Зов Оз-моры

Глава 45. Прекрасное чудище Словенского моря

Весна выдалась сырой: то морось, то ливень… Жаркие и солнечные дни установились лишь перед Троицей[1], и, подождав две недели, Михаил сказал:

— У меня уже деньги кончаются, что Боборыкин дал. Пора нам в Деревскую пятину!

Наутро он доехал до Поместного стола, и дьяк, скрепя сердце, отправил с ним подьячего. Места в кибитке для Варвары не хватило, а ей только того и было надо. Как только повозка отошла от съезжего дома, она поскакала к Нежке.

— Не раздумала к Ящеру плыть? — спросила её та.

— Ты же знаешь о моей беде, — ответила Варвара. — В середине мая опять краски шли. Значит, не понесла я… Так можно и всю жизнь зачатия прождать.

— Иные бабы годами его ждут, — усмехнулась Нежка.

— С первым супругом я тоже два года ждала. Со вторым удалось понести, да выкидыш приключился. Чего-то не то со мной. Отвези к Ящеру.

— Подстатилась ты, Толга! Вовремя заглянула. И погода разломалась, и солнцестояние[2] на носу. Река, опять же, течёт к Словенскому морю[3]. Повель[4] поплывём. Послезавтра с утрия на капище. Ящеру поклоняться будем, коня в жертву приносить. Приходи пораньше, на брыздочек. Курочку с собой возьми в дар князю Волхова. Оденься попроще: вокруг святилища жирницы сплошные. Можешь примарать и сапожки, и подол платья.

Варвара, послушав её советы, даже перестаралась: через день поутру надела мокшанский чепец, лапти и онучи. Натянула авань панар, скрепила вырез золотым сюльгамом, намотала вокруг талии плетёный пояс. Так и пришла в лавку.

— Не видала ещё таких нарядов, — изумилась Нежка. — Платье какое-то повное[5], удивное. И не холодно ли тебе будет в нём, красна девица? В ушкуе-то, посреди Словенского моря? Погода сегошни испортилась, утро вон какое бахмурное. Того гляди дождик припрыснет, а ты в платьице льняном на голое тело.

Она сбегала в недра лавки и притащила оттуда ветхую курточку.

— Вот тебе, Толга, шугай. Цены в нём никакой нет. Он своё отжил. Весь ветчаный, заплатанный. Зато тебе в нём тепло будет. И от дождя, опять же, защитит. Ну, так что, поплыли на капище?

Нежка выскочила из лавки, увлекая за собой Варвару. На берегу Волхова их ждала дощатая ладья с мачтой посередине. К её высоко поднятому носу была прикреплена деревянная голова чудища — того же, что было изображено на сустугах Глеба Завидовича.

Как только Варвара и Нежка взошли на ушкуй, гребцы налегли на вёсла, и он заскользил по поверхности Волхова к его устью.

Варвара любовалась каменными стенами, непохожими на ограждающий Козлов и Тамбов дубовый частокол. Стенами некогда великого и гордого города, три столетия подряд не пускавшего князей на свой порог. Те времена давно прошли, но ещё оставалась память о боярах, больше напоминавших банкиров, о звоне вечевого колокола и о славных ушкуйниках, которые держали в страхе окрестные земли, а однажды разграбили даже Сарай Бату, столицу Орды. Уже полтора века Новгород был под Москвой, но дух старинной вольницы там не угас до сих пор. Он бродил в глубине городской жизни и, как пар из котла, прорывался наружу струями причудливых ересей и сектантских верований…

Пока ладья плыла, небо заволокли облака, жирные и тёмные, как промасленная ветошь. Поднялся ветер.

— Того гляди ливень грынет, — сказала Нежка.

— Как же мой Денясь? — испугалась Варвара. — Он в Деревскую пятину поехал, за Чудинское болото.

— Какая кикимора его туда понесла?

— Вмистях с дворовым большого боярина и с новгородским подьячим он поехал. Тонбовский воевода им поручил три деревни найти в его вотчине.

— Какой ещё воевода? — с недоумением спросила Нежка.

— Ты не знаешь того города. Ему меньше года от роду.

— Надолго они завязнут возле Чудинского болота! — тяжело вздохнула Нежка. — Особливо ежели дождь польёт вожжой. Но что ж поделать? Мы им уже ничем не поможем.

Ладья проплыла мимо острова, где над верхушками прибрежных плакучих ив вздымался золочёный крест. Варвара присмотрелась к нему, и разглядела за ветвями маленькую белую церковь.

— Скит тут был христианский, — сказала ей Нежка. — Его свеи сожгли, а церковь осталась, ведь это место пасут боги. Давным-давно там было святилище. О нём никто и не помнит. Один Глеб Завидович.

— О каких богах ты баешь? Не о Тройце ведь Святой?

— Мы и не помним тех богов. Никого, кроме Ящера, Мокоши да рожаниц. А ты ведь тоже в каких-то богов веруешь, окромя Троицы? — полюбопытствовала Нежка.

— В Вярде Шкая, в Атям-шкая, в Ведь-аву, в Вирь-аву, в Норов-аву, в Мекше-аву… У нас много богов, и мы никого из них не забыли, — немного заносчиво ответила Варвара.

— Почему же ты плывёшь поклониться нашему богу? Неужто и в него тоже веруешь?

Варвара ненадолго задумалась, а потом уверенно произнесла:

— В Ящера? Да, верую.

Скоро ушкуй причалил к бревенчатому мостку, установленному на пологом берегу Волхова. Четверо гребцов соскочили с ладьи и привязали её к вбитым возле уреза воды кольям. Варвара и Нежка спрыгнули на брёвна и прошли на траву прибрежного луга, земля под которой была так напоена водой, что играла под ногами.

Варвара на миг остановилась и огляделась. Неподалёку покачивались в воде ещё четыре ладьи, тоже привязанные.

— Прорва людей приплыла, — шепнула она Нежке.

— День такой сегошни. Солнцестояние ж.

Они двинулись в сторону густого хвойного подлеска, за которым виднелись верхушки сосен. Нежка указала на них.

— Вон там капище. Стёжку видишь?

Лесная тропинка привела их к большой поляне, посреди которой стоял двуликий дубовый идол, почерневший от времени. С одной стороны его головы была вырезана морда мерзкого чудища, а с другой — лицо прекрасной женщины. Вокруг истукана горели костры, а на краю святилища топтался привязанный к дереву конь, в гриву которого были вплетены разноцветные ленты.

Нежка подвела к кумиру Варвару, и собравшиеся на поляне люди тихо запели:

Сиди-сиди, Ящер,

В подводных хоромах,

На золотом троне,

Грызи-грызи, Ящер,

Алатырь калёный,

Невестой дарёный.

Женись-женись, Ящер,

На девице красной.

Она в шелка одета,

В сапожки обута.

На челе у неё жемчуг

Как её зовут? И откуда привезут?

«Я его невеста? Они что, в жертву меня собрались приносить? Вместе с конём? Так получается?» — поняла Варвара, но не убежала с капища, а стала петь вместе со всеми.

Пошёл дождь. Люди пели, не обращая внимания на него, а когда закончили, повели коня и Варвару к ушкую.

Она сняла панго, расплела косы, взошла на судно и только в этот момент засомневалась: «Что же я делаю? Зачем согласилась плыть к чудищу? Куда тороплюсь? Может, прав был Денис, когда сказал мне «какие твои годы»? Может, я и вправду ещё сто раз зачну без помощи чудища?» Она захотела сойти с судна, но было уже поздно: новгородцы толкнули его, и оно медленно поплыло по течению к Ильмень-озеру.

«Как же я уплыву назад? — задумалась Варвара. — Парусом я управлять не умею, а вёсел в ладье нет. Не положили, решили отдать меня на съедение…»

Свинцово-серая поверхность Словенского моря, покрытая завитками мелких волн, напоминала булатную сталь. Прошло, наверное, полдня, прежде чем судно достигло середины водоёма. К этому времени ветер усилился, небо ещё больше потемнело и начался дождь. Из-под поверхности озера то тут, то там показывались плавники и спины огромных рыбин.

Ветер разогнал волны. Вода билась о борт ладьи, перелетала через него, заливала дно, мочила брызгами Варварину одежду и шерсть коня…

Крупные холодные капли отбивали дробь о дно и лавки ладьи. Варвара запела что есть мочи, стараясь перекричать ветер. «Ящер меня услышит, обязательно услышит!» — надеялась она.

И правда, вскоре вокруг ладьи словно бы образовался магический круг. Ветер внутри него стих, вода успокоилась, а дождевые капли повисли в воздухе, не решаясь упасть на воду озера и на дно судна.

Вскоре вдали от лодки показался горб, покрытый блестящей сине-зелёной чешуёй, напоминающей оперение птички зимородка. Вода вокруг него вскипела, и на поверхность водоёма всплыл клубок то ли гигантских змей, то ли червей. Он долго шевелился, крутился, вился и, наконец, начал постепенно распрямляться. Тут Варвара увидела, что существо было всего одно, просто очень большое — шириной в человеческий рост, а длиной… Длину она страшилась даже представить себе.

Затем змея, не поднимая головы, поплыла к ладье. Впрочем, змея ли это была? Когда животное подобралось ближе, Варвара заметила, что у него по бокам колышутся бесчисленные плавники. Оно ими плавно махало, чтобы держаться у поверхности. Ничего похожего она не видела ни у змей, ни у ящериц, ни у рыб, ни у червей…

Варвара не знала, с кем можно сравнить существо, всплывшее из глубин Словенского моря. Подплыв к ладье, оно стало медленно кружить вокруг неё, не поднимая головы…

Животное было невероятно красивым. Оно переливалось, как колоссальное ожерелье, собранное из огромных смарагдов и лазоревых яхонтов. Иногда животное показывало своё брюхо, чешуйки на котором напоминали оранжевый сердолик — точь-в-точь как перья на груди зимородка.

Внезапно капли воды и градины, висевшие в воздухе, вновь обрели тяжесть и упали на гладь воды и дерево ладьи. Раздалась оглушительная дробь, будто бы сотни барабанщиков ударили в накры[6], и над гладью озера медленно поднялась огромная голова с гривой щупальцев, ветвящихся как кустарник. Морда напоминала и змеиную, и медвежью, и ястребиную… Сияющая изумрудным светом, словно выточенная из огромного смарагда, она была прекрасна и омерзительна одновременно.

Синие глаза с узкими, как у змеи, зрачками долго рассматривали коня. Затем чудовище открыло пасть с острыми треугольными зубами, и голова взмыла над ладьёй. Примерившись к коню, она метнулась вниз. Раздалось короткое ржание и бульканье крови, залившей дно судёнышка. Панар Варвары покрылся багровыми брызгами.

Чудовище погрузилось в воду. Варвара не переставала петь и смотрела на поверхность Словенского моря. Это помогало хоть немного перебарывать страх. В какой-то миг она всё же не выдержала и бросила короткий взгляд на жеребца. Он был словно бы разрезан надвое.

Вскоре существо вновь подняло голову и долго присматривалось к перекушенному коню, выбирая, какую его половину сожрать. Наконец, оно схватило и проглотило переднюю часть жеребца.

Ладья зашаталась от удара чудовищной головы о дно. Казалось, судно вот-вот захлестнёт вода, и оно утонет. Однако Варвара по-прежнему пела, заикаясь от страха.

Существо тем временем сожрало ещё и круп коня, и голова его зависла над Варварой. Ту охватила оторопь, и она замолчала.

Она стояла по щиколотку в крови, в мокрой окровавленной одежде, со спутавшимися волосами — и боялась вздохнуть. Чудище же рассматривало её немигающими холодными глазами.

Вдруг раздалось шипение, в котором Варваре послышалось слово «Толганя». Ящер быстро уменьшился, заполз в лодку, вылизал всю кровь с её дна, а затем фыркнул и сказал по-человечески:

— Долго же ты меня искала, Толганя! Теперь восхвали Ящера Коркодела.

— Не знаю гимн ему, — ответила Варвара.

— Неудивительно. Эту песнь и новгородцы давно уже забыли. Повторяй за мной.

Зазвучала музыка. Бисерный перебор гуслей, пение сопелей и гудков[7], дребезжание варганов, дробь накр слились в напористый и упругий рокот. Затем раздался хор низких мужских голосов, а следом вдруг запел и сам Ящер. У него был женский голос, очень тонкий и искристый. Он мог бы показаться приятным, если б не был таким холодным. Варвара подхватила мелодию, но пела ниже, как эчке вайгяль[8], благо диапазона хватило.

Она узнавала лишь некоторые слова песни. Язык, на котором он был сложен, напоминал русский, но отдалённо.

— О чём мы пели? — спросила Варвара, когда смолкла музыка.

— Да, ты ведь не понимаешь речь древних новгородских словен, — ответило чудище. — Мы пели о том, что и боги, и миры рождаются и гибнут, а вечен только присносущий Ящер. Он и дитя, и отец воды. Он пребудет до тех пор, пока в мире цела хотя бы одна её капля. Но это ещё не всё, о чём ты пела. Ты обращалась ко мне, просила защитить от козней как людей, так и богов. Не напрасно обращалась! Помни: я всегда и во всём готова тебе помочь.

— «Готова помочь»? — задумчиво произнесла вслед за ним Варвара. — Ты женщина, Ящер Коркодел? Как тебя на самом деле зовут?

— Вритра, Веретра, Лотан, Темтум, Ядор-государь… Выбирай любое имя.

— А Мокошь?

Ящер не сразу ответил. Варвара поняла, что он думает, сознаться или нет. Наконец, он нехотя произнёс:

— Мокошь — тоже я. И Ардви — тоже я…

— Так стань ею! Не хочу говорить с чудищем.

Ящер тряхнул гривой ветвистых щупалец — и они превратились в копну белокурых, с пепельным оттенком волос. Вместо свирепой морды с немигающими змеиными глазами возникло суровое человеческое лицо с красивыми чертами. Червеобразное блестящее тело обернулось женским, стройным и соразмерным. Оно было ослепительно-белым и, казалось, светилось изнутри…

— Ведь-ава! — облегчённо засмеялась Варвара. — Сколько раз я взывала к тебе. Жертвы тебе приносила…

— Я смотрела, отступишься ты или нет. Проси у меня то, зачем приплыла.

— Денясь сейчас в Деревской пятине, близ Чудинского болота. Вызволи мужа, осуши его путь.

— Осушу, — ответила Дева воды. — Проси теперь о главном.

— У меня был выкидыш, и с тех пор я не могу зачать.

— Знаю.

— Так помоги мне, владычица воды!

— Готовься к смерти!

— Как?! — с ужасом воскликнула Варвара. — Ты решила меня убить? За что? Зачем?

— Как зачем? — рассмеялась Ведь-ава. — Ты просишь исцеление, и я тебе его дарю. Выкидыш у тебя случился не только из-за Нуянзы. Есть женщины, которым зачать очень трудно, а выносить ребёнка и вовсе не удаётся. Ты — одна из них. Тебе придётся умереть и возродиться в новом теле. Не бойся: твоя память сохранятся, а твоя вайме и подавно. Она мне нужна.

— Требуешь душу мою?

— Само собой, — улыбнулась ей Ведь-ава. — Разве ты ничего ещё не решила?

— Давно всё решила, — ответила Варвара. — Когда схватила веник в Инжаниной бане.

— Сейчас ты умрёшь, но не попадёшь ни в Тона ши, ни Рай, ни в Ад. Воскреснешь здесь. Не веришь, что это возможно?

Варвара напрягла память.

— Инжаня мне говорила… — сказала она. — Да-да, говорила… Так делают боги, но я ведь не богиня…

— Ну, и что? Доверься мне и ничего не бойся, Толганя! Мы сейчас вместе умрём и вместе же возродимся. В виде птиц.

— Как птиц? — вновь испугалась Варвара. — Я уже никогда не стану человеком?

— Поговорим потом… — произнесла владычица воды таким тоном, будто беседовала с непонятливым ребёнком.

Варвара хотела что-то сказать в ответ, но не смогла. Она превратилась в хаос невидимых частиц, настолько малых, что блоха по сравнению с ними выглядела бы галактикой. Затем она появилась вновь, но теперь вместо рта у неё был клюв, а вместо рук — блестящие сине-зелёные крылья. Ведь-ава тоже обернулась зимородком.

— За мной! — пропищала богиня и устремилась на восток.

— Куда мы летим? — спросила Варвара.

— В Деревскую пятину. Чтобы умереть там ещё раз…

Они полетели над Словенским морем, затем над капищем, где ещё молились Ящеру новгородцы, не догадываясь, что порхающая над ними маленькая яркая птичка — это и есть предмет их поклонения. Ведь-ава описала пять или шесть кругов, щёлкая клювиком, и Варваре показалось, что она смеётся.

-

[1]Троица в 1637 году — 28 мая по старому стилю и 7 июня по новому.

[2]День летнего солнцестояния в 1637 году — 11 июня по старому стилю, 21 июня по новому.

[3] Река Волхов, на берегах которой стоит Новгород, меняет течение в зависимости от погоды и уровня воды в двух озёрах — Ладожском и Ильмень.

[4]Повель — по течению.

[5]Повное — странное, диковинное.

[6] Русские ратные литавры. Делались из меди, глины и кожи.

[7]Гудок — древнерусская трёхструнная скрипка. Сопель — флейта.

[8] Пела как эчке вайгяль — пела альтом.