Зов Оз-моры

Глава 25. Крещение Девы воды

Конь нёсся к Вельдеманову так быстро, как будто в повозке не было ни трёх человек, ни сундука с приданым, да и сама она ничего не весила. По обе стороны дороги мелькали березняки и сосновые рощи, ручьи и озёра, луга и засеянные просом поля… На въезде в село Мине махнул пьяненый крестьянин, и Вирь-ава притормозила коня.

— Мы уж думали, ты на том свете, Пиняй!

— Ёгорь, я туда вправду едва не попал.

Односельчанин сочувственно закивал, но постеснялся спросить Мину о его злоключениях.

— Чего ты телегой-то не правишь? Зачем девке доверил поводья?

— Сама захотела. Она, кстати, будет урьвалине на моей свадьбе.

— А беленькая девка, значит, твоя невеста?

— Не девка она, а купеческая дочка, — обиженно ответил Мина. — Машенькой зовут. Марией Гавриловной.

— Марё, значит? — мужик презрительно хмыкнул. — Белоручка! Самоварница! Как с такой жить будешь?

— Да уж как-нибудь…

— Мдааа… Как ты был дураком, Пиняй, так и остался. Та, что конём правит, для семьи-то пригоднее будет. Вон ручищи какие крепкие! Тоща, правда… — крестьянин погладил её взглядом, задумался и причмокнул. — Тоща, зато какие сиси отрастила! В жизни таких не видел. Потискать бы…

Мина заметил, что Вирь-ава еле сдерживается. Душа его ушла в пятки: Дева леса могла ведь и смертоубийство учинить! Однако она поступила иначе. Соскочила с повозки, задрала панар и со смехом сказала:

— Хочешь пощупать — щупай!

— Да я и не хотел вовсе, — засмущался Егор. — Это я так…

Вирь-ава вновь запрыгнула на телегу и взялась за вожжи. Не успела подвода подойти к Мининому дому, а всё село уже знало, что Минка Савельев сын женится на дочке купца из далёкого эрзянского села, красавице невероятной, но в быту бесполезной. Кто-то радовался за Мину, кто-то завидовал ему, чесал затылок и гадал, что в нём, нищем вдовце, нашла пригожая самоварница. Многие его жалели, предвидя, что из такого брака не выйдет ничего путного, что принесёт он мужику лишь несчастье и разорение. Отец Афанасий ж так истолковал новость: «Мариам, значит… Хорошо хоть крещёную девку берёт, а не татарку и не черемиску».

Изба Мины стояла на краю села, почти на берегу Гремячего ручья.

— Удобное местечко! — обрадовалась Дева воды. — Жаль, тесноват домик. Придётся ещё один возводить, у нас ведь скоро сын появится. Построим? — она вопросительно поглядела на Деву леса.

— Скажу лешакам, как придёт время, — ответила та, располагаясь на скамье.

Устав с дороги, они поели и легли спать. Всю ночь любопытные бабы одна за другой подбегали к Мининой избе. «Нет ли там разнузданного блуда? Две девки ведь у него поселились, молодые и здоровые. Кровь, поди, играет, между ног свербит…» — перешёптывались односельчанки.

Подслушивали они, подсматривали в щёлочки ставень… но нет, в избе всё было чинно. «Смотри-ка, блюдёт его Машка своё девичество, — заключили бабы. — Да и вторая, видно, тоже. Проверить бы надо. В день свадьбы мужичка ей подослать».

Наутро Мина пошёл в церковь договариваться о венчании. Отец Афанасий — высокий сухопарый поп с раздвоенной бородой и торчащим между её прядями кадычищем — поинтересовался:

— Невеста у тебя Марё, значит? Она вправду купеческая дочка?

— Посмотри на неё, и всё поймёшь.

— Папашу её как звать?

— Гаврила Михайлов сын. Живёт в Липягах, за Самарой. Без малого пятьсот вёрст отсюда.

— Далеко же от отчего дома твоя Марё усвистала! Не бежала ли от отца с матерью?

— Как в воду смотришь, святой отец! Не хотели её за меня выдавать…

— Красавица, говорят, да и не бедная… Чего ж она в тебе нашла?

— Коль приняла моё предложение, значит, нашла что-то, — заносчиво ответил Мина.

— Бежала от отца с матерью? Непросто будет вас обвенчать!

— Не постою за ценой.

— Венечная пошлина с вас будет два алтына. Ну, ещё десяток-другой гусей. Это уж не казне, а мне. Ежели найдёшь, приходи.

Вернулся домой Мина в глубокой печали.

— Что случилось? Отец Афанасий отказался нас венчать? — поинтересовалась Ведь-ава.

— Нет, просто мзду просит. Двадцать гусей. Где их взять?

— Гусей, говоришь? — усмехнулась Дева воды. — Гусь ведь птица водоплавающая, правда? Моя епархия!

— Конечно, — ответил Мина, не понимая, к чему клонит невеста.

— Отлучусь ненадолго. Подожди! — и она исчезла, оставив жениха наедине с Вирь-авой.

В ту же минуту во двор отца Афанасия стали спускаться дикие гуси. Большие, увесистые… Птица за птицей приземлялись прямо перед домом священника.

Святой отец попытался открыть дверь и убежать, но птицы с шипением и гоготом набросились на него, не давая выйти. «Бесовское наваждение!» — решил он, в страхе вылез через окно, которое выходило на залив Гремячего ручья. И тут…

Час от часу от часу не легче! Из-под ряски прямо перед святым отцом стали подниматься пузыри. Затем недалеко от берега забурлила вода, и на поверхности показалась серебристая грива. «Чудище водяное? — переполошился отец Афанасий, но увидев женское лицо, немного успокоился. — Да нет, девка… А видная-то какая!»

Из воды медленно вышла девица с насмешливыми синими глазами.

— Получил гусей? — язвительно спросила она.

«Бесовка! Конечно, бесовка! Кто ж ещё?» — решил отец Афанасий и осенил красавицу крестным знамением:

— Изыди! Изыди, анчутка!

Девица, однако, не исчезла. Она по-прежнему стояла перед ним, бесстыже ухмыляясь.

— Бесполезно, святой отец! Я не чертовка, и твои штучки на меня не действуют.

Поп остолбенел и издал тихое мычание.

— Получил гусей? — вновь прозвучал вопрос.

Отец Афанасий пришёл в себя, робко оглядел девушку и заметил, что волосы у неё сухие. Тогда он догадался, кто стоит перед ним, и перепугался ещё больше.

— Чего тебе надо? — дрожа, спросил он. — Это ведь ты, владычица воды?

— Теперь ты не ошибся, Учват, — сухо ответила Ведь-ава.

— Мы тебе пожертвовали целых два барана. Совсем недавно. Этого мало? Ещё жертв хочешь? За мной пришла, кровопийца?

— Да нет, — спокойно сказала Дева воды. — Не нужна мне кровь старика. Невкусная она. Хочу, чтобы ты меня обвенчал. С Миной Савельевым сыном.

— Тебя? — изумился отец Афанасий.

— Да.

— Стало быть, Марё — это ты? — понял он.

— Плохое имя? Мне не идёт? — она поправила волосы и широко улыбнулась священнику.

— Такой красе всякое имя к лицу… но зачем тебе эта свадьба?

— Не твоё дело.

— Грешно тебя венчать, — набрался храбрости отец Афанасий. — Ты ведь даже не язычница. Ты — языческая богиня, алчная до человеческой крови. Обвенчаю тебя — и в ад попаду.

— Не попадёшь, не бойся. Ты сейчас примешь мою исповедь, а потом крестишь меня. Под именем Мариам. Затем я причащусь и через недельку обвенчаюсь.

Она упала на колени и подняла на попа горделивый взгляд.

— Каюсь, святой отец, — елейным голосом сказала она. — Во всех грехах своих каюсь! А коли каюсь, то и простит меня твой Бог за все мои прегрешения… которые я до сего дня прегрешениями не считала…

— Теперь, значит, считаешь?

— Раскаиваюсь, святой отец! Неужто не веришь? Вот тебе крест святой, раскаиваюсь! — она сложила двуперстие и наигранно перекрестилась. — Окрестишь меня?

Отец Афанасий осмелел и положил ладонь на голову богини.

— Ты, людоедка, с Четвероевангелием знакома? — поинтересовался он. — Знаешь, о чём там говорится?

— Я девица начитанная, — ответила Ведь-ава. — Знаю наизусть и Новый завет, и Ветхий, и Коран, и Авесту, и Ригведу, и даже Дхамападу…

— Хммм, — промычал священник: из перечисленных Девой воды священных книг он слышал лишь о трёх, а прочёл всего одну. — Хммм… Человеческие жертвы больше требовать не будешь?

— Не буду, отче! Вот тебе крест святой, не буду!

Она вновь перекрестилась.

— Подставишь левую щёку, если ударят по правой?

— Бей, святой отец! Сам убедишься.

— Сколько дней ты кровь человечью не пила? Неделя хоть будет?

— Уж месяц как пощусь, раками да рыбой питаюсь. Грибами иногда, их мне Вирь-ава приносит. Ну, и шкаень пуре попиваю, как же без него. Вот тебе крест святой!

Дева воды осенила себя крестным знамением в третий раз.

— «Отче наш» сможешь прочесть?

— Я ж готовилась! И «Отче наш», и «Богородице», и даже «Символ веры». Всё знаю.

— Ох! — вздохнул отец Афанасий. — Сомневаюсь, что ты после крещения станешь жить христианской жизнью.

— Так ведь и ты ей не живёшь, святой отец! — парировала Машенька. — Вспомни, сколько баранов ты заколол на керемети. И кабы только баранов! Неужто забыл, оз-атя Учват?

Отец Афанасий в ответ издал звук, напоминающий мычание.

— Не забыл, значит! — засмеялась Дева воды. — Чего ж ты теперь кобенишься, не хочешь меня крестить?

В ответ святой отец залепетал смущённо и ласково:

— Явилась ты сюда, бесстыжая, в чём мать родила! Ни полотенца нет, ни рубашки крестильной, ни креста…

Ведь-ава поняла, что он больше не станет отпираться.

— Ну, это ты зря говоришь, Учват! — она раскрыла ладонь и показала крестик. — Вот он, золотенький! А панар мой на кустике. Ужели не видишь?

Отец Афанасий взглянул на заросли краснотала. И правда, на одной из веток висела рубаха из выбеленного льна.

— Так обвенчаешь меня? — в который раз повторила Ведь-ава. — Кстати, эти гуси — мой подарок. Бери их.

— Как?

— Я их успокою и в хлев загоню. Отвезёшь в Нижний, продашь. В накладе не останешься. Храм подновишь, жене шубку и ожерелье купишь… Теперь крести меня! Прямо здесь, в пруду. Чего стоишь, как идолище?

— Сначала гусей загони, потом крещу.

— Нет уж! — твёрдо сказала Ведь-ава. — Не ломайся, как девка, святой отец! Окрести меня. Сейчас же! Я скромна перед тобой, но могу ведь и силу применить.

Отец Афанасий нехотя осветил пруд, велел богине зайти по плечи в воду и трижды окунуться.

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Крещается раба Божия Мариам!» — запел он.

Жена услышала его глубокий могучий бас, выглянула в окно и обомлела, увидев мужа и мокрую голую девицу, на шею которой священник надевал золотой крестик.

— Марё! — закричала попадья. — Вот шлёндра! Ещё с Пиняем не обвенчалась, а уже на моего Учвата жадную паду раззявила!

— Уймись, Чиндё! — прикрикнул на неё отец Афанасий. — Не видишь, я её только что окрестил? Она нам целый двор гусей подарила. За крещение своё да за венчание.

— Она что, некрещёная была? Марё? Мариам? Некрещёная? Так я и поверила тебе, старый потаскун! — сильнее прежнего заголосила его жена, схватила скалку и выскочила в окно.

Добежать до мужа Чиндява не успела. Из залива, словно черви или змеи, выползли связки водорослей и обвили её. Оказавшись в тугом коконе, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Что мне теперь делать? Уплыть или гусей в хлев загнать? — спокойно спросила Мариам.

— Загоняй! — ответил отец Афанасий. — Только сначала освободи Чиндё.

— Нет уж! Она наказана, — ответила Дева воды и неспешно пошла во двор, даже не надев панар.

Из-за дома послышались гогот и хлопанье крыльев. Отец Афанасий шепнул на ухо перепуганной жене: «Осторожнее, дура!» — и начал снимать с неё водоросли.

Вскоре вернулась Мариам.

— Загнала гусей! — отчиталась она, зашла в воду и нырнула. Через миг из Гремячего ручья выпорхнула птичка с изумрудно-зелёными крыльями и полетела к дому Мины.

— Утонула! — заголосила попадья. — Утонула Марё! Ныряй за ней, Учват, вытаскивай!

— Какая ж ты глупая баба, Чиндё! — досадливо покачал головой отец Афанасий. — Неужто не поняла, кто перед тобой стояла? Ведь-ава не может утонуть. Никому ни слова о ней, а то не сдобровать нам!

Он снял с жены водоросли и под руку повёл её в дом. Самостоятельно идти Чиндява не могла: ноги подкашивались, перед глазами плавали чёрные кляксы…

Вскоре в волоковое окно Мининой избы влетел зимородок с золотым крестиком в клюве и обернулся Ведь-авой. Хозяин в этот момент был во дворе, и за столом одиноко сидела Дева леса.

— Вот! Порадуйся за меня, — сказала ей Ведь-ава. — Я теперь крещёная. Под именем Мариам. Как же тяжело мне это далось! Отец Афанасий упирался, боялся в Ад попасть. Пригрозить пришлось.

— Может, правильно боялся? — хмыкнула Вирь-ава.

— Нет, не попадёт он в Ад, — уверенно ответила Дева воды.

— Это почему же?

— У него такой глубокий бас! — мечтательно сказала Ведь-ава. — Очень, очень низкий голос. А какой красивый! Наслаждалась, когда его слушала. Так что после смерти он окажется в моём мире. Как Мину не отдала Тона ши, так и отца Афанасия не отдам Аду.