Зов Оз-моры

Глава 50. Храм на крови (эпилог)

Варвара ловко спешилась возле дома Офтая. На ней была дорожная одежда — короткий холщовый панар, скреплённый золотым сюльгамом, шушпан из отделанной красной шерстью поскони, маленькая панга в виде чепца и штаны-понкст.

По русской крепости она, конечно, никогда так не ходила, предпочитая голубой с серебристой вышивкой сарафан либо распашной бирюзовый летник, мягкие жёлтые сапожки из хоза и убрус, сороку или кокошник, отделанный речным жемчугом. А вот в поместье она всегда одевалась по-мокшански, старалась держаться скромно и не возносилась над крестьянами, избегала без надобности навязывать им свою волю, обычно говоря: «Это как пуромкс решит…» Так жить было спокойнее и безопаснее, ведь поместьем управляла именно она: Денису было не до того, он жил на службе, старался стать своим в служилом «городе»[1] и покидал крепость, лишь отправляясь в поход.

Вот и сейчас он ускакал в погоню за татарским отрядом, а жену отправил в Вирь-атю. За её жизнь он не боялся — знал, что при необходимости Варвара сможет, обернувшись зимородком, упорхнуть и от лихих людей, и от хищных зверей. Двухмесячный плод, конечно, потеряет, но это дело наживное.

Варвара помнила, как бывшие односельчане сожгли её избу. Они, конечно, поставили новый дом, намного просторнее и выше прежнего. И она их простила, однако не забыла того пожара, потому и была почтительной с ними.

Прискакав в деревню и немного отдохнув в господском доме, Варвара направилась к избе деревенского старосты. Там её ждали девушки с хлебом-солью.

— Азорава [2] наша прибыла! — подобострастно закричали они. — Кормилица наша! Толганя!

Варвара благосклонно улыбнулась бывшим односельчанкам и отломила кусочек каравая. Пока она жевала хлеб, народу у входа в дом прибавилось. Некоторые крестьяне даже пришли с детьми.

— У нас всё ещё нет оз-авы… — прощебетала маленькая девочка. — Спой Оз-мору на керемети! Ты же так красиво поёшь.

Варвара изумлённо посмотрела на неё. «Наверняка папа с мамой научили, — решила она. — Взрослые постеснялись придти к помещице с такой просьбой, вот и надоумили дочку».

— Потом спою. Обязательно спою, — пообещала она не только девочке, но и всем собравшимся. — Но сейчас никак не могу, иначе моего супруга лишат поместного оклада. Ведь я прибыла по случаю царёва приказа. Мне велено проверить, как вы возводите храм в честь Пресвятой Богородицы.

— Уже ставим, — доложил, выйдя из избы, Офтай. — У мельничного омута. Как ты и хотела.

— Я? — удивилась Варвара.

— Ты же сказала «ставьте, где пуромкс решит». Вот мы и обсудили, и выбрали место.

— Идите туда! — распорядилась новоявленная помещица.

Варвара вскочила на коня и поскакала к мельнице, скрип колеса которой слышался издали. Он был настолько громким, что почти заглушал звуки летнего луга: чириканье жаворонков, дневное поскрипывание кузнечиков, тревожные вскрики чибисов…

Подъезжая к омуту, она увидела выходящего из воды высокого старика, тощего и сутуловатого, с мертвенно бледной кожей. В его белых волосах запуталась ряска, и они казались зеленоватыми.

Он немного обсушился под солнцем, натянул на голое тело подризник, надел тёмно-лиловую скуфью, такого же цвета кафтан-однорядку и серебряный пяденный крест.

— Поп! — ахнула Варвара.

Она подождала, пока её догонят пешие крестьяне, и спросила у Офтая, как жителям Вирь-ати удалось заманить в деревню священника.

— Сам явился, — ответил инь-атя. — Узнал, что мы собрались церковь строить, вот и пришёл.

— Странно! — хмыкнула Варвара. — Очень странно! Иные приходы годами ждут, когда епархия пришлёт попов, или переманивают их из других сёл, или выбирают среди мирян[3]… А этот сам объявился!

— Сжалились над нами боги, — ответил Офтай. — Пожалели нас. Оно и правда, как же нам без попа-то прожить? Он и место под церковь освещал, и служить там будет, и на керемети петь… пока оз-аву не найдём.

— На керемети петь? — удивилась Варвара. — А где ж Нуянза?

Офтай указал на участок, где будет строиться церковь.

— Там же и она!

— Кто из них Оз-мору будет петь?

— Он. Ты же никому не скажешь, Толганя?

Священник взял огниво и начал разжигать костёр. В его движениях проглядывало что-то неестественное, он словно не был живым.

— Мы сюда вовремя пришли, — сказал Офтай. — Сейчас он будет освящать место под церковь.

Варвара подошла поближе к попу и взглянула на его лицо. Оно было таким же бледным, как и тело. Под глазами темнели огромные круги. Лиловатые, почти бескровные губы дрожали, а из прогалины раздвоенной бороды выпирал кадычище.

Черты лица святого отца показались Варваре знакомыми. «Где ж я его видела?» — попыталась вспомнить она.

Священник положил уголёк в кадило, и оттуда разнёсся приятный запах… но вовсе не ладана.

Необъяснимый страх охватил Варвару. Она оглянулась назад, однако не увидела там ничего пугающего. Бывшие её односельчане спокойно шли по луговой дороге к мельничному омуту, вот и всё.

Она ещё раз принюхалась к идущему из кадила дыму. «Ну, конечно же! — с облегчением вспомнила она. — Так пахнут водяные лилии. Не на поверхности ли золотого сюльгама я видела этого святого отца? Да-да, именно там!»

— Как зовут попа? — спросила она Офтая.

— Отец Афанасий, азорава наша, — ответил тот.

Варвара приложилась губами к костлявой руке священника, ледяной после купания в омуте.

— Спой, Толганя! — закричали в один голос жители Вирь-ати. — Спой вместе со святым отцом. Никто об этом не узнает. Все будут молчать как рыбы. Кто проболтается, того Ведь-ава покарает.

— Поп будет петь озксы? — усмехнулась Варвара.

— Будет. И ты, азорава Толганя, вместе с ним. Спой, а то боги нас забудут, без урожая оставят. Нас без еды, а тебя без оброка.

Угрожающе жужжа, крестьяне обступили помещицу.

— Спой, азорава наша! Спой, Толганя!

— А где ж Нуянза? — спросила она.

— Да вот же! — ответил Офтай, указал на одну из дубовых колод, на которые предстояло положить нижний венец храма.

Варвара недоумённо посмотрела на инь-атю.

Хищно усмехнувшись, Офтай отодвинул колоду ногой. Под ней была выкопана ямка, в которой виднелась женская голова.

— Да вот же она! — повторил вслед за инь-атей отец Афанасий и запел:

Кие керось васенце каль,

Кие лазось васенце шяв,

Ся максось вал ломанень вайме,

Ся озафтось ломанень пря [4].

Варвара потрясённо молчала.

— Мы принесли Нуянзу в жертву Пресвятой Богородице, — пояснил Офтай. — Так пуромкс решил. И деве Марии хорошо, и тебе приятно.

— Мне? Приятно? — изумлённо подняла брови Варвара.

— Как же? Нам всё ведомо, — ответил отец Афанасий. — Нуянза ведь тебя била. У тебя был выкидыш из-за неё. Мы отплатили ей сторицей за твои мучения. Надели на неё одеяния невесты и четвертовали. Затем положили по куску в основание храма[5]. Под каждый угол будущего сруба. Так боги велели, и так пуромкс решил. Все высказались «за». Никто не воздержался.

Варвара подошла к мельничному омуту и отпрянула: вместо своего отражения она там увидела смеющееся лицо богини воды.

— Пусть будут прочными все четыре угла храма! — торжественно произнёс отец Афанасий. — Повторяй за мной, азорава Толганя!

Ведень кан,

Ведень оцю,

Ведь-ава Мария,

ваномысть [6] …

Варвара вторила ему тихо, вполголоса. Закончив молитву, отец Афанасий пробасил:

— Теперь восхвалим всех богов! Споём Оз-мору! Неужели откажешься вознести хвалу богам вместе с нами, азорава Толганя? Неужели не станешь петь в полную мощь своего чудесного голоса?

По заливному лугу разнеслись тягучие звуки мокшанских волынок и голоса двух певцов — глубокий бас православного октависта и шуване вайгяль мокшанской оз-авы, тембром напоминающее свежий бортевой мёд…

— Всё-таки настояли на своём! — покачала головой Варвара, когда затихли волынки. — Стройте храм, а я хочу подремать. Устала с дороги.

Она села на коня и поскакала в господский дом.

С Денисом она увиделась лишь через неделю, когда тот вернулся из ближнего похода, освободив вместе с другими сынами боярскими захваченный татарами ясырь.

— Видишь, как они меня любят? — сказала Варвара мужу. — Пуромкс отомстил за меня Нуянзе, решил провести озказне в честь Пресвятой Богородицы. Нуянзу четвертовали. Потом положили по куску под кажный угол храма.

— Толга! — поразился Денис. — Ты позволила им убить человека? Как ты могла?

— Они всё решили без меня.

— Ты должна их наказать.

— С чего это? Инжаня ведь приносила людей в жертву.

— Только не Богородице. Она не требует жертвоприношений. Не той Марии вы храм строите!

— А кому же? — с наигранным недоумением спросила Варвара.

— Той, с кем ты встретилась посреди Словенского моря. У неё ведь много имён, и Мариам — одно из них.

— Я ни в чём не виновата. Так пуромкс решил.

— Но за кровь Нуянзы придётся ответить не пуромксу, а мне.

— Не бойся ничего! Никто не узнает, — запричитала Варвара. — Дева воды этого не допустит, ежели мы не разозлим её. Надо срочно везти в Нижний письмо Никиты!

— Токмо на Никона и осталась надежда, — вздохнул Денис…

Конец первого тома

-

[1]Служилый «город» — корпорация городовых сынов боярских.

[2]Азорава (мокш.) — владычица, госпожа.

[3]Выборы священников мирянами существовали вплоть до реформ Петра Первого.

[4]Кто первое дерево срубил,

Кто первую лучину отщепил,

Человеческую душу (Ей) обещал,

Человеческую голову (в землю) посадил.

[5] Судя по фольклору, такое случалось несколько веков назад в деревнях крещёной мордвы. Части тела жертвы клали в основание мельниц и храмов.

[6]Родоначальница воды,

Старшая над водой,

Ведь-ава Мария,

Храни нас.