями, наклонился над каменным водоемом, омочил лоб холодной водой, и огненные его крылья мигом почернели. Потом он опустился на траву и оперся спиной о тополевый ствол. Из-за пояса вытащил большое яблоко и разрезал его. Это яблоко он взял вчера вечером из корзинки Ангелины. А сегодня она в наряде новобрачной придет сюда поздно вечером, когда истомленная луна спрячется за Белый Камень. А когда она совсем погаснет, вспыхнет светлячок, вплетенный в волосы Ангелины. Он обнимет белую девушку, а она обовьет его шею своими теплыми, земными руками. Глаза его загорелись, как у волка при виде добычи. Он вскочил и бросился вниз. Село спало. Сверчки запели свадебную песнь.

— Сестрица Славянка, подай мне коралловое ожерелье. Разве не белая у меня шея, белая, как перья у голубки?

— Сестрица Славянка, подай мне кованый пояс. Разве не тонкий у меня стан, тонкий, как угленский тополь?

— Сестрица Славянка, подай мне желтые туфли. Разве не быстрые у меня ноги, быстрые, как у балканской косули?

— Выгляни, ягодка, на улицу. Не опустилась ли уже луна за Белый Камень?

— На улице темно, сестра, хоть глаз выколи.

— Пойди, деточка, в сад, под айвовое дерево, где роятся светлячки. Быстренько слови для меня самого крупного. Я украшусь светлячком, — как огненный цветок заблестит он у меня в волосах. Пойдешь? Ох, батюшки, ведь он уже ждет меня. Послушай, Славянка, как поймаешь светлячка, беги за мной следом наверх, к чешме у околицы.

Ангелина выскочила на улицу. Тревожно взглянула в сад, где шелестела листва в той стороне, куда скрылась Славянка, и вдруг спохватилась:

— Кольцо! Я забыла кольцо!

Она вернулась назад. Но когда вошла в дом, из калитки на улицу выбежала в белой рубашке маленькая Славянка. В кулаке она зажала светлячка.

— Сестра, где ты? Мне страшно. Ох, светлячок, ты умрешь в моей ладони, пока мы с тобой доберемся до старшей моей сестры. Лучше полезай ко мне в волосы. Будешь мне светить. Ой, кто это черный идет нам навстречу? Какой-то черный человек протянул ко мне руки, сестрица, я гибну!

В темноте Змей схватил Славянку и расправил крылья. Когда он ими взмахнул, они засветились. Испуганная девочка закричала. Разбуженные собаки залаяли в Старом Быркаче. Быркачане вскочили, глянули наверх; два больших огненных крыла опускались над Угленом…

Над колодцем наклонился батрак деда Куню. Он наполнил расписные троянские кувшины водой, выпрямился и, увидев на лугу деда Цвятко, окликнул его:

— Дедушка Цвятко, а ты все разрыв-траву ищешь?

— Ищу, Юрдан. — Молец подошел к батраку. — Как знать, может быть, и найду.

— Может быть, дедушка Цвятко, — да ведь нет этого проклятого ключа. Слушай, если ты когда-нибудь найдешь разрыв-траву и отомкнешь пещеру змея, что ты будешь делать с двумя казанами, полными монет?

Угасшие глаза деда Цвятко Молеца оживились:

— Эх, Юрдан, Юрдан, дай мне только разрыв-траву! Дедушка Цвятко не за монетами гонится. Денег мне не надо. Как только отомкну пещеру, позову сюда нашего Стоила-кмета и скажу ему: «Заворачивай сюда телегу! Вези все золото и серебро в общину. Отсыпь каждому бедняку по шапке монет, а сиротам — по две. Построй новую школу для ребят. Построй большой мост из железа и камня всем на удивленье. Купи молотилку, пусть люди не мучают скотину, молотя хлеб диканями». А я… мне, Юрдан, довольно каменной девушки, что стоит в пещере и держит в руках каменного светлячка. Слушай, когда Змей спустился со Славянкой в пещеру, он запер ее там, а ключ в ручей бросил. Осветил он пещеру, и как увидел, что перед ним стоит Славянка, а не та, за которой он шел, рассвирепел он, и из глаз его полыхнуло пламя.

— Ты меня обманула! — закричал он страшным голосом. — И я обращу тебя в камень. Читай молитву! Даю тебе время, пока светлячок не погаснет в твоей руке.

Проговорил это Змей, схватил светлячка и сунул ей в руку. Хлынули слезы из глаз девочки, раскрыла она для молитвы уста. И лишь только погас светлячок — она окаменела. Но даже когда она превратилась в камень, Юрдан, слезы не перестали течь из ее глаз. Собрался их целый ручей и просочился он наружу через трещины. Вот этот источник, из которого ты воду набираешь, — это и есть Славянкины слезы.

— А почему вода в нем холодная? Слезы ведь горячие?

— Да потому, что глаза у нее каменные.

— Дедушка Цвятко, хочу я тебя что-то спросить, только ты на меня не сердись.

— Спрашивай, Юрдан.

— На что тебе каменная девушка? Ты человек старый, зубы порастерял, а все о женщинах думаешь!

— Погоди, сынок, не бери греха на душу. Мне уже больше не нужны женщины. Мне нужна дочь. Всю-то жизнь ждали мы с моей старухой Цвятковицей дочку. Уж сколько она по докторам и знахаркам ходила, сколько настоя из целебных трав выпила, сколько камней под поясом носила. Но не дал господь нам дитятка. А в прошлом году переселилась в другой мир и бабушка Цвятковица. Никого не осталось у меня на этом свете. Опустел мой дом. Хочу взять к себе ту девушку, что просидела в пещере двести лет. Будет она подметать мой старенький домик, цветы в саду сажать, бобовую похлебку варить, чтоб похлебать и мне горяченького, Юрдан, когда вернусь я усталый с поля.

— Да как же ты ее оживишь?

— Это дело простое. Спасение ее — в живом светлячке. Как только дам я ей светлячка в руку, она зашевелится, поднимет руку и вытрет слезы. Ох, надо пойти посмотреть, куда запропастились мои глупые ягнята…

Дед Цвятко пошел сгорбившись, опираясь на дубинку. Его рукава повисли, как крылья старой птицы.

— Сумасшедший! А может — кто его знает! — и не сумасшедший вовсе, — задумчиво произнес Юрдан и, спохватившись вдруг, что запаздывает, поднял свои кувшины и зашагал босыми ногами вверх по тропинке.

Перевод Е. Яхниной.