Весна

БАЙ РОЖЕН КАМЕНОВ

Как осел уперся бай Рожен: «Нет и нет!» Три раза ходил к нему председатель, пытался уговорить его.

— Бай Рожен, до твоей межи дошли, ты крайний, дальше — лес. А когда и твоя земля вольется в общую народную ниву, протянем мы борозду от Среднего луга до Осеновой пустоши. Как свеча, прямая она будет. За большое дело мы взялись. Сто двадцать человек у нас уже есть — согласишься, будешь сто двадцать первым.

— Не согласный я! — отрезал Рожен Каменов. — Не отдам ниву деда Камена!

— Все твои братья вошли в кооператив.

— Ну и на здоровье! На другое у моих братьев ума не хватит. Потом опомнятся, да поздно будет. Да и сказать тебе по правде, Иван, я уж и так много отдал — сын погиб. Оставьте мне хотя бы землицу. Уж лучше душу заберите.

— Как хочешь, — сказал председатель, — мы приглашаем добровольцев, никого насильно не тащим. Воля твоя. Подумай до завтра. Если надумаешь, — скажи вовремя, пока мы не перебросили трактор в низину.

— Перебрасывайте, ребята, поскорее убирайте эту проклятую трещотку, я и так из-за нее чуть не оглох. У меня два старых мотора — пашут и молчат. И семью кормят. Матейко! — повернулся он к заросшей кустарником меже. — Давай, веди волов. Запрягать будем! Где ты там? Опять на грушу забрался?

Председатель махнул рукой и направился к сеялке, бросавшей первые зерна в чернозем обширного кооперативного поля. Дядя Рожен прошел мимо старой груши, усыпавшей землю мелкими листочками, словно золотыми монетками, и начал уставлять соху. Матейко пригнал двух старых-престарых волов — черного, когда-то буйного, со сломанным рогом, и белого добряка, всю жизнь покорно шедшего по борозде!

— Дедушка, я с груши видел — еще один трактор идет. Ох, дедушка, они так землю насквозь пробуравят!

— Пусть себе головы перепашут. Берись за цепи и тяни волов вперед.

Волы неторопливо поплелись за маленьким вожаком. Он засучил штаны, ноги его намокли от утренней росы. Чудесно блестели опавшие с груши листья. Соха вонзилась в рыхлый чернозем и смешала червонцы с землей. Дойдя до другого конца поля, бай Рожен обернулся назад, посмотрел на борозду и сказал:

— Видишь, Матейко, какую глубокую борозду провел твой дед?

— Ну да, глубокая. Ты бы посмотрел, как трактор пашет — ахнешь. Почему ты, дедушка, не отдашь свою землю? Работали бы вместе со всеми, а то отбиваешься от стада, как паршивая овца.

— Что ты сказал? А ну-ка, повтори! Вот отлуплю тебя палкой, увидишь тогда у меня паршивую овцу. Убирайся отсюда, гайдучье племя! Не нуждаюсь я в твоей помощи!

Мальчик бросил цепи, отошел за грушу, прижался лбом к растрескавшейся коре, и слезы градом полились у него из глаз. Он плакал неслышно, только плечи вздрагивали. С тех пор как погиб на фронте его отец, сирота научился плакать одиноко и беззвучно, чтобы не расстраивать мать.

Бай Рожен прикрикнул на волов, прошел две-три борозды, взглянул на мальчугана, и жалость хлынула в его сердце. Он остановился посреди поля, затем подошел к Матейко, погладил его русую головку.

— Не плачь, сынок, будет. В другой раз не будешь говорить такие слова деду. Зачем ты меня огорчаешь? Это поле я берегу, не даю его волкам сожрать, потому что хочу его тебе оставить. Видишь, сколько опавших листьев на земле — столько же золотых червонцев под землей. Клад на этом поле зарыт. Большой клад, с незапамятных времен. Авось улыбнется тебе счастье — найдешь его. Пойдем теперь за сохой и потолкуем. А после полудня испечем тыкву. Пошли!

Вечером в корчме Кыртицы бай Рожен опрокинул три стопки виноградной водки. Кривица начал его подзуживать:

— Ты подожди, увидишь, что еще будет. Какие они работники: половину съедят на корню, остальное разворуют. А застрянет их трещотка, никто ее не сможет в ход пустить. Так и заржавеет в какой-нибудь меже. Не отдавай свою землю! Что ты хочешь от этих дикарей, что из лесу пришли? Выпей-ка еще одну!

Выпал первый снег. Засыпал озимые. Старики снова собрались у очагов в продымленных корчмах, а молодые кооператоры крепко взялись за дело. Открыли вечернюю школу. Устроили слесарную мастерскую. Притащили откуда-то еще два трактора, разобрали их. Зазвенели железные молотки. Семьдесят три парня с кирками и лопатами начали копать канал от Стремы до Среднего луга. От зари и до самой темноты копали они, — снег заносил их, от мороза пухли руки, но в глазах у них горел чудесный огонь. И они поспели, поспели еще до того, как подул теплый ветер. Из горных сел позвали каменщиков — выложить камнем и цементом путь для прозрачных вод Стремы.

— Сумасшедшие, — говорил Кыртица бай Рожену. Сколько денег на ветер выбросили. Замучили народ. Огороды, вишь, на Среднем лугу разведут. Пустое дело. Придется им кушаки подтягивать.

Весенние ветры быстро высушили сырую землю. Снова на кооперативных полях загудели тракторы — на этот раз четыре штуки. Кооператоры сняли с парников стеклянные рамы и стали высаживать рассаду ранних овощей. Двести декаров земли засеяли австралийскими арбузами — семена у них с просяное зернышко. Через бахчи и огороды прорыли канавы. Девушки вышли полоть сорняки на народной ниве. Зеленые просторы звенели песнями. Хотя дождя не было, хлеба поднялись сочные — трактор глубоко взрыхлил землю, и она набухла от влаги, еще когда таял снег. Сухой ветер опалил землю бай Рожена. Колоски начали желтеть.

— Обманули меня братья. Взяли себе хорошую землю, а меня вытолкали на край. Дал бы бог дождя, не то погибла моя пшеничка!

Когда наступила летняя жара и земля растрескалась, кооператоры пустили воду из Стремы по выкопанным каналам, и она залила весь Средний луг. Напоили огороды, полили арбузы, дали воды кукурузе; четырьмя электронасосами подняли воду вверх, и она хлынула в виноградники. Женщины крестились:

— Такого чуда свет не видывал — вода по холмам пошла.

Потянулись караваны телег, заваленных красными помидорами, перцем, картошкой, бобами. Пожелтели дыни. Колосья на орошенном поле быстро наливались. А у бай Рожена колосья были с муху величиной, арбузы на его бахче зацвели, но завязи не дали — корни стали сохнуть, земля жаждала влаги.

Только подошло время возить снопы, как пал однорогий Роженов вол. Издох от старости. Кооператоры свезли с поля снопы, сложили их на краю села. Привезли две молотилки. А жалкие крестцы бай Рожена так и стояли в осиротевшем поле у опушки леса. Бай Рожен не знал, что и делать. Первым делом стал молить Кыртицу одолжить ему денег.

— Нет у меня, Рожен, — заохал корчмарь. — Были бы, тебе бы первому дал, потом уж другим, да нету. В городе есть банк, сходи туда, попроси. Там люди хорошие. Они дадут тебе деньги взаймы. Но что касается поручительства — не проси. Я себе слово дал никому не подписывать.

Собрался бай Рожен — и в город. День прошел, два, три, не возвращается бай Рожен. Председатель кооператива позвал тракториста Димо и говорит ему:

— Запрягите пять-шесть телег с грядками да привезите снопы того бедняги, у которого вол издох. А то мы завтра пустим скотину на опушку леса пастись, — и пропали крестцы бай Рожена. Свезите их на общее гумно, но сложите отдельно.

Возчики как раз кончали складывать копну из тощих снопиков бай Рожена, когда сам бедняк появился на дороге из города — усталый, пропылившийся, в отчаянии. Что-то кольнуло его, когда он увидел маленькую кучку, притулившуюся, как собачонка, у подножья высокой скирды. Он узнал свой хлеб по куколю, которого немало было в снопах, и, вспыхнув от обиды, закричал:

— Что вы делаете? Кто вам позволил взять мой хлеб? И вам не совестно? Хотите слепого последнего глаза лишить!

— Не кричи, бай Рожен, — отозвался стоявший у копны Димо. — Кооперация не возьмет у тебя ни зернышка. Мы решили перевезти твой хлеб и обмолотить его на нашей молотилке, потому что вол у тебя издох. Готовь мешки, заберешь свой хлеб. А почему мы так поступили, хочешь ты знать? В память о твоем сыне. Хороший он был человек. Будь он жив, шел бы теперь вместе с нами. Вот так, бай Рожен.

Пристыженный Рожен Каменов попятился, забормотал что-то и, не сказав ничего в ответ, поплелся в село. В ушах у него звучали слова Димо: «Будь он жив, шел бы теперь вместе с нами…»

Осенние дожди размягчили высохшую землю. По выжженным межам прорастала молодая трава Груша вновь засыпала червонцами то поле, что на опушке леса. Начался сев. Солнце поднялось уже высоко, а бай Рожен не торопился запрягать. Неподалеку на кооперативном поле победно шумел трактор. Когда Димо добрался до межи бай Рожена, взволнованный старик подошел к нему и проговорил, задыхаясь:

— Режь, Димо, гони по моей ниве, отдаю ее!

Плуг врезался в затвердевшую межу. Одинокая нива дрогнула, как молодица, что заждалась своего хозяина.

— А как же клад, а, дедушка? — спросил Матейко.

— Клад, внучек, подальше зарыт, — в общем поле. Этим летом я понял, где он. Набери-ка дровишек в лесу, испечем тыкву для Димо. Ну, беги!

Перевод Г. Молленгауэра и К. Янакиева-Болиева.