Роберто сидел в своей комнате в замке и смотрел в окно. Как всегда в последнее время, он думал о Розе. В последние дни ему стало казаться, что она к нему не совсем равнодушна. Она по-прежнему держалась с ним ровно и по- дружески, но иногда он ловил на себе ее задумчивый взгляд и она тут же отводила глаза, но Роберто успевал прочитать в них нечто, что вселяло в него надежду.
В это время его кузен Луиджи осторожно постучал в дверь кабинета графа Роскари.
— Разрешите войти, дядя Максимилиано, — вкрадчиво сказал он.
— Входи, Луиджи, — добродушно-снисходительно сказал граф. — Что ты мне хочешь сказать?
— Дядя, я решил, что мой долг поговорить с вами и предупредить о грозящей вам опасности.
— Ну и какая же опасность мне грозит, по-твоему?
— Дядя Максимилиано, я боюсь, что вы можете стать жертвой беспринципного и хитрого человека, — патетически воскликнул Луиджи.
— И кто же это? — поинтересовался граф.
— Это Роберто Бусти, — ответил Луиджи еще более патетическим тоном.
Граф Роскари нахмурился.
— Постой, Луиджи, Роберто мой сын. Как ты можешь обвинять его в неискренности, когда сам увидел его лишь несколько дней назад.
— Дядя Максимилиано, забота о нашем благополучии и честь нашего рода побудили меня навести справки об этом новом родственнике, и то, что я узнал, заставило меня насторожиться.
— Так не тяни и говори скорее, что ты узнал? — нетерпеливо воскликнул граф.
— Сейчас, дядя. — Луиджи мысленно пробежал глазами конспект своей речи, которую он долго учил наизусть. — Мне стало известно, что Роберто человек неискренний, непорядочный и корыстолюбивый. Люди, которые знали его в Аргентине и с которыми я на днях познакомился, рассказали мне, что в Буэнос-Айресе он пользуется весьма сомнительной репутацией ловеласа и азартного игрока. Не удивительно, что он до сих пор не женился. Он же порхает от одной женщины к другой, не думая об ответственности.
Граф Роскари нахмурился.
Верные люди, у которых есть надежные сведения из казино во Флоренции, говорили мне, что мой кузен был там позавчера и играл по-крупному, а потом начал брать в долг. При этом он говорил: «Не беспокойтесь. Я сын графа Роскари, маркиза де Вальдес, и в ближайшие дни он перепишет завещание на мое имя». (Поскольку сам Луиджи часто бывал в этом казино, он был уверен, что, в случае необходимости, сумеет найти свидетелей, которые за скромную плату охотно подтвердят его небылицы.)
— Ты говоришь чушь! — взорвался граф. — Как может Роберто знать о завещании, если в тот день, когда оно подписывалось, его вообще не было в замке?
— Не обязательно самому везде присутствовать, чтобы получать нужные сведения, — уверенно возразил Луиджи, у которого был богатый опыт в подобных делах. — Сдается мне, что братец любит совать нос куда не следует. Пару раз я заставал его, когда он рылся в бумагах и здесь, в кабинете, и в библиотеке.
Граф ошеломленно смотрел на него. Несмотря на его житейскую умудренность, ему не приходило в голову, что племянник может так беззастенчиво лгать.
— Вот поэтому, дядя, — подытожил Луиджи, — я считаю, что Роберто охотится за вашими деньгами, а все его красивые слова — сплошная выдумка. Я сам слышал, как он после стаканчика джина похвалялся, что, как только станет здесь хозяином, немедленно продаст замок любому, кто даст подходящую цену. «Кому нужна эта старая развалина?» — вот собственные слова Роберто.
Этого граф никак не мог вынести:
— Ты лжешь, Луиджи, — закричал он. — Роберто не мог так сказать.
— А вот сказал спьяну, — не смутившись ответил Луиджи. — Ему, видно, надо лишь убедиться в том, что его имя вписано в завещание.
Говоря все это, Луиджи с нетерпением посматривал на телефонный аппарат, стоящий на письменном столе. Успех его плана чуть ли не наполовину зависел от этого звонка.
Когда телефон наконец зазвонил, Луиджи чуть не подпрыгнул с места.
Он пристально следил за тем, как граф Максимилиано взял трубку.
— Алло, это вы, Фрез и ни? Да, я вас слушаю. Что случилось? Как, неужели он это сказал? Так что вы собираетесь сделать? Везете сюда? Хорошо, я буду вас ждать.
Когда граф положил трубку на место, его лицо потемнело, а в глазах была такая боль, что Луиджи сразу понял, что его план сработал. «Теперь, если Джузеппе не подведет, Роберто конец», — довольно подумал он.
— Луиджи, я прошу тебя оставить меня сейчас, — глухим голосом сказал граф. — Я хочу побыть один. Но не уходи далеко. Когда приедет адвокат Фрезини, я хочу, чтобы ты зашел вместе с ним.
Следующий час до приезда машины показался Луиджи одним из самых долгих в его жизни. Наконец он услышал из окна, как подъехала машина и Франческо пошел открывать дверь. Из машины вышел адвокат Фрезини, а за ним Джузеппе, у которого руки были скованы наручниками. Луиджи с удовлетворением заметил, что полицейских в машине не было.
Он выждал несколько минут и вошел в кабинет дяди, когда допрос Джузеппе уже начался. Джузеппе вел себя точно по инструкции Луиджи, которая, впрочем, прекрасно соответствовала подлинному характеру Джузеппе: он юлил, заискивал, пытался выкрутиться, и наконец, припертый к стенке, заявил, что выполнял работу, за которую ему заплатил Роберто Бусти.
На взгляд Луиджи, все произошло довольно убедительно. Ледяным колосом граф приказал Франческо позвать в комнату Роберто.
Когда Роберто вошел, граф гневно обрушился на него.
— Ты обманул мое доверие, — кричал он. — Ты подкупил этого несчастного, чтобы снять копию с завещания. Он был пойман на месте преступления с моим завещанием в руках.
— Простите, отец, — отвечал сбитый с толку Роберто, — я не понимаю, о чем идет речь. Я не знаю никакого завещания. А этого человека я лишь пару раз встречал здесь на лестнице и ни разу не разговаривал с ним.
— Джузеппе, — грозным голосом закричал граф, обратившись к слуге. — Кто заплатил тебе деньги за то, чтобы ты пробрался в контору адвоката Фрезини?
Джузеппе дрожащим от страха голосом проговорил:
— Сеньор Роберто Бусти.
— Ты лжешь, негодяй, — воскликнул Роберто. — Я никогда в жизни даже не разговаривал с тобой.
— Я лгу, сеньор? — вдруг с невесть откуда взявшейся наглостью заговорил Джузеппе. — Разве не вы дали мне этот кошелек? Не вы принесли вот этот чертеж помещений в конторе адвоката? Разве не вы объяснили мне, где искать завещание и как снимать с него копию?
Роберто на несколько секунд замолчал, подавленный таким бесстыдством и не зная, что ему говорить в таких случаях. Эти несколько секунд стоили ему остатков доверия графа. Он приподнялся со своего кресла и закричал:
— Вон отсюда! Вон из моего дома! Я мечтал иметь сына, а сын предал меня! Ты использовал мои лучшие чувства в своих низких целях. Убирайся отсюда.
Потрясенный Роберто пытался отвечать, но граф не слушал его. Из последних сил он кричал:
— Убирайся отсюда и никогда не попадайся мне на глаза.
Роберто, бледный как смерть, направился к перед тем как открыть дверь, обернулся к отцу.
— Когда-нибудь вы будете сожалеть о том, что поверили клевете и оскорбили невинного человека. Прощайте, граф.
Он быстро открыл дверь и вышел.
Граф трясущими руками наливал себе минеральную воду. Отпив глоток, он спросил:
— Фрезини, вы привезли с собой оригинал завещания? Да, ваше сиятельство.
— Подайте сюда.
Граф судорожно сжимал листок бумаги, который всего два дня назад был связан для него с такими радужными надеждами. Он подумал, что из всех ударов, нанесенных ему жизнью, этот самый жестокий. Дрожащими пальцами он взял документ за уголки и разорвал его пополам, а потом еще и еще раз.
— Фрезини, вы слышите? С этого момента завещание теряет силу.
Внезапно граф побледнел и стал валиться набок, Габриэль Фрезини успел подбежать к нему и поддержать. Не оборачиваясь, он бросил Луиджи:
— Срочно позовите сюда Франческо. И пусть вызовут врача.
Луиджи как можно скорее выскользнул из комнаты, не забыв прихватить с собой всеми забытого Джузеппе.
С некоторых пор Вилмар Гонсалес чувствовал, что судьба повернулась к нему спиной. Все началось с «этой мерзавки» — проповедник теперь иначе не называл Риту, бывшую девушку-ангела. Даже Джону Адамсу не удалось ее тогда найти. Но в свете последних событий Гонсалес начал подозревать, а не была ли она с этим янки заодно? Саморра убедил проповедника в том, что его главный помощник метил на его место, а со временем, кто знает, и на место самого шефа, вот он и переманил к себе его любовницу, сымитировал побег, а на самом деле спрятал где-то.
Как бы там ни было — ждать осталось недолго. Джон Адамс уже съездил в Мехико, и теперь нужно было ждать, последует ли что-то за этим визитом.
Последнее время Гонсалес с внутренним беспокойством открывал утром газету, боясь увидеть знакомый заголовок: «Новые успехи в борьбе с наркомафией»; ведь это значило еще один провал.
Так случилось и на этот раз. Однако теперь газетчики с некоторой иронией описывали обыск, который был учинен во вполне респектабельном кафе «Палома» на улице Алькала-де-энарес в Мехико. «Нашим доблестным полицейским, видимо, ударили в голову реальные успехи, которых они добились в обнаружении мест, где незаконно продаются наркотики, прежде всего кокаин, — говорилось в статье. — «И теперь, они решили потрошить всех и каждого. Сотрудники крупного страхового агентства вчера были немало озадачены, увидев, что кафе «Палома», где большинство из них ежедневно обедает, закрыто без объявления причин. Оказалось... что там орудует спецотделение по борьбе с наркомафией. Полиция перерыла все, перетрясла даже мешки с крупой и мукой, заставила поваров открыть котлы и кастрюли. И — ничего. Кто оплатит кафе убытки, которые составили...».
Гонсалес отбросил газету. Он не мог читать дальше. Значит, Саморра оказался прав — Адамс информировал полицию о своих передвижениях. Адамс — и никто другой. Ведь, кроме них троих, ни одна живая душа не знала о том, что он был послан в «Палому». Теперь нужно было думать, как расправиться с предателем. Проповедник, правда, допускал, что это все-таки дело рук одного из боевиков, которые работали на этого янки, но ведь тому было ясно сказано, что это суперсекретное задание, о котором нельзя сообщать никому. Если он не сдержал слова и дал знать своим, значит, он ослушался приказа. И в этом случае от него все равно следовало избавиться.
Гонсалес вздохнул. Он очень не любил эту сторону работы. Сам он никогда бы не пошел на убийство, у него не хватало на это силы духа. Значит, придется дать кому-то такое задание. Или сам Саморра найдет исполнителя. Это было бы самым разумным.
Прихватив с собой газету, проповедник отправился в кафе «Эль соль», где они должны были встретиться с грозным шефом.
Федерико Саморра был уже в курсе. Он важно восседал за самым дальним столиком. За соседними сидели молодые люди, которые, казалось, были поглощены своими делами — читали газеты за чашкой кофе, обсуждали футбол, кто-то просто неторопливо ел яичницу с беконом. Все это были телохранители Саморры. Когда Гонсалес подошел, шеф слегка качнул головой — это был знак того, что подошедший не представляет опасности и телохранители остались каждый на своем месте.
— Вот, — сказал Вилмар, бросая на стол газету. — Вы оказались правы, шеф.
— Увы, я оказался прав, — мрачно констатировал Саморра. — Но не скажу, что меня это сильно радует. Прискорбно, что подобные люди проникают в нашу организацию.
— Что будем делать, шеф? — спросил Гонсалес.
— По-моему, это ясно.
— Но как конкретно...
— Вы должны дать Адамсу задание... — сказал Саморра. Пошлите его куда-нибудь... ну, скажем, в Акапулько. — Пусть едет один, это надо обеспечить. А там его уже встретят мои люди. Он теперь замолчит навеки.
— Придется так и сделать. — грустно согласился Гонсалес. — Как сказано в Священном Писании, «Око за око, зуб за зуб».
— По-моему, это высказывание не очень вяжется с истинно христианским образом жизни, а, проповедник? — захохотал Саморра. Он взглянул на постное лицо Вилмара, — Вас шокирует, что я радуюсь, собираясь убрать человека? Нет, я радуюсь не этому, а тому, что мы вовремя разоблачили врага. Нашего общего врага, понимаете, господин проповедник? Кстати, вам, наверно, следует сменить место своей христианской деятельности. Придется попрощаться со старушками и перебраться куда-нибудь подальше от Куэрнаваки. Не исключено, что Адамс выдал полиция и вас.
— Но я не замечал ничего подозрительного, — уныло ответил Гонсалес.
— Пока это было ему выгодно. А когда его не станет? Гонсалес ничего не ответил, ему не хотелось покидать гостеприимную Куэрнаваку, но он понимал, что действительно может находиться под прицелом у полиции.
— Вы уезжаете завтра. Хорошо, послезавтра. Считайте это приказом. Сегодня же у вас последняя проповедь, а завтра отправляйтесь. К вечеру я выясню, куда вам будет лучше всего ускользнуть. Не исключая, что за границу. Может быть, в Парагвай.
Гонсалес поморщился с таким видом, как будто у него заболели зубы.
— Только не в Парагвай, шеф!
— На время, Вилмар, на время. Согласитесь, лучше Парагвай, чем тюрьма.
На это Гонсалесу было нечего возразить.
Роберто Бусти сидел в номере гостиницы во Флоренции, куда он въехал после того, как отец выгнал его из дома. Роберто задержался лишь до той поры, пока узнал от Франческо, что доктор констатировал сердечный приступ, но, к счастью, инфаркта не было, и теперь граф Максимилиано лежал в своей комнате под действием уколов. Роберто закинул свой чемодан в машину, попрощался с Франческо и поехал во Флоренцию.
Он был в смятении и не знал, уезжать ему или попробовать еще раз объясниться с отцом. Роберто смутно чувствовал, что против него сплетен искусный заговор, а значит, его жертвой может стать отец. Может быть, посоветоваться с сеньором Фрезини?
Но прежде всего он должен увидеть Розу. Вот когда Роберто порадовался, что из какого-то смутного суеверия он не стал рассказывать Розе о своем родстве с графом Рос- кари. «Хорош бы я был теперь, — думал Роберто. — Она бы сочла это пустым хвастовством, если не хуже».
Роберто набрал телефон Розиного номера, и, услышав ее голос, сразу ощутил, как потеплело у него на душе.
— Роза, это я, Роберто. — Я сейчас в гостинице во Флоренции, и мне нужно срочно тебя повидать. Где мы можем встретиться?
По его голосу она поняла, что что-то случилось.
— Я сейчас приеду, Роберто, — сказала она, когда он назвал гостиницу. — Примерно через полчаса.
Роберто вздохнул с облегчением. Он понимал, что не может строить никаких планов, пока не узнает планы Розы Линарес.
В дверь постучали.
— Войдите, — крикнул Роберто, думая, что это кто-то из прислуги.
На пороге стояла Эвелина.
В первый момент Роберто был так поражен, что даже не знал, что ей сказать. Эвелина подготовилась к встрече заранее и поэтому твердо знала, что ей нужно.
С того самого дня, когда Эвелина услышала от Луиджи Роскари, что старый граф хочет объявить Роберто своим наследником, она не находила себе места от досады. Она, Эвелина Пачеко, так просчиталась! Получается, что красавчик и умница Роберто вдобавок еще и сын графа, который одновременно является еще испанским маркизом. Живет в собственном замке, который Эвелина уже разглядела на фотографиях. А ей, бедняжке, всю жизнь прозябать с малограмотным Хоакином, который всего лишь наследник фабриканта стиральных порошков.
Эти размышления последние два дня приводили Эвелину в отчаяние. Она вымещала свое настроение на бедолаге Хоакине, но это слабо помогало. Она решилась наконец отправиться к Роберто и посмотреть, нельзя ли исправить положение. Узнать, где он находится, было непростым делом, но в конце концов ей это удалось. Поэтому Эвелина была настроена на решительное сражение.
— Зачем ты пришла? — глухо спросил Роберто.
— Я хочу поговорить с тобой, — спокойно сказала - Эвелина и присела на стул.
— Мне кажется, нам не о чем говорить.
— Роберто, я знаю, что я виновата перед тобой, — заговорила Эвелина, — но я страдаю из-за того, что совершила ошибку. Если бы ты знал, как я тоскую, как вспоминаю тебя. Я несчастна с Хоакином. Если бы мы могли начать сначала...
— Перестань, Эвелина, уже слишком поздно и ничего нельзя вернуть. Прошу тебя уйти. Через несколько минут сюда придет женщина, которая мне очень дорога.
— Это та дама, которая была с тобой в ресторане? — возмутилась Эвелина. — Быстро же она тебя окрутила! А ты еще писал мне стихи и клялся в вечной любви.
— Знаешь, Эвелина, — взорвался Роберто, — я был честен с тобой, а ты притворялась. Только когда я встретил Розу, я понял, что такое настоящая женщина.
— Неправда, Роберто, я любила тебя, — жалобно сказала Эвелина. — Просто тогда ты не мог создать мне такую жизнь, какая мне нужна. Но теперь, когда ты встретился с отцом, все может быть иначе...
Роберто не выдержал и горько расхохотался. Выходит, все фразы Эвелины о тоске и о любви объясняются просто- напросто тем, что она узнала о его аристократическом происхождении и богатом отце. Бедная Эвелина опять просчиталась, ведь все это уже в прошлом.
Послышался легкий стук, и в комнату вошла Роза. Увидев Эвелину, она остолбенела.
— Подожди, Роза, сеньора Герра сейчас уходит. — Роберто надеялся избежать сцены. Но Эвелина уже разогналась и не могла остановиться.
— Ну что, твоей подруге не терпится занять опустевшее место? — взвизгнула она. — А ты сказал ей, что я была твоей невестой? Сказал, что плаваешь на яхте «Эвелина», названной в мою честь? Или это не интересует сеньору Линарес? Главное — заполучить графский титул и замок впридачу, а что за человек ваш муж, не имеет значения.
Роза ошеломленно смотрела на искаженное злобой лицо Эвелины.
— Что, удивляетесь? — продолжала она. — Или он вам не признался, что он является незаконным сынком местного графа? Выходит, самое интересное скрывает? Берегитесь, видно, не очень-то у вас много шансов занять почетное место! Как бы вам не остаться у разбитого корыта!
— Замолчи и уходи, пока я тебя не ударил, — с бешенством проговорил Роберто, распахивая настежь дверь.
Когда дверь за Эвелиной наконец захлопнулась, он прислонился к стене и беспомощно смотрел на Розу.
— Прости меня, я все тебе объясню... — начал он.
— Я думаю, что мне лучше уйти, — тихо сказала Роза.
— Пожалуйста, не уходи так, — умоляющим тоном сказал Роберто. — У меня сегодня столько случилось! Отец оскорбил меня и выгнал из дома.
— Твой отец граф? — таким же пустым голосом спросила Роза. — А ты говорил, что он занимается сельским хозяйством.
— Графы тоже занимаются сельским хозяйством. Но не в этом дело. Подожди, Роза, я все тебе объясню.
Но Роза уже повернулась и вышла из комнаты. Роберто выбежал за ней в коридор.
— Роберто, не надо идти за мной, — устало произнесла она. Я тебя прошу: дай мне время успокоиться. Позвони мне сегодня вечером.
Роза возвращалась в гостиницу, стараясь прогнать воспоминание о безобразной сцене с этой женщиной, но это ей не удавалось. «Вот и еще одно крушение иллюзий», — подумала она, поднимаясь к себе в номер.
Лаура выбежала ей навстречу.
— Роза, скорее, полчаса назад звонил Рохелио. Он сказал, что Лус попала в больницу в тяжелом состоянии. Говорит, несчастный случай.
Мгновенно все остальные мысли вылетели у Розы из головы. Ее дочка, ее Лус в опасности.
— Ну вот, это все решает, — сказала она Лауре, как будто отвечая на какой-то вопрос сама себе. — Первым же самолетом летим домой.
Исабель как всегда успешно выступила в своей коронной роля, выпустила белую голубку, плавно прошлась по сцене и собиралась уже, как было положено по сценарию, уйти за кулисы, как вдруг услышала слова проповедника, обращенные к аудитории.
— Как это ни прискорбно, дети мои, мне, возлюбившему вас всей душой, приходится сказать, что меня ждут другие страждущие, обитающие в иных местах. Мы все полюбили Куэрнаваку, и я надеюсь, что смог донести до вас неискаженное Слово Господне. Но правильно ли будет, если только Куэрнавака услышит его, а все остальные жители вашей прекрасной страны погрязнут в невежествен грехах? Загляните в свои сердца, и вы прочтете ответ. Нет, это будет несправедливо! Поэтому, как мне ни жаль, но я вынужден попрощаться с вами. Меня ждут другие. Я не говорю прощайте. До свидания.
Аудитория затихла. Когда до старушек в первом ряду дошел смыл слов проповедника, некоторые начали хлюпать носами, прижимая к глазам платочки и края передников. Впрочем, Исабель заметила, что сидевшие на задних рядах восприняли эту новость куда спокойнее, ведь истовых последовательниц у доктора Гонсалеса на самом деле было вряд ли больше двух-трех десятков.
Куда больше последовательниц истинно христианского образа жизни была потрясена сама Исабель. Она не знала, как ей поступить. Ехать ли и дальше с «командой» проповедника или под предлогом того, что она не может оставить родные места и какую-нибудь больную тетушку, уйти? Исабель склонялась ко второму варианту. Ведь Гонсалес явно не повезет с собой всех хористок, многие, скорее всего, разойдутся по домам.
«Нет, — приняла окончательно решение Исабель, — дальше, сопровождая проповедника, она не поедет. Тем более что после расправы с Адамсом провалы должны прекратиться, иначе преступники поймут, что ошиблись, и у них в стане действует другой провокатор». А в том, что расправа над Джоном Адамсом не за горами, Исабель почти не сомневалась.
Исабель переодевалась в своей комнате, когда услышала за стеной у проповедника голоса. Она отодвинула рамочку с акварелью на стене и прислушалась. Голоса она узнала сразу же — они принадлежали самому проповеднику и Адамсу.
Как Исабель и предполагала, помощник получил от Гонсалеса новое сверхсекретное задание — на этот раз на курорте в Акапулько.
— Пойми, — говорил Гонсалес, — нужно соблюдать сверхсекретность. Ты видишь, что происходит — провал за провалом. Где-то идет утечка информации. Скажи, никто аз твоих людей...
— Мои люди, — отрезал Джон Адамс, — верные люди. И ни один из них не знать лишнего. Есть приказ — они выполнять. Никто не знать вся операция. Только я.
— Так, — сказал Гонсалес, — значит, ты хочешь уверить меня в том, что каждый из твоих людей знаком только с той небольшой частью, в которой участвует? Это правильно, разумно. В общем, друг, скажу тебе честно и откровенно: над моей головой собираются тучи. Понимаешь? Тучи.
— Да, я понимать, — сказал Джон Адамс.
Все эти провалы, обыски в кафе, захват колумбийцев с товаром... Шефу это не нравится. Он потребовал у меня наладить работу. А если нет, то... — Гонсалес тяжело вздохнул. Исабель в изумлении прикусила губу: хотя она и раньше не думала о своем новом «шефе» ничего хорошего, но она и представить не могла, что он такой лицемер. Посылая человека на гибель, пусть врага, пусть противного Адамса, ломать перед ним комедию — это было как-то низко, гадко. Меж тем Гонсалес за стеной продолжал: — В общем, он может меня сместить. Так что будь другом, Джон, мы же с тобой пуд соли съели, постарайся на этот раз никому ни слова. Чтобы хотя бы эта операция прошла нормально. Ты меня понял?
— Я понял, — ответил Джон Адамс.
— Ну, с Богом, — на прощание сказал ему проповедник.
Исабель застыла, продолжая в полуодетом виде сидеть у стены. Она немало повидала за свою жизнь, но такого лицемерия и ханжества еще не встречала. «Каков подлец», — думала она. Ей даже стало жаль Джона Адамса, которого Гонсалес сейчас послал на верную гибель.
В этот миг раздался тихий, но настойчивый стук в дверь.
— Я сейчас оденусь, — крикнула Исабель.
Первый делом она вернула на место картину, затем быстро влезла в платье и пошла открывать. Она была уверена, что это проповедник, который хочет обсудить с ней вопросы их дальнейшей совместной деятельности. Каково же было ее изумление, когда на пороге она увидела белобрысого человека в сером костюме. Водянистые рыбьи глаза пронзительно смотрели на нее.
— Исабель, — сказал Адамс, входя. — Я просить тебя ехать со мной. Сейчас же. Завтра будет поздно.
— Но почему? — Исабель совершенно искренне удивилась. Она никак не ожидала такого поворота событий.
— Гонсалесу долго не протянуть, — ответил Джон Адамс и криво усмехнулся. — Доктор-проповедник — скоро конец. Шеф быть недовольным его работой. Информация уходит, кто-то здесь предатель. Я ехать сейчас в Акапулько. Ты едешь со мной — курорт, рестораны, дорогой отель — все у твоих ног.
«Ого, — подумала Исабель. — Этого я и не пыталась очаровывать. У него такой вид, будто он просто не может испытывать никаких чувств».
Однако Джон Адамс также не устоял перед чарами Милашки — Исабель.
— Поедем со мной, — говорил он, и в его белесых глазах внезапно зажглась искра страсти. — Я носить тебя на руках, девушка-ангел.
— Но не могу же я вот так... прямо... — Исабель была так изумлена происходящим, что не знала, что ответить. К тому же она боялась этого человека, ей всегда казалось, что Адамс маньяк, и Сесария также ее об этом предупреждала, но безумие, которое сейчас светилось в его глазах, уже не оставляло в этом никаких сомнений. Если, сейчас Исабель грубо откажет ему, оттолкнет, совершенно неизвестно, что он сделает в следующий момент, например, выстрелит в нее или, наоборот, в себя.
— Нет время думать, рассуждать. Собираться и скорее! Я сказал! — Адамс нащупал рукой в кармане пистолет.
— Да-да, сейчас... конечно... — бормотала Исабель, не двигаясь с места и судорожно размышляя, как ей спастись. — Я только немножко растерялась... Это так неожиданно... Вы должны понять... Сейчас я соберу вещи...
Видя, что Исабель стоит посреди комнаты и не двигается, Адамс шагнул к шкафу.
— Не надо ничего собрать! — тоном, не терпящим возражений, сказал он. — Хватит одно платье. Все остальное я купить. Я купить тебе весь мир!
Он повернулся к шкафу, чтобы вытащить платье, и тут Исабель сделала отчаянный прыжок и оказалась у двери. Реакция Джона Адамса была мгновенной. Он тут же повернулся и в мгновение ока был рядом. Исабель опередила его на доли секунды. Она выскочила в коридор и влетела в комнату Гонсалеса.
— Вилмар! — успела крикнуть она.
В комнату вскочил Джон Адамс.
— Ни с места! — крикнул он. — Одно движение — и я стрелять. Руки вверх!
Гонсалес с обреченным видом поднял кверху руки.
— Слюнтяй! — крикнула ему Исабель. — А еще корчил из себя неизвестно кого.
Джон Адамс схватил Исабель одной рукой, сжимая в другой пистолет, направленный на проповедника, и стал пятиться к двери. Ударом каблука он распахнул ее и продолжал спиной уходить по коридору, таща с собой упиравшуюся Исабель. Еще минута — и он бы вышел на улицу, где его ждали в машине верные ему люди. Но тут случилось то, чего Джон Адамс не мог предвидеть, но что подозревал Вилмар Гонсалес.
За дверью дежурили люди Федерико Саморры.
Они внезапно набросились на Адамса, выбили у него из рук оружие. Исабель, воспользовавшись случаем, освободилась сама. Адамс оказывал отчаянное сопротивление. В какой-то момент ему удалось несколькими мощными ударами расшвырять нападавших по сторонам. Он бросился вниз по лестнице — еще минута, и он будет вне досягаемости ни для Вилмара Гонсалеса, ни для Федерико Саморры. Но этой минуты Джону Адамсу не хватило — один из охранников Саморры уложил его выстрелом в упор.
Исабель вернулась в свою комнату. Больше ни минуты она не собиралась оставаться в этой квартире. А ведь она еще думала, как лучше объяснить Гонсалесу свой уход. Нет, он не заслуживает не только разговора, даже взгляда с ее стороны. Она быстро переоделась в то платье, в котором пришла сюда, взяла сумочку с самыми необходимыми вещами и решительно вышла в коридор.
— Это еще кто там крадется? — раздался знакомый громовой голос.
— Это наша девушка-ангел, — послышался голос Гонсалеса.
Исабель ускорила шаг. В двери, ведущей в кабинет проповедника, показалось знакомое лицо.
Исабель отвернулась, но было уже поздно. Саморра увидел ее.
— Хорошенькая мордашка, не отворачивайся! — игриво сказал шеф, по-видимому не узнав ее. — Тебя напугал наш янки? Ничего, он получил по заслугам. Иди сюда к нам.
Исабель бросилась бежать со всех ног.