Водный феникс. Книга третья

Глава 39

Интерлюдия. Оля Громова.

Я не могла, да и не хотела даже думать о чем-либо, пока шла вслед за отцом прочь из академии. Отсутствие мыслей помогало мне бороться со страхом, но лишь до того момента, как мы углубились в темный лес и остановились.

Все тело оцепенело, за исключением предательски подрагивающих ног, когда отец повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Под яркой луной я хорошо могла рассмотреть его фигуру, но вот лицо было похоже на какую-то жуткую маску.

Он не спешил переходить к наказанию… Даже не заговаривал со мной. Мы просто смотрели друг на друга, и это было невыносимо! Я знала, что он специально изводит меня пугающим ожиданием. И именно это понимание помогло мне выйти из оцепенения.

В голове вновь забурлили мысли, идеи и воспоминания с сумасшедшей скоростью. Как я могу оправдаться? А могу ли вообще? Взять хотя бы мою победу на дуэли — от меня определенно ждали поражения… Но ведь отец сам же и запретил мне проигрывать хоть один поединок в свой прошлый визит! И где тут логика?

Нет, оправдаться я точно не смогу. Ведь пыталась уже не единожды — не получится, можно и не пробовать. Отец всегда прав, а я «глупая несносная девчонка». И эти факты неизменны, вне зависимости от ситуации.

Оправдываться бесполезно… Мама советовала извиниться и молить о прощении? Тоже бестолку! И не только потому, что мне противна сама мысль об этом… Я ведь и это уже пробовала! Но он в таком случае лишь еще сильнее упивается твоим унижением и страданием.

Защищаться? Чем взрослее я становилась, тем чаще в голове крутилась именно эта мысль… Но я слишком слаба. Сама это знаю, причем слаба и телом, и духом. Отец с детства воспитывал нас с братьями так, что стоит ему только поднять голос, как нам даже двигаться становится сложно — хочется сразу сжаться в комок в ожидании наказания… Не говоря уже о том, что он сам очень сильный маг.

Я не хотела верить его словам о том, что его сила сравнима с архимагами, но… Мне никогда не доводилось видеть, чтобы он испытывал какие-либо трудности в любых магических противостояниях. Его заклинания очень мощные, а мана будто и не заканчивается вовсе. И даже когда я узнала о том, что он всегда держит при себе звездные кристаллы, это не меняло привычного положения вещей. Лишь мое отношение к нему…

То, что Степан Викторович доставил отцу немало проблем и смог его потрепать на дуэли, вселило в меня надежду и заставило переосмыслить этот навязанный образ непобедимого и грозного монстра во главе нашего рода. Однако куратор все же проиграл, а он определенно сильнее меня и куда более умелый в бою.

И тем не менее я уже пыталась… Даже не драться, а просто защищать себя. Я и мои братья в первую очередь научились создавать именно ледяные стены, и тому была конкретная причина. Также и своим заклинанием ледяного кокона я во многом «обязана» отцу…

Чего я только не пробовала за годы. Я даже пыталась его убить! Дважды. Но лишь убедилась в собственной никчемности, после чего вынуждена была терпеть издевки, разумеется вместе с суровым наказанием.

И теперь я просто не знала, что же мне предпринять. Казалось, что все уже опробовано, и ничего не сможет мне помочь. Вновь все закончится тем, что я захочу просто исчезнуть. Не существовать вовсе… Ненавижу его!

Но раз я не знала, что мне делать, то и ладно — ничего не буду! Ничего делать не буду. Ни защищаться, ни сопротивляться — даже отвечать ему не стану. Может, тогда ему надоест избивать безвольную куклу, и все закончится быстрее. Ведь он обожает причинять боль, упивается страданиями своих жертв и собственной властью. А что, если этого ничего не будет? Никаких эмоций, криков, мольбы или сопротивления… Что, если вогнать себя в полную апатию? Да это и не сложно будет сделать: я и так не вижу никакого смысла в такой жизни, ненавижу себя и свою судьбу, и мне плевать, даже если отец прямо сейчас забьет меня до смерти! Хотя бы удовольствия ему своими криками я не доставлю…

— Что, думала, сможешь прятаться за этого увальня до самого моего отъезда? Признаюсь, меня это изрядно достало… — отец заговорил вкрадчивым голосом, пока приближался ко мне, остановившись совсем близко. — Но не мог же я уехать, не попрощавшись с «любимой» дочкой, верно?

Мерзкая ухмылка на его лице не предвещала мне ничего хорошего.

— Я с тобой говорю!

Быстрый взмах и мое лицо обожгло огнем. Мощная пощечина не только доставляет боль, но и заставляет чувствовать себя униженной, вызывает чувство обиды… Но не сейчас! Не думать. Плевать. Пусть еще бьет, мне все равно!

И боль отступила на второй план. Не сразу, но мне действительно удалось войти в состояние апатии, которое оказалось настоящим спасением! И почему я раньше не догадалась до этого? Наверное, раньше, несмотря ни на что, я еще хотела жить. Хотела чего-то достичь. Хотела получить признание…

Еще пощечина. И еще одна. Удар кулаком, после которого я отчетливо ощутила во рту вкус собственной крови… Ну и что? Мне все равно. Я даже почти не слушаю, о чем он говорит, выцепляя лишь отдельные фразы.

— Тварь! Когда я спрашиваю — отвечай!

Удар прямо в нос.

Эх, я ведь хотела не плакать… А теперь слезы сами собой наворачиваются, но это все физиология… Да и черт с ней, кому какое дело. Первые капли крови попадают на мой белый воротник. Немного жаль, но зато, если я умру, то не придется отстирывать эти пятна. Во всем можно найти что-то хорошее, ха!

Я слегка улыбнулась своей нелепой мысли, чем, конечно же, выбесила отца пуще прежнего. Следующий удар свалил меня с ног.

— Как ты посмела без моего разрешения присоединяться к этой рыжей суке? Так я тебя воспитывал, да? Сколько раз тебе говорилось: никогда не иметь с ней дел, и во всем становиться лучшей? А теперь ты одна из жалких подпевал? Какой позор!

Так вот значит что — в клуб я тоже не должна была вступать. Точно, я еще тогда понимала, какая последует реакция. Но посмотрите-ка: что же было вчера? «Я поддерживаю идею тренировочного полигона…», «Горжусь дочерью…». Пфф! Сам ты подпевала, а я полноправный член клуба, причем с самого его основания! Понял?

Как же просто было отвечать на все лишь у себя в голове…

Отец выливал на меня поток брани и без остановки продолжал наносить удары ногами, иногда слишком увлекаясь, в результате чего меня аж отбрасывало в сторону, и ему приходилось подходить поближе, чтобы продолжить экзекуцию.

— На дуэли захотела выставить меня идиотом? Кто позволил тебе на меня так смотреть? Победила имбецила одним лишь лишь чудом и радуешься, да? Я тебе покажу, что значит послушание!

Это даже не смешно. Проигрыш или поражение — я в любом случае оказываюсь виноватой! Но, оказывается, есть и куда более страшные проступки — НЕ ТАК ПОСМОТРЕЛА! Ха! Сам виноват, что среди всех чертовых уроков и тренировок, которыми было переполнено мое детство, не оказалось таких, которые бы объяснили, как можно и как нельзя смотреть по сторонам…

После очередного чересчур сильного удара меня перевернуло, и вдруг я ощутила спиной препятствие. Какое-то дерево. Как это удобно! А то бедный папаша уже запыхался за мной бегать по всей полянке! Ха-ха!

Только дышать очень уж трудно и больно. Но ничего страшного, я потерплю.

Интересно, я уже выгляжу хуже, чем на магических играх? Там мне тоже здорово досталось. Но там все было иначе. Я тогда гордилась собой… И сражалась не ради себя, или чтобы кому-то что-то доказать. Нет, я билась за свою команду, и в этом было нечто вдохновляющее…

Нет, такие мысли нужно гнать прочь! Я не хочу возвращаться к реальности. Только не сейчас!

Раздался хруст ребер, вместе с которым боль пробилась через мой ментальный барьер, заставив поморщиться и инстинктивно попытаться руками закрыть место удара.

Но следующий прилетел прямо в лицо, еще больше вырывая меня из апатии. Организм просто отказывался и дальше игнорировать то, что с ним вытворяют.

— Мало того, что ты прогнулась под Огневу, так еще и в соревнованиях проиграла! Позорище! И какого черта не взяла в команду Баева? Тупая, безмозглая дрянь! Мы могли сразу показать публике, какая отличная пара получается, вокруг было полно журналистов… Сука!

К сожалению, притворство безвольной и беззащитной куклой никак не умерило пыл разъяренного отца. Он сам себя накручивал, вспоминая каждый момент, за который был мной недоволен, и распалялся все больше.

Удары становились сильнее и все более жестокими… Ребра трещали, живот и бока отбиты, правое бедро я не чувствовала вовсе, лицо опухло и заплыло. А следующий удар носком ботинка выбил мне пару зубов.

Кажется, в этот раз он действительно не остановится… Никогда еще отец не заходил настолько далеко.

— Постоянно только и делаешь, что нарушаешь мои приказы и портишь репутацию всего рода! Как ты посмела ослушаться прямого указания и напасть на брата!? А!? Тупое ты животное! ОТВЕЧАЙ!

Крупный, но элегантный и очень дорогой ботинок отца опустился на мои пальцы, с каждой секундой усиливая давление. Нет, только не это!

Боль становилась все сильнее, но я не могла выдернуть руку. И вдруг раздался жуткий хруст, который эхом отдавался в моей голове. А затем еще один. И еще! Отец с остервенением топтался на моих кистях, и вся моя броня безразличия дала брешь. Нет, даже не брешь — она полностью рухнула!

— А-А-А…

Отчаянный крик вырвался из груди, но оборвался: мне не хватало воздуха. А попытка вдохнуть отзывалась жуткой болью. Слезы побежали ручьем. Я все-таки сломалась! Не могу больше — пусть это закончится… Пожалуйста, пусть это просто закончится!

Ненавижу! Ненавижу его!

— Ненаижу! — с трудом произнесла я непослушными губами. — Ненаижу…

И тут же ощутила, как на моем горле тисками сомкнулась рука отца. Он поднял меня одной рукой и прижал к дереву. Я толком не могла даже его увидеть, но зато легко могла представить, с каким отвращением он сейчас на меня смотрит.

— Убей меня… Убей… — я хрипела и задыхалась, но смогла высказать свое единственное желание, которое сейчас действительно могло бы исполниться.

— Не дождешься, дрянь! Сначала ты сделаешь для рода хоть что-то полезное и станешь гребанной подстилкой для Баева! Слишком много я потратил на тебя времени и денег, чтобы теперь просто выбросить их на ветер. Но если продолжишь упрямиться и позорить меня и дальше, то будь уверена, твое желание скоро исполнится! Только перед этим я отвезу тебя домой и выпущу кишки твоей матери, которая породила такую бесполезную бестолочь!

— Убей… или я убью тебя… клянусь. — голова кружилась от недостатка кислорода и кровопотери. Еще немного, и я отключусь. Жаль, этого не произошло гораздо раньше…

— А-ха-ха-ха! Ты? ХА-ХА-ХА! Я бы посмотрел на это. Какая же ты дура! Но хотя бы смогла меня развеселить, ха-ха! Повиси да подумай над своим поведением!

Резкая боль и следом холод в районе плеч подсказали мне, что отец пригвоздил меня к дереву ледяными шипами. Его смех резал слух, вызывая только ненависть ко всему его существу…

— Это твой последний шанс, запоминай как следует! — Отец силой разжал мне заплывшие глаза, поднося к ним маленькие ножны с торчащей рукояткой. — Этот рунический нож способен беспрепятственно пройти сквозь любую магическую защиту. Используй его в бою против Огневой, поняла? Она не сможет защититься, поранишь и добьешь. Нас устроит только победа! Если ты проиграешь, то я все равно подложу тебя под Баева, но будь уверена, ты горько об этом пожалеешь. Сначала твоя мать… А затем я из-под земли достану всех, кто тебе хоть сколько-нибудь небезразличен. Помнишь, у тебя в детстве подружка была? Из-за тебя ее учеба да и детство окончились весьма печально, но, может быть, сейчас ее жизнь даже наладилась. Я разыщу эту деревенщину и заставлю тебя смотреть, как она умирает в агонии… Знаю, ты помнишь, про кого я говорю. Ну как, ты меня услышала? ОТВЕЧАЙ!

— Да…

Я продолжала висеть на дереве. Чувствовала боль, слышала звуки вокруг и определенно была еще жива, но в тоже время и нет… Отец забрал у меню всю волю к жизни. Даже когда я была готова сама с ней расстаться, он все равно нашел способ заставить меня страдать. Страдать и подчиняться…

— Выжди час, ты меня понял? Я должен уже быть в поместье, когда ты снимешь свою бесполезную сестру с дерева и отнесешь ее к целителям. Не раньше и не позже! — Отец явно обращался к Григорию, про присутствие которого я успела давно забыть.

Доволен, наверное, ублюдок! Конечно, он пожаловался отцу, что я на него напала, а теперь смог сполна насладиться тем, какая меня настигла за это расплата. Лучше бы весь наш род вырезали — всех до единого! Ни одного достойного человека! Только мама… Она единственная проявляла ко мне заботу. Но лишь в те редкие моменты, когда мы оказывались наедине, и никто не смог бы об этом узнать.

— Нож отнесешь ей в комнату. И скажи целителям, что случайно увидел, как она из леса выползала, или вроде того. Выскажи предположение, что это Огнева с ней поквитаться решила, лишним не будет. В остальном ты ничего не знаешь — понял? Не подведи меня. Не будь, как твоя сестра. Ты ведь не хочешь оказаться на ее месте?

— Нет, отец. Я тебя не подведу!

Ожидаемый ответ… Но что-то в голосе Григория было не так. Он что, плачет?

Хотя если подумать о том, как все это выглядело со стороны, его можно понять. Одного лишь воспоминания о том, как ломались один за другим мои бедные пальцы, хватило для того, чтобы сознание наконец провалилось в блаженное забытье…

Очнулась я от боли во всем теле. При этом не могла даже пошевелиться. Тело будто отнялось, забрав все чувства, кроме боли. А еще постоянная тряска, которая еще больше все усугубляла. Меня несли, это я смогла понять, но соображала с трудом: очень медленно и будто с неохотой.

Я даже не понимала, кто, куда и зачем меня несет. И никак не воспринимала тихий шепот, бесконечно повторяющий одно и то же, снова и снова:

— Прости… Прости меня, я не хотел…

Через пару минут я вновь потеряла сознание, и пришла в себя уже не скоро. Я пропустила момент, когда брат принес меня в больничную палату и стучал ногой в закрытую дверь.

Как раздраженная поздним и неожиданно-шумным визитом Светлана Владимировна открыла дверь и очень удивилась, увидев меня вновь. А после, одним лишь взглядом оценив состояние… Впервые женщина разозлилась так, что ее аура стала до жути похоже на ту, что временами окружала моего отца.

Стоило Григорию положить меня на кровать, как женщина буквально вышвырнула его в коридор, не слушая никаких оправданий. Вышвырнула его силой, но брат даже и не думал сопротивляться или перечить ей. И никому об этом не рассказывал впоследствии, но навсегда изменил свое мнение на счет этой добрейшей сердцем целительницы.

Я не слышала, какими словами она наградила вылетевшего Григория и что было потом. Но всю ночь, даже в бессознательном состоянии, я ощущала присутствие женщины, которая по капельке возвращала жизнь в мое изломанное и израненное тело.

Проснулась я только в обед. Все болело даже сильнее, чем вчера! Но я хотя бы могла двигать конечностями. Левая нога почти в порядке. Правая хуже. Руки шевелятся, но почти по локоть в специальных «рукавицах», из-за которых кисти остаются полностью неподвижными. Воспоминания немного путаются, но я определенно жива.

Светлана Владимировна выглядела почти также плохо, как я себя чувствовала.

— Очнулась наконец? Ты меня здорово напугала, девочка… Когда я сказала тебе вчера, что не хочу больше видеть в моих палатах, я имела в виду, чтобы ты была аккуратнее со своим здоровьем! Ладно, поругать еще успею, сейчас я тебя покормлю…

— Простите… Спасибо вам… — это все, что я смогла ответить, после чего по щекам покатились слезы. И снова я всем доставляю проблемы. Особенно обидно, когда я становлюсь обузой для хороших людей! Сколько же ей пришлось потратить на меня сил и времени, если я могу двигаться после всего, что вчера произошло?

— Не извиняйся. Сейчас перекусишь, и я позову ректора. Расскажешь все, что сможешь вспомнить. Это ужас какой-то: чуть не убили на территории академии! Да тех, кто это сделал, надо не то что исключить, а сразу в тюрьму!

— Не надо! Не зовите, пожалуйста…

— Как это не надо? — женщина с ложкой горячего супа в руке даже замерла от удивления. — Не бойся, пока мы во всем не разберемся, ты будешь со мной, и здесь тебе ничего не грозит! Поэтому просто постарайся рассказать о том, что получится вспомнить…

Переубедить Светлану Владимировну мне так и не удалось, и буквально через пару минут после окончания неловкой для меня трапезы, в палате уже находились Фион Аристархович и Степан Викторович.

Я не сказала ничего. На вопрос ректора ответила, что почувствовала удар по затылку и больше ничего не помню. Он мне не поверил, но и не стал давить. Куда тяжелее пришлось с куратором…

Степан Викторович попросил оставить нас с ним наедине, после чего изо всех сил постарался убедить меня в том, чтобы я поделилась с ним любой информацией, что может помочь найти виновника. И как же сложно было ему отказать, когда он искренне переживал за меня и хотел помочь!

Но я не рассказала. Однако одного моего молчания было достаточно, чтобы куратор понял, кто именно виноват в моем плачевном состоянии. Мне со слезами на глазах пришлось упрашивать его ничего не предпринимать и не поднимать шумиху, иначе мне же будет только хуже. Отвратительное чувство… Я понимала, что сильно задеваю преподавателя, который искренне хочет мне помочь. Но по-другому поступить не могла.

Настроение я ему точно испортила, но очень надеюсь, что он все же прислушается к моим мольбам. Ректор в свою очередь больше не стал развивать эту тему, но определенно что-то задумал…

Как же я устала…

За недолгий разговор с преподавателями все мои силы куда-то испарились. Зато я смогла вновь провалиться в спасительный сон без сновидений, в котором не было всех этих сложностей и страданий. Вот бы он длился вечно…