Глава 27. Русский выков

Ночь была кристально ясной, и Денис, выйдя во двор до рассвета, не сразу вернулся в избу. Он, словно заворожённый, разглядывая небо. Редко когда увидишь такое изобилие звёзд! Под небесным Коромыслом[1] он рассмотрел туманное пятно, а в Стожарах, помимо шести самых ярких огоньков, различил множество других — тусклых, едва заметных…

— Экий чудной год! — вздохнул он. — Лето тянулось-тянулось-тянулось… а потом сразу морозы начались. Осени будто и не было…

И правда, накануне Михайлова дня[2] ветер принёс такую стужу, какая редко случается и в январе. Замёрзло снежное месиво на дорожках. Даже в валенках было боязно ходить: того гляди поскользнёшься.

Вернувшись в избу, Денис встал перед дальним углом, где в христианских домах висят иконы, и начал тихо шептать: «О Господень Архангел Михаиле, излей миро благостыни на раба твоего Дионисия и рабу твою Варвару…»

— Опять меня Варварой назвал! — недовольно пробурчала жена: она уже не спала, просто нежилась в кершпяле.

— Это христианская молитва, — строго ответил Денис. — Не Пёрышком же мне тебя в ней называть… Толганя.

— Кельме-ате сейчас нужно молиться, а не Архистратигу Михаилу, — бросила Варвара.

— Это ещё зачем?

— Озимые мороз бьёт. Деревня страдает. Надо Кельме-атю угостить, чтоб рожь не погибла. До завтрака кисель квасим.

— Кисель, — хмыкнул Денис. — У нас его варят к поминкам.

— Это у вас, у рузов… а мы им Кельме-атю кормим. Надо квасить, Денясь! Принеси воды. Ты ведь ходишь уже.

Денис вновь накинул тулуп, осторожно дошёл до колодца, всмотрелся в небо на востоке. Над гладью Челновой сияла Волчья звезда. Значит, вот-вот начнётся рассвет…

— Ну, что? — поинтересовалась Варвара, когда Денис вошёл в сени. — Не заболела опять нога?

Он поставил ведро рядом с дверью.

— Нет, но ходить боязно. Заледенел двор, запросто поскользнуться можно. Как же ты пойдёшь к Инжане?

— Сегодня к ней не идти, а завтра видно будет. Говоришь, зачем нужен кисель? Может, Кельме-атя снег опять дарит? Ходить легче, нежели по льду.

— Ты лучше стала говорить по-русски, Толганя! — подлизался к жене Денис.

— А ты не можешь по-мокшански. Лентяй! — ущучила его Варвара.

Она размешала в воде овсяную муку, бросила в него закваску и сухой измельчённый укроп.

— Ну вот! Внеси ведро в клеть, поставь возле печи. Завтра кисель варим. И мы едим, и Мороза кормим.

— А что у нас ныне на завтрак? — полюбопытствовал Денис.

— Калонь коршампяль.

— Из тех окуней, что Офтай позавчера принёс? Не надоела тебе рыбная похлёбка, голубка моя?

— Не коршампяль надоел. Варить надоело! — злобно буркнула Варвара.

— Как бы Инжане опять не пришлось нас мирить…

Инжаня оказалась легка на помине. Как только Денис и Варвара дохлебали остатки окунёвой ухи и начали убирать со стола, явилась нежданная гостья — раскрасневшаяся, в валенках и толстой овчиной шубе, с двумя небольшими прямоугольными свёртками в руках.

— Не ждали? — с порога сказала она. — С праздником, Денясь!

— Вот не думал, что волховка поздравит меня с Собором Архистратига Михаила…

— Что-то ты неприветливый. Опять с Толгой поссорился? Будь теперь с ней помягче. Она ж чреватая. Твоего ребёнка носит…

— Да мы и не ругались вовсе, — вмешалась в их разговор Варвара, которая протирала посуду пучком сухой крапивы.

— Вот и не ссорьтесь, — наставительно сказала Инжаня. — Я твоему мужу кое-что принесла.

Она вручила Денису первый свёрток.

— Ветхий завет? — спросил он.

— Нет, — таинственно ответила Инжаня.

— А что же?

— Посмотри…

Денис нетерпеливо развернул холщовую ткань и поразился увиденному.

— Икона? Ты ж уговариваешь меня отказаться от веры Христовой, и вдруг…

— Я ж тебя не принуждаю отказываться, — сказала Инжаня. — Ты сам должен разобраться, где истина. Молись пока своему Богу… а на этой иконке, видишь, и не Бог вовсе.

— Архангел Михаил… Ты ведь что-то о нём говорила Толге?

— Не я Толге, а отец Афанасий Мине, — поправила его Инжаня. — Архистратига не токмо среди рузов, но и среди мокшет почитают. В Тройцю не верят, а его любят. Благодарят, ведь он лишил Ведь-аву демонского облика.

— Ты сама веришь в это?

— Не верю, вестимо. Ты ж видел Вирь-аву. Помнишь, какая она ростом?

Дениса вспомнил спасшую его лесную русалку.

— Разный у неё рост. То она как человек, то как травинка, а то и как дерево…

— Вот и покумекай. Лесов в наших краях хватает, есть где поместиться громадине высотой с дерево. А вот ни больших рек, ни озёр глубоких у нас нету. Негде развернуться Ведь-аве в обличье чудища! В этом дело, а не в Архистратиге!

— Выходит, в больших озёрах Ведь-ава может и чудищем обернуться? — спросил Денис.

— Отчего ж нет? — усмехнулась Инжаня. — Но чего мы с тобой всё о ней да о ней гутарим? Сегодня не её день, а Михаила архангела. Бери икону. И Ветхий завет тоже возьми. Читай потихоньку, я не тороплю.

Инжаня положила на стол второй свёрток и посмотрела на просыпавшуюся овсяную муку, которую хозяйка дома ещё не успела стряхнуть в ведро.

— Вы, я погляжу, кисель делаете? — поинтересовалась Инжаня. — Хотите Кельме-атю задобрить?

— Перед твоим приходом начала готовить, — ответила Варвара. — Сегодня заквасила. Завтра варю, приправляю мёдом да на порог ставлю, а Денис в печку, — она строго посмотрела на мужа. — В самую глубь.

— И руками, без рогача! — добавила Инжаня. — Иначе Кельме-атя озлится.

— К чему мне в саже пачкаться? — недовольно спросил Денис. — Не верю я в вашего Мороза.

— Веришь не веришь, а влезть придётся. Ты же старше Толги, а в печку кисель всегда ставит старший в семье, — объяснила Инжаня. — Вся деревня завтра Кельме-атю будет угощать, ни одна семья не отлынет! Иначе стужа не ослабнет.

— Ну, и не ослабнет! — с вызовом усмехнулся Денис. — Тогда болота скорее промёрзнут. Руду раньше начнём добывать.

Варвара посмотрела на него с удивлением и раздражением.

— Хочешь, чтоб мороз побил озимую рожь?

— Вовсе нет! — ответил он. — Тоскую я по своему делу, кузня даже по ночам снится.

— Разве так можно, Денясь? — возмутилась Инжаня. — Права твоя жена. Рожь важнее и руды, и крицы. Пусть сначала больше снега выпадет. Тогда мороз не станет страшным озимым.

— Верно! — кивнула Варвара. — За схроном надо бы съездить, пока снег не повалит.

— Помню, вы говорили о схроне. Давно ты его сделала? — поинтересовалась Инжаня.

— В ночь перед Велень озкс. В норе варьдувы. Там две сабли, пищаль, ларец… Я сверху ветки и листья накидала. Хорошо заховала!

— Ценный схрон у Толги, — добавил Денис. — Сабли особенные. Таких нигде нет. Русский выков!

— Не слышала о таком, — хмыкнула Инжаня.

— Отец изобрёл. Хорошо сабелька рубит. Лучше польских!

— Что ж её за образец никто не взял? — язвительно спросила Инжаня. — Если сабля так хороша…

— Не бывает пророка в отечестве своём, — вздохнул Денис. — Привезём — посмотришь. Ежели разбираешься, оценишь. Может, я как раз такие и стану для вас ковать.

— Нору-то хоть найдёте? — спросила Инжаня. — Челнавский лес велик. Толганя, ты за пять недель место схрона не забыла?

— Найду! — уверенно ответила Варвара. — У меня глаз верный, да и память ни разу не подводила. Однако в ночь перед Велень озксом дождь был. Листья мокрые были, потом заледенели. Как камень стали. Пешнёй разбивать придётся.

— Разобью, силы хватит! — ответил ей Денис и перевёл взгляд на Инжаню. — Так даёшь сани с лошадью?

— Дам, — кивнула Инжаня. — И сани, и доброго жеребца. Токмо учти: в зимнем лесу зверь голодный. Волки могут напасть или кабаны. С лихими людьми, опять же, можно встретиться. Ты мужик крепкий. Может, и устоишь супротив двух ломцов. А если их будет трое? Пропадёте тогда и вы, и сани, и конь. Так что вдвоём вас не отпущу. С Тумаем поедете. Рогатины и пищали возьмёте. Ближе к Юрьеву дню[3] отправитесь, когда лёд на Жолняме окрепнет… А вот завтра покорми Кельме-атю, Толганя! Чтоб озимые не помёрзли.


Кисель Варвара сварила на следующее утро. Поставив миску с ним возле порога, прошептала заклинание:


Кельме-атя! Тят яка паксява.

Якак шуварга-нупоньге.

Аде ярхцама! Ярхцак, симок, анелятядязь.

Вага тонь ярхцамбяльця.

Вага тонь ксяльця.

(Кельме-атя, не ходи по полю.

Ходи по песку, по мху.

Айда кушать! Ешь, пей, мы тебя угощаем.

Вот тебе твоя еда.

Вот тебе твой кисель.)


Затем велела Денису поставить вглубь курной печи миску с киселём и пропеть ту же мормацяму. Он без ошибок повторил мелодию.

— Выходит, и ты, Денясь, петь умеешь. Чего ж не поёшь никогда? — спросила Варвара.

— Тебя смущаюсь. Куда ж мне до такой певуньи? — улыбнулся он.

-

[1]Небесное Коромысло — Пояс Ориона. Стожары — Плеяды.

[2]Собор Архистратига Михаила в 1636 году — 8 ноября по старому стилю (18 ноября по новому).

[3]Юрьев день в 1636 году — 26 ноября по старому стилю (6 декабря по новому).

Загрузка...