Повозка остановилась недалеко от берега реки. Слева горела изба Дениса, а справа, вдалеке, возле дома Офтая казачий отряд бился со степняками.
Денис сразу же выхватил саблю и бросился в бучило сечи. Тумай и Валгай с рогатинами кинулись за ним. Варвара же побежала к своей избе и недалеко от неё увидела лежащую на снегу Инжаню. Спасаясь от огня, оз-ава успела накинуть шубу на плечи, но не смогла всунуть в рукава обожжённые руки. На жрице не было шапки. Её тёмные волосы были опалены огнём, левая щека покраснела и покрылась волдырями.
Варвара запахнула на ней шубу:
— Согрейся хоть немного, Инжаня, а то ведь околеешь от стужи.
— Спасибо, — почти безучастно ответила та. — Теперь оставь меня. Несись к моей бане. Что есть мочи! Помнишь, что там надо сделать?
— Не брошу тебя, — принялась натаивать Варвара. — Сумеешь подняться? Помочь? Я доведу тебя до ближайшей избы.
— Не надо. Не смогу встать, — ответила оз-ава. — Бревно упало на спину. Еле вылезла из-под него…
— Денис убежал биться, но Валгай, вроде, ещё сидит в санях. Сейчас приведу его, и мы тебя отнесём к кому-нибудь.
— Нет, Толганя! Нам не откроют. Все попрятались от ногайцев, двери заперли.
— Вот напасть-то! — покачала головой Варвара. — Откуда ж они взялись?
— Пёс их знает, — ответила оз-ава. — Вначале степняки налетели за ясырем, но вовремя рузы подоспели. Они по сакме за ногайцами шли.
— Мокшет все попрятались, значит?
— Все, кого не успели полонить, — вздохнула Инжаня. — Не может сокай[1] с конным воином совладать!
Варвара огляделась по сторонам.
— Возле твоего дома тихо, — сказала она. — Туда тебя и отнесём. Там и буду лечить твои ожоги.
Варвара свистнула, чтобы позвать Валгая, однако того уже не было в повозке.
— Оставь меня здесь, — повторила Инжаня. — Беги к моей бане!
— Как же? Я ж тебя люблю. Только добро от тебя видела.
— Любишь? Тогда выполни мою просьбу. Поклянись!
Варвара насторожилась, почуяв недоброе в голосе оз-авы.
— Какую ещё просьбу?
— Меня ждёт страшная смерть, — ответила оз-ава. — Кровь из пады у меня течёт, не переставая. Никакие травы, никакие грибы не помогают. Не надо меня спасать. Помоги мне уйти!
— Как? — прошептала Варвара.
— У тебя ж сабля в руке. Убей меня, Толганя!
— На тебя рука у меня не поднимется.
— Я тебя ж за дочку держу. Не обрекай на мучения, коли любишь. Убей меня! Убей, и беги к бане.
Варвара вытащила из ножен саблю, но не решилась ударить оз-аву, отошла и в растерянности встала поодаль. И тут, словно перекати-поле во время сильного ветра, к Инжане подкатился чёрный колобок.
Нуянза распахнула у жрицы шубу и занесла над её грудью охотничий нож.
— Видишь, Инжаня! — прошипела она. — Толга не оз-ава: больно уж мягкотелая. Не смогла выполнить твою просьбу… Я смогу!
Нож вонзился в сердце волховки. Она издала слабый стон, умиротворённо улыбнулась Нуянзе… и коротко вскрикнула от жгучей боли, которая, как всегда бывает, немного запоздала.
— Я теперь оз-ава! — завизжала безумная женщина. — Инжаня благословила меня!
Жрица пискнула ещё раз, обмякла и закрыла глаза. Панар вокруг ножа, вошедшего в её грудь, начал напитываться кровью. Испуганная Варвара бросилась с саблей наголо к Инжаниной бане, а Нуянза, постояв ещё немного над мёртвой наставницей, побежала по следам ненавистной певуньи. Но как бы она ни спешила, как бы часто ни семенила короткими кривыми ножками, догнать высокую длинноногую соперницу не смогла, и скоро утеряла её из виду.
Возле дома Офтая столпились связанные пленницы. Татары готовились угнать их в Крым и продать туркам, но вовремя нагрянули сторожевые казаки. Теперь девки и бабы стояли, всеми забытые, с застывшим в глазах ужасом. Никто из казаков даже не пытался их развязать. Не до того было: неподалёку бурлила сеча. С криками «За веру православную!» — русские окружили ногайцев, лишь по привычке горланящих «Алга! Алга!»
Тумай, подбежав к избе инь-ати, не сразу бросился в битву. Он переложил рогатину в левую руку, правой выхватил охотничий нож — и кинулся к односельчанкам, чтобы разрезать верёвки.
Освободить женщин он не успел. Один из ногайцев всё-таки умудрился вырваться из кольца казаков, кинулся на Тумая и подсечкой повалил на землю. Тут подбежал Денис, но поздно: степняк уже воткнул копьё Тумаю в грудь и для верности начал шевелить.
Ногаец не сразу заметил подоспевшего Дениса. Тот, не мешкая, выхватил саблю и ударил степняка лезвием по шее. Тот с клёкотом упал на снег.
Денис кузнец развязал односельчанок и заметил краем глаза, как Варвара неслась к дому Инжани. Однако за женой он не побежал, а бросился в круговерть битвы. «Ай да мордвин! Не видал ещё таких!» — засмеялся, глядя на него, старый казак…
Около Инжаниной бани блестела наледь: хозяйка вчера парилась и мылась, и выплеснула воду недалеко от входа. Варвара поскользнулась, не заметив голый лёд, стукнулась лбом о наледь, выронила саблю, и та утонула в рыхлом пушистом снегу.
Сознание вернулось через несколько мгновений. У Варвары кружилась голова, и, не сумев подняться, она заползла в предбанник, потом в парильню…
До заветного окна оставалось всего поларшина, когда в баню ворвалась Нуянза, бросилась к полку.
Варвара доползла до окна и ухватилась за потрёпанный веник, о котором ей говорила Инжаня… Она надеялась, что сейчас появится владычица воды и спасёт её… но ничего не произошло.
— Думаешь, это тот самый тяльме? — рассмеялась Нуянза. — Не поможет тебе богиня. Где ты, Ведь-ава? Ау!
Она бросилась на Варвару, лежащую в обнимку со связкой почти голых, пахнущих потом берёзовых веток.
— Ты у меня всё отняла. Я потеряла жениха. Ты убила моего брата! — закричала Нуянза и начала пинать ненавистную певунью ногами по животу.
— Убивать не стану, — приговаривала она. — Знаю, что тебе дороже всего на свете. Знаю, о чём ты больше всего мечтала. У тебя не будет ребёнка! Помучайся теперь! Побудь в моей шкуре!
Утолив свою злобу, она взяла поленце, ударила Варвару по голове и выскочила из бани.
— Я теперь оз-ава! Я теперь оз-ава! — орала Нуянза, пробегая мимо сражающихся татар и сторожевых казаков.
Ни те, ни другие даже не посмотрели на безумную женщину.
— Собирайте пуромкс! Я теперь буду оз-авой! — голосила Нуянза, пробегая мимо деревенских домов.
Однако никто из местных жителей не выглянул во двор…
Битва закончилась. Русские связали сдавшихся ногайцев и начали обыскивать убитых, чтобы забрать оружие и ценности. Закричал сотник:
— Пленные не нужны. Тела — в яму. Уши — в мешок. В Москву повезём.
Казаки начали добивать степняков. Сотник он подошёл к Денису и положил ему руку на плечо.
— Ай да мордвин! — опять сказал он. — Как тебя звать-то?
— Денис, — ответил тот.
— Кщёный? — удивился казачий начальник.
— Я рязанский. Из Рясска родом.
— Русский, стало быть? Каким же ветром тебя сюда занесло?
— Жена у меня здесь. Мордовка.
— У мордвы скрывался? Беглый тать, выходит? Не спрашиваю, что ты содеял. У нас до этого никому нет дела. Главное, бьёшься знатно. Хочешь на службу?
— Хочу. В Тонбове есть кому за меня поручиться, — ответил Денис. — Это Васька Поротая Ноздря.
— Знаешь его? — удивлённо поднял брови казачий сотник. — Известный стрелец! Тогда тем паче поезжай с нами. Забирай скарб! Мы ещё тут долго побудем. Успеешь собраться.
— Сперва надо благоверную найти, — сказал кузнец. — Ежели она жива.
— Где твоя жинка-то?
— Вон в той бане, — Денис махнул рукой в сторону Челновой. — Что она побежала туда, я видел. А вот чтобы выбежала, не примечал. Вдруг какой ногаец там укрылся и держит её как заложницу?
Сотник присвистнул.
— Фома! — сказал он подошедшему казаку. — Сходи-ка с энтим мужиком до той бани. Глянь, что там творится.
Тот молча кивнул.
У входа в предбанник Денис заметил след от утонувшей в снегу сабли и вытащил её.
— Следов драки нету, — покачал головой Фома. — Саблю кто-то просто потерял.
— Супружница моя. Я научил её саблей махать, — буркнул Денис. — Пошли в баню!
Он вбежал в парильню, распахнул на груди у жены тулуп и прислушался к биению её сердца.
— Жива Толганя! — с облегчением сказал Денис и радостно повторил: — Жива Толганя!
Он схватился за воротник её тулупа и начал трясти. Варвара открыла глаза.
— Толганя, что стряслось?
— Не мотай меня! — прошептала она. — Голова раскалывается. Об лёд стукнулась. Опосля ещё Нуянза…
— Нуянза? — переспросил её муж.
— Ага. Била меня по животу. И поленцем ещё саданула. По голове…
— Убью тварь! — заорал Денис.
Казак молчаливо стоял рядом. Дождавшись, когда его спутник успокоится, он полюбопытствовал:
— Экое имя чудовое у твоей супружницы! Откель она?
— Тутошняя, — ответил кузнец. — Варварой кщена.
— Ты её иначе звал.
— От рожденья она Толга. Перо птички, значит. Токмо баба-то она крепкая и увесистая. Сам видишь, не пёрышко. Помоги довести её до саней.
Денис и Фома побежали к саням, выгрузили из них не нужные больше корзины с рудой, расстелили медвежью шкуру и положили на неё Варвару.
— Погнали теперь к моему дому, — Денис показал пальцем на пожарище. — Мне там кое-какой скарб забрать надо.
— Какой ещё скарб? — засмеялся казак. — У тебя ж всё огонь пожрал.
— Там погреб во дворе. В нём я не токмо репу и капусту хранил, но и кое-что поценнее.
Они подъехали к обгорелым брёвнам, которые тлели на месте Денисовой избы. Погребица над бохарямом не была тронута огнём. Неподалёку от входа в него лежала мёртвая темноволосая женщина. В её грудь был воткнут охотничий нож.
— Инжаня! — воскликнул Денис.
— Знаешь её? — спросил Фома.
— Ага. Она мне как родная. Похоронить бы…
— Долго ж ты будешь землю долбить! Мороз, однако…
— Зачем самому долбить? — пожал плечами Денис. — Отвезём упокойницу к дому старосты. Тутошние люди её и похоронят.
Казак кивнул, и они положили труп Инжани рядом с Варварой. Денис, чуть отдышавшись, направился к погребице.
— Целёхонька дверь! — сказал он и спустился в погреб.
Вышел, держа в руках мешок с серебром и ларчик с лапками Ине-нармонь.
— Ну что, пора назад? — спросил Фома.
— Ага. Спасибо, что не заартачился. Возьми вот, — Денис протянул казаку пять серебряных копеек.
Он сел в повозку, и казак взялся за поводья. Подъехав к месту побоища, Денис увидел Офтая, который говорил с казачьим сотником. Толмачом был местный мордвин, понимавший русскую речь.
— Сколько в вашей Вирь-ате народу? — спросил сотник.
— Двадцать два двора, — ответил инь-атя.
— Ишь ты, большая деревня! Чем живёте-то?
— Бортничаем. Охотимся. Рыбу ловим. Рожь, овёс и просо выращиваем, — начал перечислять Офтай.
— Значит, ни тягло не тянете, ни ясак не платите? — поинтересовался сотник.
— Нет, батюшка. Кому ж теперь нас отдадут?
— Не мне решать. Думаю, дворцовыми[2] станете… а дальше как кривая вывезет.
Офтай горько улыбнулся.
— А ещё, — продолжил сотник. — Подводную повинность[3] отбудете. Негоже нам здесь скудельницу устраивать. Павших у нас пятеро и раненых семеро. Не так много. В Тонбов всех отвезёте. А мордвина… — он посмотрел на лежащего Тумая. — Мордвина здесь похороните.
— Да, по нашему обычаю, — печально кивнул Офтай. — Это зять мой.
Сотник сочувственно посмотрел на него.
— Крепись, старик! Не у одного у тебя горе.
Он присмотрелся к саням, в которых лежали Варвара и Инжаня.
— Кто у вас в санях? — спросил сотник.
— Жена моя, — ответил Денис. — Избили её дюже. На ногах стоять не может.
— Угу… Жинка его. Я слыхал, как они гутарили, — подтвердил Фома. — Токмо вот имя у неё какое-то чудно́е.
— Кщена Варварой. Чего ж тут чудно́го-то? — ответил ему Денис.
Дед Офтай молча кивнул, мол, всё так.
— А окромя неё кто там? — поинтересовался сотник.
— Волховку тутошнюю похоронить привёз, — ответил Денис.
— Сгружай её, Фома. Ложи подле того мужика, — сотник показал на Тумая и строго посмотрел на его отца. — А ты, старик, пошукай по домам! Нам ещё трое саней надобны.
Инь-атя обвёл взглядом пожарище.
— Много домов ногайцы сожгли… — вздохнул он.
— Не рассуждай, а делай! — ответил ему сотник.
— А мою избу разве тоже степнякки спалили? — вклинился в их разговор Денис.
— Нет, Денясь, — покачал головой Офтай. — Кто-то из наших. Всё из-за Кафтася. Не понравилось людям, что в жертву его принесла молодая чужачка. Ничего, забудут. Станет ещё Толга оз-авой. Поживите пока в Инжаниной избе, а по весне отстроитесь.
— Нет, Офтай! — ответил Денис. — Как я погляжу, тут многие настроены супротив нас с Толгой. Раньше Инжаня нас защищала, но её больше нет. Построим новую избу, а её опять подождут.
— Выходит, зря вы с Тумаем трудились на болоте? — печально вздохнул инь-атя.
— Выходит, так, — ответил Денис. — Не вышел бы толк из твоей затеи.
— Как же мы без кузнеца-то?
— Я Валгая подучил немножко. Берегите его, а мне пора в Тонбов за новой жизнью.
— А с Нуянзой-то что теперь сделаешь? Неужто найдёшь и убьёшь?
— Бог ей судья, — ответил кузнец. — Не стану я её трогать.
Старик прослезился.
— Бери себе, Денясь, коня и Инжанины сани.
— Спасибо на всём, дед Офтай. Бывай!
Денис поцеловал инь-атю, и тот пошёл к ближайшему не тронутому огнём дому…
-
[1]Сокай (мокш.) — хлебороб, крестьянин. Не путать с содаем — знахарем.
[2]Дворцовые селения находились в ведении Приказа Большого дворца. Крестьяне там были формально свободными. Постепенно передавались помещикам в награду за верную службу.
[3]Подводная повинность (от слова «подвода») — обязанность перевозить раненых.