Зов Оз-моры

Глава 48. Последняя битва Быкова

Ночью тяжёлые капли дождя выбили ямки в упругой и влажной, пронизанной корнями пырея земле. Во время прежнего налёта, меньше недели назад, татары пробили брешь в Козловском вале: выкорчевали надолбы и срыли насыпь, пытаясь засыпать ров. Русские их прогнали, но восстановить повреждённый участок успели лишь отчасти.

На скользкую, не обсохшую за утро насыпь поднялись, испачкав бурой грязью сафьяновые сапоги, два пожилых командира в новых бехтерцах. У одного на седой голове был украшенный позолотой шишак, у другого — начищенная до блеска ерихонка, помятая сабельными ударами.

— Понимаешь, Борисыч, зачем я тебя позвал? — прошамкал первый. — Татары вновь сюда идут. Теперь их ещё больше. На этот раз вал их не сдержит, ведь надолбы мы врыть не успели. Бой будет трудным.

— Это и барану ясно, Василич, — усмехнулся второй. — Как думаешь, почему я доспехи надел?

— Я, конечно, лишил тебя головства, — виновато сказал Биркин. — Но ведь не по своей воле, а по царёвой дури. Прошу тебя по-дружески: пособи Петрушке Красникову! Он, боюсь, не справится с обороной Бельского городка. Ну, какой из него голова! О своих поместьях он думает, а не о Козлове-городе. Не уважают его стрельцы, а служилые по отечеству и подавно. Послушают они одного тебя!

— Стрельцы… — хмыкнул Быков. — Им бы торговать, мошну набивать. Токмо собственным примером их и можно на бой вдохновить. Но я-то им больше не начальник.

— Ужели не поможешь? — заволновался козловский воевода. — Признаю́т они тебя. По-прежнему признаю́т.

— Добро, Василич, — кивнул Путила Борисович. — На тебя зла не держу, а Козлов мне уже родным стал. Он падёт, ежели Бельский городок не задержит татар до прихода подкрепления… а Роман Фёдорович, похоже, не торопится его посылать. Вот подлец! Нарочно время тянет. Хочет, чтоб весь удар на нас пришёлся, а у него потерь не было.

— Так и мы в том году не рвались ему помогать. Вспомни, когда ты подошёл к стенам Тонбова. Там уже вовсю осада шла.

— Не выгораживай его, Василич! — рыкнул Быков. — Не он ли запретил рубить дубы на Челновой? Теперь острожки чиним сосновыми брёвнами. Сосна знатно горит, татарам подарок! И «чеснока» у него аж десять ящиков, но хоть бы одним поделился. А ты ведь просил…

— Просил, Борисыч, ещё как просил, — вздохнул козловский воевода. — Не дал! Но это ж не казённый «чеснок», а его собственный, за личное серебро выкованный. И, ежели по чести сказать, мало бы он тут помог. Степь вон какая огромная, бескрайняя. Сколько ж «чеснока» нужно, чтоб её засеять! Вся надежда на пушки да на пищали. И ещё на умных начальников вроде тебя.

— Можешь на меня положиться. Сколько мы с тобой вёдер мёда и хлебного вина выпили! Ужели не выручу? Красникову помогу советом, да и сам биться буду. Кстати, что говорят сторожевые казаки? Когда татары подойдут? — спросил Быков.

— После полудня.

Путила Борисович прошёлся по глинистой земле вала — невысокого, раза в полтора выше среднего человеческого роста.

— Глянь на небо! — сказал ему Биркин. — У края его облака кучкуются. Жирные облака, мрачные. Под ливнем биться будем.

— Под ливнем так под ливнем, — безразлично ответил Быков и обежал глазами степь.

Она словно поросла пышной зеленовато-белой шерстью: ковыль ещё не палили. Над ним низко и извилисто летали стрижи, ловя комаров и мошкару. Кузнечики в траве не пели, а лишь поскрипывали — тихо, отрывисто и жалобно. Конь Путилы Борисовича топтался, будучи привязанным возле сторожевой башни. Неподалёку отдыхали боевые холопы.

«Чем их потом занять? — спросил сам себя Быков. — Больше битв у них не будет, а они умеют только воевать…» И правда, его сын Артемий служил в Москве, при дворе, и ему рабы-рыцари не были нужны. Самого же Путилу Борисовича ждало возвращение к поместьям под Данковом и пустое размеренное существование. Оно больше смерти страшило бывшего стрелецкого голову, ведь вся его сознательная жизнь прошла в седле и в боях.

«Что мне теперь делать с Тимошкой и Егоркой? Велеть им прислуживать в усадьбе? Первостатейным воинам? Смешно! Или продать их? Не смогу: я уже привык к ним, сроднился с ними…» — с грустью думал Путила Борисович.

Вскоре налетела мошка, которая без меры расплодилась в чёрной проточной воде рва. Пытаясь отогнать насекомых, старые командиры беспорядочно махали руками. Однако крохотные кровососы легко находили щёлочки в железных доспехах и вгрызались в кожу.

— До ночи мошкара не успокоится, — вздохнул воевода. — Такая подмога татарве! Бойцов наших эти твари донимать будут, жечь укусами.

— Супостаты от гнуса не меньше страдают, — равнодушно сказал бывший стрелецкий голова. — Мошка ведь не разбирает, кого кусать.

— Ну, и зачем её кормить? Пошли скорей в острожек: скоро дождик начнётся. Отдохнём, по чарке пропустим. Потом я в Козлов поеду, буду помогать Михалке[1] оборону держать, если татары и туда придут. Ты же здесь оставайся, Красникову пособляй…

Они спустились с вала и быстрым шагом пошли в Бельский городок, окружённый дубовым частоколом, как и все острожки Белгородской засечной черты. Воевода и Быков расположились под крышей одной из башен, на продуваемой ветром площадке. К ним сразу же подбежал стрелецкий голова Пётр Красников.

— Пусть твои ребята скачут к ближним земляным городкам и башням, — сказал ему Биркин. — Пусть собирают всех стрельцов сюда: на вале им делать нечего. Мимо Бельского городка татары едва ли проскачут. Так и так взять его постараются, прежде чем идти на Козлов. Гонцов посылай поскорей: чем больше здесь будет людей, тем лучше.

— Давно уже послал. Не лаптем щи хлебаем, — ответил Пётр Иванович. — Стрельцы и затинщики готовы встретить татар. Крепостные пищали проверены. Пушки тоже. Обе.

— Забудь о пушках, Петруша! — цыкнул на него воевода. — Они-то есть, да пушкарей нет. Все в прошлый раз перебиты были.

— Как же? — удивился Красников. — Два пушкаря имеются.

— Забудь о них, Петруша! — повторил Биркин. — Они вчера ещё крестьянами были. Им учиться да учиться. Без пушек справитесь.

Он махнул юному служилому. Тот спустился в погреб, принёс хлебное вино, квас и закуску.

Биркин и Быков расположились за столом. Красников с ними не остался: он хотел ещё раз обойти острожек, проверить его готовность к бою со степняками, поговорить со стрельцами и затинщиками.

— Борисыч, почему ты так легко согласился? — полюбопытствовал Биркин. — Я-то думал, ты покочевряжишься. Скажешь, что устал от войны и хочешь отдохнуть. Что тебя ждёт поместье с сочными девицами, вишней и ранними яблоками.

— Я ж не сочная девица, чтоб ломаться, — усмехнулся Быков. — Привык к седлу, не мыслю себя без него и не хочу умирать как старик.

Беседу командиров с любопытством слушали две птички. Они вылетели из Тамбова, когда оттуда вышло стрелецкое подкрепление во главе с Саввой Бестужевым, и Денис в том числе. Как только он вернулся из Новгорода, его отправили на защиту острожка. Он даже не успел отчитаться перед Боборыкиным о своей поездке.

Ведь-ава любила кровавые зрелища, а потому с радостью полетела к Бельскому городку и увлекла за собой новую подругу, которую отчасти уподобила богам. Поймав по рыбке в ручье Бель-колодезь, притоке Польного Воронежа, оба зимородка поднялись ввысь и сели на крышу самой высокой башни острожка — как раз той, где Биркин и Быков расположились на короткий отдых.

Отсюда был хорошо виден утыканный кольями Козловский вал. Он напомнил Ведь-аве шипастую гусеницу, которую не едят никакие птицы, кроме кукушек.

Опрокинув чарку на дорожку, Биркин ускакал в Козлов. Вовремя успел: вскоре начался дождик. Птички перебрались под крышу и стали наблюдать за Быковым. Он неподвижно сидел, смотря в одну точку. Видимо, задумался о чём-то навевающем грусть. Из забытья его вывел Красников, который успел обойти острожек и теперь поднялся на смотровую башню.

— Бывалых стрельцов и затинщиков везде расставил, — сказал стрелецкий голова. — Однако на смену им имеются лишь новички, толком не обученные. Не токмо пушкарей нет, но и стрельцов мало, и служилых по отечеству. Всё хуже и хуже делается с тех пор, как царь на сторону Боборыкина встал. К нему люди едут, в Козлов стороной обходят.

— Это ты зря! — возразил Быков. — В Тонбове тоже бойцов недостаёт. Роман Фёдорович всё время жалуется.

— Ну, и как границу оборонять, ежели нет людей? — с горечью выпалил Красников. — Шацкий воевода полсотни служилых сюда послал, дворян да детей боярских. Но где они? По дороге пропали: степняков страшатся, погибать не хотят. Биркин в Москву перечень нетчиков послал. Царь велел их наказать без пощады, кнутом бить. Но попробуй найди их! Одного, правда, отыскали. В его же поместье. Он в землянке прятался. Блеял козлом, полоумным притворялся.

— Такое и раньше было, Петруша, — вздохнул Путила Борисович. — Справимся как-нибудь…

Зимородки слушали их и безмятежно щебетали. Дождик кончился, небо прояснилось, ветер стих. Почему б не пощебетать? Варвара чувствовала себя уже наполовину богиней, и её мало беспокоила участь смертных людей — как готовящихся к обороне острожка, так и идущих сюда из Тонбова. По-настоящему заботила её лишь судьба Дениса.

Скоро возле горизонта на ковыль легла тень, но уже не от облаков. Половодье татарских конников разливалось по степи.

В сторону Бельского городка с юга двигалось тёмное пятно. Защитники острожка заперли ворота. Стрельцы встали возле бойниц, а лучники — на смотровые площадки башен. Все стали с тревогой наблюдать за врагом, который был всё ближе и ближе.

Зная, что возле стен острожка «чеснока», степняки не стали спешиваться. Они встали в двухстах шагах от дубового тына и пустили на Бельский городок вьюгу стрел, которые перелетали через частокол и находили в недрах городка своих жертв.

Острожек огрызался, как умел. Прогремел залп из ручниц, но ружейные пули не достали татар, и стрельцы схватились за саадаки. Однако и теперь они не сумели нанести весомый ущерб врагу. Это же были не степные лучники, которые с детства учатся натягивать неподатливые тетивы и метко стрелять на скаку.

Тут прозвучала команда «Заряжай!», потом «Пали!» — и из тяжёлых крепостных пищалей полетели огромные свинцовые пули. Четыре татарских коня замертво рухнули на траву. Ещё пять жеребцов, испуганных громом залпа, встали на дыбы, скинули всадников и заметались по лугу.

Степняки бросились врассыпную, но быстро собрались на безопасном отдалении, выстроились в цепочки, вернулись к стенам острожка и замкнулись в крутящиеся хороводы. Они двигались в мёртвом для затинных пищалей пространстве. Одни прицельно били из луков по бойницам, другие же посылали стрелы поверх частокола.

В ответ по татарам теперь уже палили не затинщики, а стрельцы. Время от времени свинец настигал кого-нибудь из конников, но те сразу же вновь смыкали кольца и продолжали смертоносную круговерть.

К заходу солнца Бельский городок потерял вдвое больше людей, чем татары, но выстоял. Когда же его обволокла темнота, степняки отошли от стен городка и разбили лагерь, а защитники разбрелись по избам.

Наутро к острожку прискакали лучники с горящими стрелами. Они били по частоколу и поверх него, стараясь поджечь городок. Дубовые брёвна, отсыревшие после вчерашнего дождя и покрытые утренней росой, упорно не хотели загораться… но тут татарам словно бы помог Аллах.

С восточной стороны по степи вновь начало разливаться тёмное пятно.

— Наконец-то! — с надеждой и ликованием воскликнул Красников. — Подмога из Тонбова! Надо проредить татар к её приходу.

Забыв о предупреждении Биркина, он проорал:

— Пушки к бою!

Вскоре оглушительный грохот разнёсся из правой башни острожка. К месту взрыва тут же помчались Красников и Быков. По пути они увидели юношу, лежащего в луже крови, и двух склонившихся над ним стрельцов. Правая рука у него была оторвана выше локтя.

— Он ещё жив! — вскрикнул Красников. — Лекаря скорей!

— Послали уже за лекарем. Ещё трое наших за водой побежали, — сказал один из стрельцов и продолжил перетягивать парню культю, чтобы остановить кровь.

— Как же такое могло случиться? — покачал головой Быков. — Почему разорвало пушку?

— Потап забил чересчур много пороху[2], — ответил стрелец.

Усиливался запах гари. Всё громче становился треск горящих брёвен. Сизый дым валил из входа в нижний бой башни, и внутрь уже было не войти.

— Где же ребята с водой? — нервно спросил Красников.

— Может, уже в Раю. Колодец ведь простреливается.

Вскоре вся башня запылала как огромный костёр, и огонь пополз по Бельскому городку. Варвара начала молить Ведь-аву:

— Пошли дождь. Люди же сгорят.

— Пошлю, но я не властна над ветром, — ответила Дева воды. — Он сейчас слаб, и пройдёт немало времени, прежде чем сюда прилетит туча.

По Бельскому городку беспорядочно заметались ополченцы. Из бойниц никто уже не стрелял по татарам, и те подошли ближе к стене острожка. Их стрелы пронизывали дым и искали в нём задыхающихся жертв.

— Тонбовцы скоро здесь будут, но мы не успеем их дождаться. Сгорим. Надо выходить из острожка, — сказал Быков Красникову. — Возьму с собой половину дворян и сынов боярских — тех, у кого броня покрепче. Пойду с ними к западным воротам, где собрались татары. Ты же веди всех остальных к восточной проездной башне. Отвлеку ярость врага на себя, и вы сможете выйти.

— Вас же всех перебьют, — потрясённо прошептал стрелецкий голова.

— Лучше погибнуть в бою, чем сгореть заживо. Мы не выживем, зато у вас появится надежда. Прощай, Пётр Иванович!

— Прощай, Путила Борисович!

Вдали уже показались стяги идущего из Тамбова подкрепления, и татары повернулись спиной к беззащитному, тонущему в дыму острожку. Именно в это время открылись его западные ворота, и оттуда вырвались поместные конники.

Степняки развернулись, услышав боевой клич и топот жеребцов, и выстрелили, однако убить смогли немногих: стрелы отскакивали от щитов и от железа доспехов, вязли в толстой пакле тегиляев.

Татары ещё раз натянули тетивы. Теперь они выстрелили в русских всадников почти в упор, и броня уже не смогла их защитить. Почти треть их попадала с коней, но те, кто уцелели, бросились на степняков. Забурлила рукопашная схватка.

Поместные конники были искусными и опытными воинами, но их было вдесятеро меньше, чем татар. Почти все они погибли к тому моменту, когда до места сечи добрались Красников и Бестужев.

Только теперь туча доплыла до Бельского городка, и на него обрушился ливень. Пожар стал угасать.

— Защити Дениса, — попросила Варвара Деву воды. — Не дай ему погибнуть.

— Могла бы и не просить. Спасу, ежели ему будет грозить смерть, — пообещала Ведь-ава.

— И Быкова тоже.

— Зачем? — удивилась Ведь-ава. — Почему ты беспокоишься о нём?

— Два года назад он избавил меня от позора… Если б не он, меня бы изнасиловали стрельцы. Всем отрядом. Едва ли я смогла бы выжить.

— Ну, спас он тебя… А что потом?

Варвара стыдливо промолчала.

— Знаю, что было потом, — сказала Дева воды. — Его люди чуть не убили твоего мужа… но не поэтому я не стану спасать Путилу Борисовича. Он лишился головства, не хочет умирать по-стариковски и теперь ищет гибели. Пусть умрёт, коли того хочет.

-

[1] Биркин имел в виду своего зятя Михаила Спешнева, сменившего его на посту воеводы.

[2] Такой несчастный случай действительно произошёл, но только в Яблонове. Он побудил воеводу Романа Боборыкина срочно выписать из Москвы специалистов для обучения пушкарей.