Возвращение Дикой Розы

ГЛАВА 21

Голова кружилась, Дульсе словно покачивалась на волнах. Она осторожно приоткрыла глаза. Старик и юноша куда-то исчезли. Только она и Пабло лежали на полу, тускло освещенном желтоватым светом луны.

— Пабло... — шепнула она.

Он поднял голову и тихонько подполз к ней.

— Испугалась?

— Да... очень...

Она крепко прижалась к нему, ища защиты и успокоения.

— Я с тобой, я рядом...

Он склонился к ней и крепко поцеловал в губы.

И вдруг небывалое возбуждение охватило Дульсе, поднимаясь горячей волной откуда-то из самых глубин ее существа.

— Пабло... — выдохнула она, жадно принимая его поцелуи и отвечая ему тем же.

Не было больше стыда, не было страха и раскаяния. Единственное, чего им обоим страстно хотелось, — это обладать друг другом.

Дульсе не подозревала, что она может быть такой горячей и нетерпеливой.

И Пабло тоже был не в силах сдержать себя.

Он резко рванул на ней блузку, разорвав тонкую материю сверху донизу, и освободил рванувшиеся ему навстречу разом набухшие груди.

Он припал к ним, покрывая поцелуями и стискивая до синяков а Дульсе извивалась, желая еще большей силы, и яростно сдирала с него рубашку, исполосовав ее в клочья своими ногтями и оставляя на спине Пабло глубокие алые царапины.

— Я так хочу тебя... — задыхалась Дульсе. — Хочу... желаю...

И Пабло, подстегиваемый этим призывом, с силой рванул на ней брюки, не имея терпения справиться с застежкой...

Она лежала перед ним теперь совершенно нагая, залитая лунным светом, прекрасная, словно царица ночи. Он мог немедленно овладеть ею, но почему-то медлил, долго и томительно исследуя и лаская каждую клеточку ее тела, доводя Дульсе до полного изнеможения.

— Скорее... — умоляла она, страстно прижимая его к себе.

А он продолжал упоительную игру, чувствуя, что вся она полностью в его власти.

Она застонала, выгнулась дугой, принимая его в себя и чувствуя, какой заполняет ее целиком, освобождая рвущуюся наружу лавину небывалого наслаждения.

...Они слились в единое целое, чувствуя, как вместе с телами соединяются воедино их души...

Дульсе парила в небе. В голубом безбрежном просторе. Она была облаком — белым, легким и невесомым.

А Пабло был тучей. Черной, грозовой, клубящейся. Несущей в себе огненную молнию.

Он настигал Дульсе. А Дульсе-облако ускользала, стараясь упорхнуть, увернуться от него.

Бело-розовый туман клубился в самой середине этого облака, дразня, маня и призывая.

И туча накрыла облако, с наслаждением вонзив вырвавшуюся молнию в самую гущу этого розоватого тумана, сотрясая ее электрическими разрядами и громыхая могучим громом.

Яркие всполохи зарниц разорвали безмятежную голубизну неба. Такой грозы еще не знала природа. Словно смерч закрутился в наэлектризованном воздухе... И сплошная стена дождя вдруг разом хлынула на землю...

«Спасибо, Пабло», — прошептала она, раскрывая глаза, переполненная наслаждением...

И взгляд ее уперся в пустую стену.

Дульсе почувствовала, что лежит у стены, скорчивший и поджав к груди ноги, как младенец в утробе, укрытая несколькими одеялами. Ее колотило от утреннего холода. А сквозь окно в комнату проникали первые слабые солнечные лучи.

Она лихорадочно ощупала себя. К ее удивлению одежда была на ней целая и невредимая. А тело было потрясающе легким, словно невесомым. Только где-то глубоко внутри словно перекатывался упругий шарик.

Дульсе приподнялась на локте и увидела, что Пабло лежит в противоположном углу, где сидел накануне, и на него тоже навалено несколько одеял.

«Мне это приснилось, — с облегчением подумала она. — Но неужели же во мне могли быть такие мысли и такие желания? Неужели я способна на такое бесстыдство? Какое счастье, что это лишь сон. Как бы я теперь смотрела ему в глаза?»

«Так это был только сон... — думал Пабло. — Конечно... это все наркотик... этот пейот... Боже, как она была хороша... как откровенна... как упоенно отдавалась мне...»

Дульсе почувствовала его взгляд и смущенно потупила глаза.

— Проснулись?

В комнату вошел Хуан Карлос и подал каждому по большому кувшину с водой.

Дульсе жадно приникла к нему. Только сейчас она почувствовала необыкновенную жажду и голод. Такой сильный, что желудок судорожно завибрировал и болезненно сжался.

Она осторожно поднялась на ноги. Голова слегка кружилась, но сознание было ясным и четким

Старик сидел на террасе на своей циновке и смешивал в глубокой миске какие-то зерна. Он молча протянул Дульсе и Пабло по горсти этих зерен.

— Не глотайте сразу. Разжуйте, — предупредил он. — Ваши желудки за семь дней сморщились и завяли.

— Семь дней?! — в ужасе воскликнул Пабло.

— Мы спали целую неделю?! — Дульсе была не в силах поверить в это.

— А вы разве спали? — хитро прищурился старик.

Дульсе и Пабло переглянулись и разом залились краской.

— Что с нами было? — осторожно спросила Дульсе. — Мы ведь все время лежали в этой комнате?

— И да и нет, — загадочно ответил старик.

Он посмотрел на небо, пошевелил губами, словно подсчитывая что-то в уме, и снова перевел взгляд на Дульсе.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Великолепно! — бодро ответила она.

Тогда поезжайте. Больше нельзя медлить.

Да... но... Боюсь, нам теперь не хватит бензина, — с тревогой заметил Пабло.

— Я подготовил машину, — сказал Хуан Карлос.

— Храни в себе свет, детка, — сказал старик Дульсе. — Он откроет тебе твою тропу. Только слушай себя.

Он закрыл глаза и опять словно окаменел, потеряв интерес к стоящим перед ним Дульсе и Пабло.

— Спасибо... — неловко сказала она. — До свидания...

Она спустилась по ступеням во дворик и вдруг испуганно взвизгнула, схватив Пабло за руку и едва успев отдернуть ногу.

Огромная пестрая змея неспешно проползла перед ними к очагу. Изогнувшись несколькими кольцами, змея обвила медную чашу и с шипением склонила над ней голову.

Янтарно-желтый яд брызнул из стенки чаши.

Пабло быстро втолкнул Дульсе в машину и захлопнул дверцу. -

Последнее, что увидела Дульсе, было то, как Хуан Карлос осторожно поднял змею на руки и положил в расщелину между камнями...

У входа в кафе «Твой реванш» Тино встретил управляющий — быстрый молодой человек в белом костюме с цветком в петлице, который каждые несколько минут широко улыбался, как янки — обнажая тридцать два зуба. Его настоящее имя было известно немногим, а клиенты называла его «Койот», и, видно, было за что.

— Ну-с, молодой человек? Чего угодно? — иронически приветствовал Койот юного Линареса.

Тино чувствовал себя настолько скверно, что едва мог говорить. Все тело болело, ему казалось, что он вот-вот упадет на землю и забьется в судорогах.

— Мне бы... зубного... — пробормотал Тино. Он сам еще никогда не приходил сюда один и не имел дела с Койотом напрямую.

— У молодого человека ломка, я вижу. — Койот широко улыбнулся. Хотя трудно было назвать улыбкой простое растягивание рта.

Тино кивнул.

—- Разумеется, мы поможем, проходите, садитесь за крайний столик. С вас пять тысяч песо.

— Так много? — Тино не ожидал, что Койот заломит за одну порцию такую неимоверную цену. На эти деньги можно было купить три, даже пять порций кокаина.

— Если вам это кажется дорого, поищите другое место. Там будет дешевле, — любезно предложил управляющий.

Но сил тащиться неизвестно куда у Тино не было, тем более он и не знал толком, где его новые товарищи покупали зубной порошок. Ему было сейчас так плохо, что он готов был заплатить любые деньги, только бы это прошло.

— Нет, я никуда не пойду, — пробормотал Тино и уронил руки на стол.

— Я бы хотел предупредить вас, молодой человек, что у нас нужно вести себя прилично, сядьте и держитесь. Скоро вам станет легче, — управляющий удалился.

Скоро к Тино подошел официант и поставил перед ним чашку горячего кофе.

— А?.. — хотел было спросить он, но официант уже обслуживал посетителей за соседним столиком.

Скоро к нему снова подошел Койот, Он сказал Тино что-то незначительное, а затем протянул ему свернутый лист бумаги, с виду похожий на конверт.

— Пять тысяч песо, — повторил он. — Сюда, входит и стоимость кофе.

Тино порылся в карманах — ему казалось, что где-то в потайном кармане у него лежала пятитысячная купюра, но ее на месте не оказалось. Он выгреб все, что у него было, даже мелочь. Набиралось почти четыре тысячи.

— Увы, ничем не могу помочь, — сказал управляющий.

— Но пожалуйста, — умолял Тино. — Я заплачу. Завтра же. Сегодня! Но мне надо добраться домой, а то...

— Хорошо, — широко улыбнулся Койот. — Пройдите, пожалуйста, в мой кабинет. Там мы разберемся.

— Я не дойду, — сказал Тино.

— Захочешь — дойдешь, — прошипел Койот.

Тино ничего не оставалось, как встать и, с трудом передвигая ноги, поплестись в кабинет управляющего, который находился в задней части кафе, скрытой от глаз посетителей.

Тино пару раз сбивался с пути и наконец вовсе заблудился. Какая-то добрая старушка, сжалившись над ним, провела его к самому кабинету.

— Ну, значит, говоришь, у тебя нет денег, сопляк? — Койот отбросил любезности — любезным он был только, когда его могли видеть посторонние. В своем логове он становился самим собой — жестоким, жадным и циничным.

Он встал из-за стола и с усмешкой посмотрел на Тино.

— Денег нет, а ловить кайф хочется? Интересно получается. Вот все вы такие — всего вам хочется даром.

Тино немедленно ушел бы отсюда, но ему было так плохо, что думать он мог только об одном: как бы получить, как бы принять еще одну дозу, ну хоть щепотку. — Подписывай! — как сквозь вату услышал он голос Койота.

— Что подписывать? — едва ворочая языком, спросил Тино.

— Вот здесь! — кричал Койот, — Что ты должен мне десять тысяч песо.

— Ты же говорил пять, — пробормотал Тино.

— Пять — это сейчас наличными, а долговое обязательство на десять. Это же в рассрочку. — Тино услышал его смех, который казался ему доносившимся откуда-то издалека грохотом. — Ну, или подписывай, или катись отсюда ко всем чертям! Ну!

Тино встал и поплелся к столу. Там, не глядя, подмахнул какую-то бумагу, которую положил перед ним Койот, после чего тот передал ему в руки знакомый белый конверт. Тино, осторожно открыл его, чтобы не про сыпать и крупицы ценного порошка, закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

Не прошло и минуты, как ему стало легче. Ноющая боль отпустила. Еще несколько минут он сидел, закрыв глаза. Затем снова открыл пакет и сделал новый вдох. Теперь его тело стало легким, как пушинка. Казалось, что достаточно ему взмахнуть руками, и он взлетит как птица.

Тино открыл глаза. Кабинет Койота, только что казавшийся грязной темной дырой, теперь был залит солнечным светом. Сам управляющий с улыбкой смотрел на него, похожий в своем деловом костюме с цветком в петлице на героя какого-то мультфильма.

— Ну ты прямо не Койот, а дядя Скрудж, сказал он.

— Да, и не менее изобретательный,— усмехнулся Койот. — Значит, ты понял, деньги ты приносишь сегодня. Потому что с завтрашнего дня твоя маленькая сумма вырастет вдвое, потом еще вдвое и так далее. Так что рекомендую тебе заплатить сегодня же. Это я тебе советую как друг, потому что мне же выгоднее, чтобы ты тянул подольше.

Тино взял бумагу. Ему казалось, что от нее исходит какое-то зловещее свечение. Буквы плясали перед его глазами, но он усилием воли смог сосредоточиться и прочел:

«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь уплатить управляющему кафе «Твой реванш, Диего Дельгадо десять тысяч песо.

В случае неуплата мой долг вырастает на сто процентов каждый последующий день (проценты высчитываются от совокупной суммы долга)».

Далее было проставлено сегодняшнее число и стояла подпись: Флорентино Линарес.

Несмотря на то, что его сознание было сейчас совершенно замутнено, Тино сразу же сообразил, что это значит, недаром он был в классе до самого недавнего времени лучшим учеником по математике.

— Это же... грабеж, — сказал он и глупо ухмыльнулся, как будто Койот весело пошутил.

— А вот этого не стоит говорить, — мягко сказал управляющий. — Я вижу, тебе легче? Отправляйся. Ты же получил то, что хотел. Но помни про долг!

Тино вышел из кабинета. Ему даже показалось, что выплыл. Было легко, весело, никакие проблемы не мучили его. Он уже не думал ни о Патрисии, ни о родителях, ни о кабальном долге Койоту.

Он уже собирался открыть дверь, которая вела в зал, когда почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Тино обернулся. Перед ним стояла маленькая старушка. Он смутно помнил, что уже где-то видел ее, ах да, она провела его в кабинет к Койоту.

Я тебя вспомнила, мой мальчик, — торопливо зашептала старушка. — Ты сын Эрлинды Гуатьерес. Хорошо помню эту девочку, какая была умница, красавица, никогда не позволяла себе ничего лишнего. И связался с этими... — она покачала головой. — Где ты живешь? Скажи твой адрес, так, на всякий случай.

— Улица генерала Сапаты, сорок два, квартира пятьдесят семь, — не задумываясь выпалил Тино. — А вам зачем?

— Мало ли что может случиться... — сказала старушка.

— Да что там может случиться! — Тино расплылся улыбке — А вы колдунья? — спросил он, и старушка в его глазах вдруг расплылась, а на ее месте возникла старая индианка почему-то с ярким веером в руках.

— Ай-ай, милый мой мальчик, и ты туда же, покачала она головой. — Передай маме привет от тетушки Мими. Не забудешь?

— Не забуду, — пообещал Тино.

Однако, когда он вышел на улицу, он забыл обо всем; не только о тетушке Мими, но и о родителях, Патрисиии о кабальном долге.

— Это моя подруга, которая, несколько раз была на ваших проповедях и очень хочет как-то помочь вашему делу, — сказала Чата, она хотела даже прибавить «святому делу», но у нее не повернулся язык.

Исабель скромно опустила глаза. Если бы Густаво увидел ее сейчас, он не сразу бы признал в этой скромной красавице собственную жену.

В ней как будто ожила прежняя Милашка — роковая женщина из ночного кафе, сводившая с ума всякого, кто видел ее. Она распустила волосы, предварительно ополоснув их отваром ромашки, чтобы придать им особую шелковистость, и сейчас, они ниспадали на ее плечи сверкающей платиновой волной.

Исабель было уже за тридцать, но гладкую кожу лица не перерезала еще ни одна морщина (еле видные «лапки» вокруг глаз скрывала искусно наложенная косметика). Любой человек, даже искушенный в тайнах искусственных средств, повышающих женскую привлекательность, никогда бы не дал ей больше двадцати пяти-двадцати шести.

Гонсалес посмотрел на гостью, которую привела Чата, и увидел перед собой молодую стройную блондинку с правильными чертами лица и глубокими голубыми глазами. Пожалуй, самым привлекательным в Исабель были ее глаза — в них отражалась вся глубина и цельность ее характера, в них светились ум и мужественность. Они завораживали, ибо отражали истинный характер Исабель. Ведь глаза нельзя заставить лгать — их можно сделать больше, подведя тушью и наложив тени, но, если они от природы пусты, они так и останутся пустыми, какие бы усилия ни прилагала их обладательница.

Вилмар Гонсалес посмотрел на Исабель и понял, что погиб. Сказать, что она понравилась ему, значит, не сказать ничего. Он всегда был ценителем и любителем женской красоты, но в Исабель сейчас было нечто, что отличало ее от всей вереницы его любовниц. Да и кем они были?

Смазливые девчонки, готовые за сотню песо и пару новых платьев лечь в постель с кем угодно. Исключение составляла одна лишь Рената.

И теперь он встретил Исабель. Она была не пустышкой — это было видно сразу. В ней как будто была спрятана тугая пружина. Но Вилмар не мог знать, что этой пружиной было стремление отомстить. Этого он не знал и ложно истолковал ее страсть как набожность, возможно экзальтированную, а также как почитание его, «великого проповедника». Но не следовало ему забывать о том, что гордыня есть один из семи смертных грехов.

И Чата, и сама Исабель прекрасно видели, какое впечатление на Гонсалеса произвела подруга Чаты, желающая помочь делу.

— Итак, сеньорита... — Вилмар вопросительно посмотрел на Исабель. Он не знал, как к ней обращаться, хотя и произнес «сеньорита», не допуская мысли, что она может быть замужем и тем более иметь детей.

— Торрес, — назвала Исабель свою девичью фамилию — настоящую, а не вымышленную, ибо считала ниже своего достоинства скрываться под чужим именем. Было бы перед кем!

— Дорогая сеньорита Торрес, — сказал Гонсалес, и голос его сорвался. — Я тут немного приболел, голос... — Он растерялся и, как всегда, когда он не знал, что сказать, прибегнул к цитатам из Священного писания: — Но я не ропщу, — сказал он. — Ибо голос мой — орудие моего служения Господу нашему. «Ибо все мы его творение, созданы во Христе Иисусе на добрые дела».

— Вот и я, — голос Исабель звучал глухо, — хочу исполнить доброе дело.

— «Кто Мне, Господу Иисусу, служит, Мне да последует, и где Я, там и слуга Мой будет», — ответил Вилмар, намекая на то, что он сам и есть этот слуга.

— Ладно вам загадками говорить, — сказала Чата, которая делала усилия, чтобы не расхохотаться, таким смешным ей казался сейчас надувшийся проповедник, которого она всегда попросту называла Вил. — Ну что, берете к себе в команду мою подругу или нет?

Исабель пристально посмотрела Гонсалесу в глаза. Он помолчал и сказал косноязычно, так что его бразильский акцент зазвучал еще резче, чем обычно:

— По изволению Божию... «Духом Святым живущим в нас...», — он осекся, а затем, видимо, не найдя сразу подходящей цитаты, сказал: — Сеньорита Торрес, я найду... вы займете место... я хотел сказать... есть место... роль... в общем, вы бывали на моей проповеди.

— Да, — кивнула Исабель, хотя только слышала подробное описание этого действа от Рохелио и Чаты.

— Девушка-ангел, — продолжал Гонсалес уже более уверенно. — Сеньорита, которая исполняла эту роль, к сожалению... — Он замялся, и эта секундная заминка не осталась незамеченной. — Она была вынуждена срочно уехать к себе домой. Кажется, серьезно заболела ее мать. Конечно, все эти внешние эффекты совершенно не обязательны, одним праведным словом «Вселится Господь в тела и души Ваши», но я вслед за авторитетами нашей церкви считаю, что возвышенная атмосфера во время проповеди значительно способствует тому, чтобы слово дошло до сердец.

— Когда я могу приступить к своим обязанностям? — спросила Исабель.

— Как только... как только я поправлюсь и возобновлю проповеди, — ответил Гонсалес. — Я думаю, это случится самое ближайшее время. Мне стало уже значительно лучше с Божьей помощью. Но в эти дни, — он снова взглянул на Исабель, — вы сможете приходить ко мне, чтобы я объяснил вам, что нужно делать..Я уверен, что у вас все прекрасно получится. «Исполнились Духа Святого и говори Слово Божье с дерзновением» — это сказано о таких, как мы, — заявил он без ложной скромности.

— Я приду завтра же, — сказала Исабель тихо, но в ее голосе не было смирения.

Сесария, понимая, что девушке грозит серьезная опасность, считала, что поездка в Мехико, хоть и совсем недолгая, должна происходить в глубокой тайне. К сожалению, Рита имела очень эффектную и запоминающуюся внешность. Почти любой, кто однажды видел эту девушку, мог ее запомнить и узнать даже по прошествии некоторого времени.

Выход из положения предложил Чус.

— Мама, а что если надеть на нее мой старый костюм? По росту должен подойти, разве что будет немного болтаться.

—Слушай, а ты у меня что-то соображаешь! — громыхнула Сесария. — Сейчас поглядим.

Она открыла сундук, в котором, пересыпанная нафталином от моли, хранилась старая одежда. Чего здесь только не было, начиная со свадебного платья самой Сесарии и кончая распашонками ее внуков. Все эти вещи были не новые, но еще годные к носке. Такова вечная судьба бедняков — они обрастают гораздо большим количеством барахла, чем богатые или даже просто зажиточные люди, которые без сожаления выбрасывают ненужные вещи. Бедняки же хранят «на черный день» (который обычно так и не наступает) буквально все, начиная от стоптанных ботинок и рваных скатертей и кончая ломаными стульями, ржавыми ножами и треснутой посудой.

Вот и Сесария была обычно просто не в силах расстаться с какой-нибудь прохудившейся кастрюлей. «Чус запаяет, — говорила она. — Вдруг окажется, что других кастрюль в доме нет». Так и лежала она годами в кладовке, пылясь и занимая место.

Однако на этот раз бережливость Сесарии оказалась как нельзя кстати. Приблизительно из середины сундука она извлекла еще вполне приличный костюм, в котором ходил лет двадцать назад, когда молодым парнем только устроился на работу и начал прилично зарабатывать.

— Сейчас отпарим его, и будет как новый, — ворчливо приговаривала Сесария.

— Такие сейчас не носят, — с сомнением покачала головой Санча.

— Ничего, один раз доехать до Мехико — сойдет, - ответила Сесария.

Рита, со своей стороны, была готова на все, лишь бы убежать отсюда. Она панически боялась не Гонсалеса, а Джава Адамса. По ночам ей снилось, что он душит ее, и Сесария, проснувшись, слышала, как девушка стонет и вскрикивает от ужаса.

Скоро костюм был готов. К счастью, он оказался Рите как раз по росту.

— В плечах очень широк, — сказала она, рассматривая свое отражение в зеркале.

— Ваты подложим, — ответила Сесария. — Будет из тебя нормальный широкоплечий парень, а не задохлик какой-нибудь.

После этого Сесария взяла большие портняжные ножницы и безжалостно срезала девушке ее светлые кудри, а потом сожгла их в плите.

— От греха подальше, — объяснила она. — Вдруг увидит кто.

Затем она вымыла Рите голову и покрасила волосы в черный цвет. Девушка надела костюм, подложила под плечи вату, и скоро в квартире Сесария вместо белокурой девушки появился тоненький паренек с черными коротко остриженными волосами и карими глазами. Он с удивлением и грустью смотрел на себя в большое зеркало, стоявшее в прихожей.

— Видела бы меня мама, — с тоской сказал паренек.

— Видела бы она тебя с этим Гонсалесом, будь он неладен! — в сердцах плюнула на пол Сесария. — А это что — костюм, да и только.

— По-моему, все отлично, — говорил Чус. — Никогда бы не догадался, что это девчонка.

— Лицо больно белое, — с сомнением покачала головой Санча. — У мальчишек таких не бывает, они же на улице целыми днями.

—Да, ты права, — согласилась Сесария. — Чем бы тебя таким намазать... — она задумчиво рассматривала хорошенькое личико Риты. — Может быть, кожурой грецкого ореха? Да, пожалуй, будет держаться.

— А потом отмоется? — спросила Рита.

— Отмоется! Было бы чего отмывать, не о том беспокоишься! — рявкнула Сесария.

И вот через пару дней на автобусной станции в Куэрнаваке появилась грузная старуха в сопровождении тоненького, хотя и плечистого мальчика. Он без особого труда нес большой тяжелый чемодан. Никто не обращал на них ни малейшего внимания, мало ли куда собрались бабушка с внуком.

Пока старуха брала билет, паренек скромно стоял в сторонке, рассматривая объявления на стенах. Скоро подошел автобус на Мехико, и вместе с другими пассажирами бабушка с внуком сели в него.

Постоянно дежурившие на автовокзале люди Джона Адамса только безразлично скользнули по ним глазами и тут же забыли об их существовании. Ведь им было велено искать не старуху и подростка, а молодую интересную блондинку.