Зов Оз-моры

Глава 24. «Машенька»

Проснувшись, Мина почувствовал тепло двух дрожащих человеческих тел, которые плотно прижимались к нему. Он пошевелился. Девушки заёрзали, но не смогли отодвинуться: кто-то запеленал всех троих в тугой кокон.

Мина начал судорожно озираться по сторонам.

Изба? Нет. Боярские палаты? Едва ли. Печи нет вообще. На стенах… нет, не иконы, а что-то другое. Какие-то непонятные рисунки в рамочках…

Рассматривая странные покои, Мина заметил ещё одну девушку, которая неподвижно и безмолвно сидела в уголке. Надетая на голое тело бобровая шубка была распахнута. Свет из окна падал на белоснежную кожу, которая сияла холодно, как зимняя луна. Белокурые с пепельным оттенком волосы казались серебристыми. Стягивал их кружевной золотой обод, украшенный лазоревыми яхонтами — огромными сапфирами, достойными царской короны.

«Незамужняя! На ней ведь пря суркс [1] . И какой дорогой! Золото, самоцветы… Кто она? Княжна? Боярышня? Может, царская дочка? А красивая какая! Но почему она так странно одета?» — думал Мина.

Наконец, девушка лениво поднялась и подошла к Мине. В её руке блеснуло лезвие.

— Хочешь меня зарезать? Зачем? — дрожа от страха, спросил он.

— Зарезать? — засмеялась она и распорола льняную ткань кокона. — Наоборот, освободить.

— Кто ты? Баяр-ава?

— Нет, я не боярыня.

— Баяронь стирь?

— И не боярышня.

— Царень стирь?

— И не царевна…

Она разрезала верёвки на руках и ногах девушек, которые на несколько мгновений сжались калачиками, боясь даже посмотреть на свою освободительницу. Наконец, пришли в себя, молча вскочили и убежали, в чём мать родила.

— Зачем ты завернула нас в кокон? — спросил Мина.

— В тебе оставался крохотный кусочек морозной иглы. Я вытащила его. Потом нужно было тебя отогреть…

Она подошла к окну, отдёрнула занавеску. На деревьях недалеко от дома висели лубяные свёртки размером с человека. Мина попытался их сосчитать. Десять… Двадцать… Тридцать… Сорок…

— Видишь, сколько уркспря [2] висит на деревьях? Больше пяти десятков! Все эти девушки замёрзли от холода, который от тебя исходил.

— Ты убила столько девиц, чтобы спасти одного меня?

— Да.

В это время черноволосая женщина высотой с корабельную сосну, прыгая на одной-единственной ноге, принесла туда ещё два кулька и привязала к ветвям берёзы.

Мина в страхе сжал веки и отпрыгнул от окна.

— Не бойся её, — сказала ему хозяйка покоев, отворила окно и крикнула чудовищу: — Заходи!

Мина зажмурился ещё сильнее. «Девица запросто говорит с богиней леса. Конечно, это оз-ава. Могущественная оз-ава!» — решил он.

— Открой глаза! — властно произнесла «жрица». — Погляди ещё раз в окно. Там уже нет Вирь-авы. Зря ты её испугался. Она помогала мне хоронить замёрзших молодиц. Хоронить по старинке, как делали ваши прапрадеды и прапрабабки.

Она присвистнула, и в покои вошли три прислужницы с подносами. На одном лежала одежда, а на двух остальных двух стояли блюда с яствами, кувшин со шкаень пуре и три чаши.

«Волховка» взяла с подноса панар и штаны, и бросила Мине.

— Вот, надень! — сказала она.

Девушки накрыли стол и покинули покои.

Одевшись, Мина вновь выглянул в окно и только теперь заметил, что листья на берёзах были крохотными, совсем молодыми.

— Сейчас весна? — удивлённо спросил он.

— Ну, да. Я отогревала тебя больше полугода. Всё это время ты лежал в обмороке.

— Зачем ты меня спасла?

«Жрица» не успела ответить. В покои вошла долговязая девица с бледным приятным лицом и иссиня-чёрными волосами, висящими почти до щиколоток. Мина настороженно оглядел гостью. У неё были длинные стройные ноги и большие, тёмные, печальные глаза. Если в девушке и было что-то неестественное, то это непомерного объёма грудь.

— Знакомься, Мина! — сказала хозяйка покоев. — Слышал когда-нибудь:

Вирьга-укшторга тон якат —

Вирень сэрьсэ тееват.

Кода вирьстэ тон лисят —

Тикше марто вейкиньдят?

(По лесу, по клёнам ты ходишь —

Ростом как лес становишься.

Как из лесу выйдешь —

С травой уравниваешься…)

— Приходилось. Это ж о Вирь-аве.

— Так Вирь-ава перед нами и стоит. В лесу она как дерево, в поле как травинка, а в избе как человек.

Светловолосая красавица свистнула и властно сказала вбежавшей в покои прислужнице:

— Принеси авань панар подлиннее!

Та, не мешкая, исполнила приказ. Хозяйка покоев взяла платье и бросила Деве леса.

— Оденься и присаживайся. Будем пить за возвращение Мины в мир живых.

Только сейчас его озарила догадка, и он спросил «жрицу», опасливо беря кубок со шкаень пуре:

— Это ты вытащила меня из Тона ши?

— Нет, ты сам. Это ведь ты вонзил морозную иглу в живот Мастор-ати! Я лишь помогла тебе выбраться в мир живых.

— Затопила царство мёртвых? — Мина затрясся, осознав, кто перед ним сидит.

— Да. А она, — «жрица» кивнула в сторону Вирь-авы. — Она опутала стража и его собак корнями Мирового дерева.

— Так вот кто ты есть… — прошептал Мина.

— Да, для вас я Ведь-азорава, владычица воды… но у меня были и другие имена. Предки русских называли меня Мокошью, а тот народ, что возводил здесь курганы — сильной незапятнанной Ардви. Мне всегда приносили богатые жертвы и посвящали красивые гимны. Вот, например…

Дева воды запела холодным тонким голосом, похожим на журчание лесного ручья:

Яснэмча вахмэмча аойясча заварэча афринами

Арэдвьоу апо анахитайоу ашаоньйоу

Аньхоусча ме аэваньхоу апо

Хамата ава бараити

Хаминэмча зайянэмча

Ха ме апо яождадаити

Ха аршьнам хшудра

Ха хшатринам гарэван

Ха хшатринам паэма…

(В восхвалении и молитве призываю

Силу воды Ардви незапятнанной и праведной!

Каждый приток её воды

Приносит лето и зиму.

Её вода очищает

Семя у героев,

Плод у женщин,

Молоко у женщин…) [3]

— Тебе ничего не напомнил этот гимн, Мина? — поинтересовалась она.

— Это не Оз-мора. Это… — лихорадочно забормотал Мина.

— Конечно, не Оз-мора, — согласилась хозяйка покоев. — Но разве не на этот же мотив вы восхваляете Ведь-аву?

— Да… да…

— Видишь, какой он древний, этот гимн. Как приятно вспомнить, какие жертвы мне раньше приносили! Киевляне и новгородцы бросали жребий, и приводили на молитвенные холмы своих сыновей и дочерей, и проливали их кровь у ног идола Мокоши. А ещё раньше, за много веков до того, змееборец Траэтаона забил сто коней, тысячу быков и десять тысяч баранов на имя незапятнанной Ардви. Он просил у меня удачу в сражении с трёхголовым змеем, и я её даровала. А Керсаспа [4] мечтал победить самого Вайю. Он пожертвовал мне столько же скота…

— Вайю? Я уже слышал это имя. Кто это?

— Бог северного ветра. Ему поклонялись люди курганов. Именно он вместе с Насу, демоницей трупной скверны, напал на тебя. Они слились воедино и приняли облик морозной мухи. Насу решила осквернить тебя дурной болезнью, а Вайю — заморозить твоё тело.

— За что они хотели меня убить?

— Так они тебя и убили. За что, спрашиваешь? Чтобы угодить Вайю, тебе надо было пропеть мантру на вершине кургана. Польстить ему, назвать его самым могущественным из всех богов. Но ведь ты не знаешь ту мантру. Ты пропел совсем другой гимн.

— Оз-мору…

— Но разве Вайю понимает слова Оз-моры? Разве Учват не говорил тебе, что её нельзя петь на холме? Однако ты не только ослушался оз-атю, но и ударил муху булавой. Зачем? Победить Вайю ты бы не смог. Ты же не Керсаспа, хотя и ему потребовалась моя помощь. Ах, какой красивой была та битва! Вайю вырывал с корнями деревья, откалывал каменные глыбы от скал. Вайю поднял такие клубы пыли, что не стало видно солнца, но я наслала мощный ливень, и пыль осела. Тогда-то Керсаспа и одолел бога северного ветра. Как же я тогда радовалась! Вайю — мой давний лютый враг, ведь его стараниями замерзает вода.

— Ты меня спасла, чтобы насолить Вайю? — догадался Мина.

— Совсем нет. Я не настолько мелочна.

«Зачем же я ей нужен?» — растерянно подумал он, но спросить об этом богиню поостерёгся.

— Когда ты появилась на свет? — полюбопытствовал он.

— Я всегда была, есть и буду. Я — туман из ничтожных невидимых частиц, разлитый в пространстве-времени. И Вирь-ава, кстати, тоже.

— Вы совсем не похожи на туман… — недоверчиво сказал Мина.

— Не пытайся это понять, Мина! Мы ничего не сможем тебе объяснить. Правда ведь? — Дева воды повернулась к Вирь-аве, которая молча потягивала шкаень пуре.

— Да, — кивнула Дева леса. — Только сейчас не время об этом говорить. У нас свадьба намечается.

— Свадьба? — удивился Мина.

— Да, наша с тобой, — ответила ему Ведь-ава. — Вирь-ава будет на ней урьвалине[5], вот и волнуется.

Мина скривил рот. «О какой свадьбе может идти речь? Что Ведь-аве от меня нужно? Забавляется? Развлекается?»

— Ты… пошутила? — выдавил из себя он.

— Нет, Мина! Неужели ты вправду думаешь, что я способна убить четыре дюжины девиц лишь для того, чтобы посмеяться над тобой? Я не настолько жестока. Я вправду пойду с тобой под венец. Под именем Мариам. Поэтому зови меня Машенькой [6] . Или Марё, если по-эрзянски.

— Но… зачем? — недоумённо затряс головой Мина. — Разве ты сможешь от меня зачать? Ты же не человек. Ты демоница, которую архангел Михаил сделал богиней… ударом меча…

— Кто тебе сказал эту чушь? — с неподдельным удивлением поинтересовалась Дева воды.

— Отец Афанасий.

— Мина, не слушай его! Я никогда не была демоницей, а архангела Михаила видела лишь на иконах. У меня такое же тело, как у твоих односельчанок. Более красивое и совершенное, но такое же. Я вполне могу родить сына, и рожу его. Знал бы ты, сколько лет я искала подходящего отца! И вот нашла тебя.

— С чего ты решила, что я подхожу?

— И это мне говорит смертный, который победил владыку загробного мира? Смертный, который вырвался из царства мёртвых? Ты именно тот, кто мне нужен!

Услышав эти слова, Мина на мгновение осмелел и попытался её обнять. Однако Ведь-ава выскользнула из его рук и отпрыгнула.

— Нет, сначала будет венчание и только потом брачное ложе. Всё сделаем, как подобает истинным христианам.

— Ты христианка? — Мина чуть не выронил чашу со шкаешь пуре.

— Нет, но перед венчанием обязательно крещусь, — с лёгкой ухмылкой ответила Машенька и выбежала из покоев, оставив ошеломлённого Мину наедине с Вирь-авой.

Мина напряжённо смотрел на богиню леса, опасаясь заговорить с ней. Так прошла минута, две, три… Наконец, Вирь-ава подняла кубок.

— Не бойся, мы тебя не разыгрываем. Ваша свадьба вправду состоится, и у вас родится сын. Ведь-ава тоже волнуется, хоть и не подаёт виду. Она ещё долго будет наряжаться. Чего нам с тобой её ждать? Выпьем за ваше семейное счастье!

Мина тоже взял чашу со шкаень пуре.

— Может, ты и говоришь правду… но мне трудно в это поверить.

— Трудно — не трудно, а придётся. У тебя нет выхода. Подчинись Ведь-аве. Вода сильнее огня, камня и смерти. А тебя она сильнее и подавно, победитель Мастор-ати! К тому же, она тебя спасла и выходила…

Раздался звон бубенчиков, и в покои вернулась Дева воды. Она заплела косу и богато оделась. Вырез на её парчовом панаре скреплял золотой сюльгам. Шею украшало ожерелье с лазоревыми яхонтами, а голову — усыпанное жемчугом и самоцветами панго, похожее на архиерейскую митру. На ноги были надеты сафьяновые сапожки.

— Ну, и нарядилась! — невольно вырвалось у Мины.

— Мы же в Вельдеманово едем. Там эрзяне живут, разве нет?

— В селе тебя за свою не примут. Руки нежные, пухловатые. Кожа белая, гладкая. Ну, какая из тебя крестьянка? Сразу же видно: ни дня в поле не работала. На слобожанку ты тоже непохожа. Разве что на дочку купца. Только наряд на тебе такой, что не на всякой баяр-аве увидишь.

— Да, надо одеться победнее, — согласилась Дева воды и вновь выбежала из покоев.

Вернулась она в берестяном обруче на голове, лаптях и бронзовом сюльгаме.

— Лапти — это слишком! — рассмеялся Мина. — Да и такое очелье тоже. Для купеческой дочки убого. Надень обычные сапожки и панго с бисером…

Ведь-ава переоделась ещё раз, и все трое вышли из её хором, которые снаружи казались обычной крестьянской избой. «Как здесь умещаются такие огромные покои?» — удивился Мина.

Неподалёку от дома стояла подвода, в которую уже был впряжён конь.

— Специально подбирала, — похвалилась Ведь-ава. — В Вельдеманове никто и не подумает, что жеребец у тебя новый.

— Может быть… — ответил Мина. — Но я-то вижу, что грива у него чуть светлее, глаза больше, да и ржёт он иначе.

— Кто будет приглядываться и прислушиваться? — отмахнулась Дева воды.

Вскоре две прислужницы вынесли из избы эрямань парь[7], выдолбленный из ствола старой липы и украшенный замысловатой резьбой, и поставили его в телегу. Мина не удержался, открыл сундук. Там лежали бобровая шубка и богатый наряд, который Ведь-ава надела поначалу.

— Всё-таки хочешь его носить? — поинтересовался он.

— Я ведь женщина, — ответила Дева воды. — Хочу быть нарядной. Хотя бы дома поношу…

Вирь-ава запрыгнула на повозку первой, схватила поводья и крикнула:

— Сюда, молодые!

Как только подвода тронулась, изба исчезла. На её месте поднялись осины и орешник.

-

[1]Пря суркс (мокш., эрз.) — очелье. Дословно «головное кольцо».

[2]Уркспря (мокш., эрз.) — «воздушная могила» древних волжских финнов. От слов уркодомс (оплакивать) и пря (верхушка дерева).

[3] Отрывок из авестийской (древнеиранской) Молитвы воде Ардви.

[4]Траэтаона, Керсаспа — герои из Авесты (древнеиранской священной книги).

[5]Урьвалине (эрз.) — подружка невесты на свадьбе.

[6] Крещёная мордва иногда так её называла. Записана молитва со словами: «Ведь-ава Мария».

[7]Эрямонь парь (эрз.), эрямань парь (мокш.) — «житейская кадка». Цилиндрический сундук, выдолбленный из ствола липы.