Арийский простор

Глава девятая

В пэле Раджа раздражало обилие людей и бестолковая суета, хотя приятно было увидеть старых знакомых. Отец не дал ему пофорсить в облике грозного охотника, улыбаясь, приказал сдать оружие и одежду для леса. Мальчик лишь отстоял право носить охотничье ожерелье и пояс с кинжалом.

Через седмицу пришлось лишиться и этого. Всё это время отец не отпускал его от себя, Радж мотался с ним в колеснице по степи, полям, встречался с людьми, сидел на советах. Запомнилась встреча со вторым сводным братом Готамой. На второй день пребывания в пэле отец отвёз его в дальнее урочище. Из тёмного проёма каменного строения с висящими над входом огромными бычьими рогами, в сопровождении бородатого старика в длинных жреческих одеяниях, вышел навстречу долговязый, немного нескладный парень, с крупными руками и ногами. Похожий на подросшего, но ещё не сформировавшегося щенка волкодава. Готама подошел, смущённо улыбаясь; тряхнув головою, отбросил с зелёных глаз рыжеватые волосы; обнял отца, подозвав к себе, крепко прижал Раджа к широкой, костлявой груди. Мальчик внезапно ощутил какое-то щемящее чувство родства, на глаза выступили нежданные слёзы. И ещё, вдруг отчётливо вспомнил, как пять зим назад брат подарил ему на память, вырезанную из кости лошадку; ему пришел срок покидать семью. Радж, тогда ещё Лучик, очень дорожил ею и берёг, горько плакал, когда старшие пацаны отняли и сломали игрушку.

Они отошли с отцом в сторону, и о чём-то негромко заговорили. Потом попрощались, Готама подошел, ещё раз обнял Раджа, взъерошил ему волосы, махнул им рукой и напоследок опять, открыто, по-детски улыбнулся.

Спустя седмицу Симха сказал:

— Пришла пора расставаться. По обычаю в стае все находятся на равных — одинаковая одежда и никакого личного оружия, только амулет на груди. Ожерелье снимай, у воинов охотничьи трофеи носить не принято.

Радж присел на колени, обнял привязанного, тоскливо недоумевающего Бхерга, шепнул в ухо «Дождись», потом дотронулся до амулета и спросил отца.

— Расскажи мне про маму, я её почти не помню. Как вы с ней впервые встретились?

Симха задумался, потом улыбнулся. Улыбка странным образом преобразила, как будто озарила внутренним светом, его суровое лицо.

— Я купил твою мать на торговом рынке. На Западе, в городе Дажкенте у Рудных гор.

— Она была пленницей?

— Нет, её отец был торговцем янтарём из дальних северо-западных земель. Умер с женой от какой-то болезни, оставив маленькую дочь. Местный купец, который вёл с ним дела, присвоил их имущество за мнимые долги.

Отец презрительно скривился.

— Сита выросла в его доме. Когда её красота расцвела, старик решил разбогатеть на её продаже.

Конечно, девушку не выставили с другими рабами в загоне на рынке. Собрали самых богатых купцов.

Мне шепнул знакомый, что продаётся редкая красавица, провел к богатому дому с привратником на входе. Я зашел и на помосте впервые увидел её. В короткой белой сорочке, с непокрытой, гордо вздернутой головой и распущенными волосами цвета спелой пшеницы.

Симха надолго замолк, Радж жадно слушал затаив дыхание.

— Когда я увидел её, то понял, что не смогу жить без этой девушки. Мне было уже двадцать шесть зим, имел жену и двух сыновей, но любовь впервые пришла в моё сердце. Нас женят, не спрашивая согласия, всё решают старшие в семьях, и мне подобрали достойную невесту. Но любовь я испытал, только повстречав твою мать.

Наши взгляды соприкоснулись, и я увидел в её глазах мольбу. Девушку, как кобылицу, похотливо рассматривали жирные торгаши, пытаясь лапать жадными руками.

Молодая рабыня стоит три вола, старик же запросил в двадцать раз больше.

Я не стал торговаться, хотя вокруг слышался возмущенный ропот.

Отдал в задаток серебро и золото на поясе, снял браслеты с руки и золотую гривну ратэштара с шеи.

Получилось чуть больше половины.

Старик понял, что продешевил, но слово уже было сказано. Мне дали время, всего лишь до полудня, чтобы принести оставшуюся плату. На девушку набросили плащ из драгоценного шелка и позволили повязать голову.

Отец послал меня с моим десятком охранять торговцев, ехавших купить олово на большое городское торжище. И я просил у них золото в долг, под залог колесницы. Купцы удивленно качали головами, но согласились помочь.

Когда я с двумя свидетелями сделки, до назначенного времени вернулся назад, этот сквалыга объявил, что местный владыка, прознав про торги и увидев девушку, предложил ему за красавицу вдвое большую цену. Понадеявшись на его покровительство и оставленную охрану, негодяй, смеясь, бросил оставленный задаток нам под ноги.

Бешенство охватило меня, даже не доставая кинжала, я руками разбросал воинов как неопытных мальчишек, поломал их копья, старику же просто свернул шею. Заметался по дому, боясь, что не найду её и тогда ярость, как в битве полностью захлестнёт меня тёмной волной. Она выбежала навстречу, схватила за руку, шепнула «Бежим», указав проход. Но я вернулся назад, бросил золото на труп торговца, чтобы меня не посчитали вором. А потом мы бежали. Я забыл про честь, про поручения отца, доверенных мне людей, не в силах расстаться с ней ни на миг.

Правитель послал погоню, но она не смогла догнать нашу колесницу. В дороге узнал её сложное имя, но я всегда называл её Сита — Светлая. Владыка города отправил посольство, требуя заплатить виру за убийство и вернуть девушку. Многие советники отца хотели выполнить его требования, говорили, что она ведьма, околдовавшая сына пати. И тогда мне помог твой Учитель, Аджит привел Ситу на совет племени, снял с головы покрывало и спросил:

— Кто из вас отказался бы от такой красоты? — Симха рассмеялся.

— Все сразу замолкли. По нашим обычаям я взял её второй женой, совершив положенные обряды и принеся жертвы. Отец выплатил виру, забрал у меня колесницу и коней. Я ходил за его повозкой в бой простым копейщиком, мы с Ситой жили в хижине, но я был счастлив, особенно, когда родился ты.

В день, когда твоя мать умерла, для меня померк свет. Она очень тебя любила, сын.

Отец посмотрел на возницу, ожидавшую Раджа простую телегу запряженную волами, и впервые в жизни крепко прижал его к груди.

Подростками-кшатриями двенадцати родов, достигших десяти зим, по весне пополняли состав шести стай, в каждой по двадцать — двадцать пять разновозрастных отроков. Хорошо, если к концу обучения из этих первогодков оставалась половина. Родовичей старались развозить по разным стаям, так крепилось единство всего племени. По нескольку отроков отправляли и в стаи трех союзных племен. Наставников старались набирать из лучших и самых опытных, часто покалеченных бойцов, но многие роды и семьи особые секреты передавали только своим. С серьёзным оружием отроки начинали работать только на третий год обучения. Старшими в стаи назначали молодых воинов недавно прошедших Посвящение, на них и ложилась основная забота о воспитании будущих защитников племени. Но ватаги подростков не зря назывались стаями, нравы там царили звериные, а выживали только сильные телом и духом. Не в буквальном смысле, конечно, многих отправляли домой из-за душевного слома, травм и увечий, старшие не допускали только явного беспредела.

К лагерю воинов, не прошедших Посвящение, или к Логову Стаи, Раджа, с ещё двумя попутчиками, молчащими всю дорогу, привезли на телеге с припасами. Возница в облезлом халате, остановив воловью упряжку, махнул рукой и сказал:

— Берите по мешку и тащите к той землянке.

У входа их встретила группа тощих подростков. Вперёд вышел коренастый, невысокий паренек, задиристо присвистнул.

— О, свежее мясо привезли. Гляди братва, какой милашка — хорошенький, как девочка. Тебя как зовут — Одуванчик?

Пацаны обступили, гадливо усмехаясь. Радж сбросил мешок им под ноги и напрягся, готовясь к драке. Раздвигая толпу, вперед протиснулся высокий юнец, одетый, как все, в ободранные посконные штаны. Радж с удивлением узнал подросшего Пирву. Тот, улыбаясь, произнес:

— Эй, Ерш, придержи язык, а то он тебе нос отгрызёт. Это брат мой, я его, бешенного, знаю. На татуировки погляди — видишь род чей? Да и охотничье посвящение он прошел.

— Отойдём, поговорим. — Это уже Раджу.

Тот не стал ерепениться, пошел вслед. По теплому времени многие жили в шалашах, подошли к одному из них, сели на охапку сухой травы.

— Там, у пещеры, глупо получилось — начал Пирва — нам, родичам, не сориться, а вместе держаться надо.

Радж согласно качнул головой.

— Как здесь? Какие порядки?

Двоюродный брат потянулся, потом ловко поймал на лету кружащего слепня, оторвав головку, пояснил.

— Новичков бьют. Да и так, живём как собаки, деремся постоянно, если не друг с другом, то стая на стаю; парню одному, Векше, глаз на днях выбили. И это ещё ножей нет, первогодкам не положены. Я вот тоже клыка лишился — показал дырку — хорошо, что молочный был. Но драки в основном с ровесниками. Те, которым пятнадцать зим скоро, здоровые лоси, такие и убить могут.

— Что и старших нет?

— Есть, как не быть, только они не Девдас, — сопли за нами не подтирают. Наш старшак к невесте своей ускакал. Но не всё так плохо, мне нравится. — Пирва улыбнулся.

— Род наш уважают, да и я себя правильно поставил, держись поближе, не пропадешь. А так не теряйся, сразу бей.

К вечеру прибежал высокий, сухопарый парень с копной русых волос, стянутых кожаной повязкой.

Осмотрел вновь прибывших, те двое попутчиков стояли побитые, один с распухшим носом, другой с наливающимся синевой глазом и рассеченной бровью. Подошел и к Раджу, глянул на татуировки, на светлые волосы, молча кивнул.

Потом собрал несколько подростков постарше, коротко переговорил. Вернувшийся Пирва сообщил:

— Лось сказал, чтобы не лезли к сыну вождя. Так что живи спокойно.

— Мне поблажки не надо, сумею за себя постоять.

Пирва усмехнулся.

— Ты что, боль любишь? Ладно, разберемся, устраивайся пока здесь.

Утром начались занятия. Для Раджа ничего нового не было. Опять бег на большие расстояния. Мальчишка, привыкший регулярно делать это на предгорьях то вверх, то вниз, да ещё и с ускорениями, легко обогнал сверстников. Отставший Пирва с удивлением просипел, восстанавливая дыхание:

— Ну, ты и конь.

Питались в основном кашей, которую варили по очереди подростки, невкусной, зато вдоволь, мясо давали только отличившимся. Старшие занимались отдельно, их отряд уходил в степь.

К вечеру подошел старшак Лось, протянул Раджу кусок жареного мяса на ребре.

— Держи, это за бег.

Мальчик поделился с Пирвой.

— Свинина — уважительно протянул тот.

Подростки выстроились напротив друг друга на расстоянии броска дротика, как говорил Лось «клюв к клюву, уд к уду». Шеренга младших впереди, старшие немного сзади. С обеих сторон тут же посыпались насмешки, оскорбления, кто-то пронзительно засвистел. Отроки поводили плечами, притопывая на месте, размашистыми движениями разминая тела. Старшаки обоих стай наблюдали, стоя поодаль.

Вперёд разболтанной походкой вышел Ёрш, тряхнул головой, взъерошил волосы; внезапно присев, взбрыкнув козлом, пустился в пляс. Взбивая пыль, выдал несколько коленцев. Повернулся спиной и сдёрнул портки, показывая противникам тощий зад, издевательски хлопнул по нему.

Чужая шеренга возмущенно загудела, пришла в движение, усилились гневные возгласы.

Юнцы запрыгали на месте, гоня волну адреналина, послышались утробные выдохи: «Ху! … Ху!..Ху!»

Пирва затянул речитативом «Аля-ле, Аля-ле», остальные подхватили, и подростки, вопя, бросились навстречу друг другу.

Радж, рыча в исступлении, сразу же вырвался вперёд, кровь предков огнём побежала по жилам. Драться он учился у зверей, поэтому прыгнул, целясь в горло, на ближайшего противника, в последний миг пригнув голову, по лбу скользнули чужие костяшки. Сцепившись, мальчишки покатились кувырком, оказавшись сверху, Радж стал наносить яростные удары. Краем глаза заметив летящую ногу, опрокинулся на бок, упреждая удар. Через него, сбивая чужую атаку, перепрыгнуло долговязое тело, в драку вступили старшие. Скоротечная схватка закончилась по сигналу рога, подростки расходились по сторонам, старшаки охаживали палками увлекшихся дракой. Его противник с разбитым лицом лежал рядом, обычный русоволосый курносый мальчишка. Радж протянул руку, тот оттолкнул её, с трудом поднялся, размазывая кровь по лицу и хромая, побрел к своим.

— Сегодня удача на нашей стороне. — Подошел Пирва, радостно улыбаясь щербатым ртом и почесывая задницу. На вопросительный взгляд Раджа, отмахнулся.

— От старшаков палкой прилетело.

Победителям привезли на телеге тушу сайгака и бурдюк пива. Парни радостно оживились. На эту же телегу погрузили пострадавшего в схватке двух стай новичка, прибывшего с Раджем, тот так и не узнал его имя. Мальчишка кривил губы, но не стонал, похоже ему сломали ногу.

— Рыжий и Солома, метнитесь за жердями для вертела, раз бегаете быстро. — Лось обратился к Пирве и Раджу по прозвищам, и передал парням топор. Пришлось бежать по степи до ближайшего распадка. Когда вернулись со свежесрубленными стволами, взяли с запасом, чтоб потом лишний раз не бегать; костёр из собранного в округе кустарника и сушеных кизяков догорал. Над углями, на вбитые жерди с развилками, установили уже ободранную и выпотрошенную тушу, Ершу доверили крутить деревянный вертел. Из землянки принесли глиняную корчагу и вылили в неё пиво из бурдюка. Перед тем, как пустить чашу по кругу, к группе старших парней по одному подзывали новичков, впервые принявших участие в общей драке, тех, кто не струсил и с достоинством перенес боль. Дружески обнимали и хлопали по плечу, теперь они часть стаи. Подозвали и Раджа.

— Ты молодец, Солома, хорошо себя показал — одобрительно объявил Лось, мальчишка покраснел от удовольствия, благо, что из-за загара и в потёмках не видно.

Парни расположились, подогнув ноги, прямо на земле вокруг костра.

От туши стали кромсать полусырое мясо, и корчагу, наконец, пустили по кругу, начиная с самых старших. Пива было не так много, младшим вообще досталось по глотку.

Утолив голод, два подростка, Дятел и Кег, принесли из землянки барабаны, обтянутые бычьей кожей. Зажав ногами, принялись настукивать ритм, грохот далеко разнесся по ночной степи.

Другие стали подниматься, уже приплясывая; обнявшись за плечи, выстраивались по росту в круг, высокий Радж стал рядом с Пирвой. Барабаны задавали ритм, хоровод начал своё вращение, сперва посолонь, движение вместе с ритмом постепенно ускорялось, руки крепче вцеплялись в плечи, не дай дэвы, разорвать эту магическую цепочку сплочения стаи. Подчиняясь ритму барабанов и командам ведущего, хоровод то сдвигался к костру, то расширялся, то замедлял вращение, то ускорял. Несколько раз меняли направление движения, поначалу образовалась заминка, новички стаи спотыкались от неожиданности, но все они были детьми кшатриев, наследников воинов во многих поколениях, и хоровод не разомкнулся, продолжил своё, уже слитное, движение.

Парни подбадривали себя криками в такт движения, всё громче били по коже вспотевшие барабанщики, крики «Хей! Хей!» всё дальше разносились по степному простору, кто-то закричал вороном, парни заулюлюкали, засвистели. Радж чувствовал, как энергия стаи, переливаясь через сцепление рук, наполняет его яростной силой, выплёскивается в боевом кличе.

Всё быстрее и быстрее крутился замкнутый круг. И наконец, грохот барабанов замолк, и хоровод распался, члены единой стаи в изнеможении падали на землю.

Через два дня за Пирвой и Раджем приехал на колеснице мрачный Тур.

Готама уже восемь дней сидел в горном храме с пятью оставшимися товарищами. Каждый день немой служитель уводил одного юношу к подъезжавшей колеснице. Сколько из уехавших остались живы, они не знали. Очередность разыгрывали в кости, хорошими числами считались тройка и семерка, Готаме выпала девятка. Завтра наступал его черёд.

Через месяц после встречи с отцом, Готаму на колеснице отвезли в это святилище. Как и тринадцать других парней для совершения обряда «атмаяджны» — отречения от жизни, а точнее принесения себя в жертву. Человеческая кровь — самый ценный дар, чтобы умилостивить богов. Седобородый жрец в длинном белом одеянии объявил им, что жертва в этом поединке напрямую идет в Сваргу.

Служители резали белых коз, а потом устроили им пир. На столах помимо мяса и пива, дымились красные курильницы с семенами конопли. Пришли музыканты и песельники, но только мужчины, ни одной женщины не было на этом странном празднике. Все парни знали друг друга, хотя были из разных стай, неоднократно им приходилось драться, а последний год соревноваться в воинских умениях и учиться биться в едином строю.

Вспоминали старые истории, много смеялись, пели песни и плясали.

Поздним вечером, при свете факелов, их привели в пещеру, где на неровно обрубленной глыбе мрамора стояла древняя статуя Индры, разделившая все скитания своего народа. Она была вырезана из тяжёлого куска метеоритного железа, что с рёвом и пламенем сорвался с неба в незапамятные времена. Выпуклые глаза бога грозно таращились в пляшущих отсветах огня, местами проступившая ржавчина казалась кровью.

На крови и клялись в верности богу и племени.

С них взяли обет молчания до поединка, выйдя из пещеры, юноши увидели четырнадцать неглубоких могил. Их забросали ветками кедра, сверху завалили крупными кусками земли и укрыли дёрном. Свет не проникал, но дышать, хоть и с трудом, можно. В любой момент можно было разбросать давившую на грудь землю, встать и уйти, но это считалось величайшим позором для всего рода, трус сразу же становился изгоем.

То ли перенапряжение нервов, то ли алкоголь сделали своё дело, или сказалась нехватка воздуха, но Готама неожиданно быстро забылся беспокойным сном.

К полдню следующего дня их откопали, тела омыли под струями мелкого горного водопада. Жрец сказал:

— Теперь вы мертвы, только кровь побежденного врага вернет вам жизнь.

Через день колесница приехала за первым, для остальных начались дни томительного ожидания.

Поначалу парни храбрились, показывая презрение к смерти. Кто-то продолжал усиленно заниматься — бегал по предгорьям, метал копья, махал ножом. Никто не препятствовал, но и не заставлял, Готама лишь усмехался, перед смертью не надышишься. Если за пять зим не научился владеть оружием, чего ждать от седмицы. Его учили лучшие, до стаи две зимы натаскивал сам Магх, жаль, что они с отцом поссорились. Понемногу бравада парней сходила на нет, тревога начинала поневоле просачиваться в душу и сосать сердце, хотя отбирали лучших.

Раздался звон поварёшки по котлу, служитель звал на обед. Кормили их хорошо и обильно, но многим кусок не лез в горло.

Готама подошел и заставил себя поесть, он сын пати и должен показывать пример окружающим. Подумал об отце, хорошо, что увиделись, он очень любил и гордился им, именно как отцом, а не вождём. В отличие от брата, Готама не осуждал его за то, что завёл вторую жену. Во-первых, так поступали многие, имея ещё и многочисленных наложниц, чем больше женщин в доме, тем выше слава воина. Во-вторых — он видел Ситу, она была очень красива и относилась к нему с лаской, как к своему сыну. Жаль, что она так внезапно умерла. Радж на неё очень похож, странно, что отец назвал малыша грозным именем деда. Понятно, что он не мог дать старшим братьям имя того, кто ещё жив, чтобы не навлечь беду. Но светлому мальчику больше подходило прежнее прозвище Лучик, чем имя свирепого убийцы, перед которым трепетали не только враги.

Готама невольно поёжился, завтра решится его судьба.

Взошло солнце нового дня, парень не стал завтракать, только напился воды.

Подъехала колесница с десятником Кнутом. Готама обнялся с оставшимися товарищами. Снял набедренную повязку, последние дни ходили только в них, поправил нашейный амулет, надел на голое тело волчью шкуру, так, чтобы над головой торчала оскаленная пасть, завязал узлом на груди передние лапы. Окунув пальцы в глиняную миску с синей краской, нанес полосы под глаза и поперёк груди. Кремниевый нож закрепил за стягивающую бедро кожаную полоску, в руки взял копьё. Готов!

К полудню через широкое ущелье въехали в долину, Готама посмотрел на безоблачное небо, высоко кружили два ворона. Недобрый знак, хотя смотря для кого, его соперник тоже их видит. Парень улыбнулся десятнику, тот молча хлопнул по плечу. Пора!

Юноша уверенно, не оглядываясь, пошагал вперёд, полуденное солнце нещадно палило.

Обостренное восприятие ловило аромат цветов и трав, едкий запах конского пота, перестук копыт и шорох колес отъезжающей повозки, тревожный пересвист сусликов, перекличку цикад и шорох убегающей мыши.

Впереди показался и быстро приближался соперник, язык почему то не поворачивался назвать его врагом. Невысокий паренёк, широкоплечий, крепко сложенный, но ничего особенного. Только странно подпрыгивает при ходьбе. Подошел поближе, остановился, сбросил шкуру.

— Жарко. — Вопросительно посмотрел на Готаму.

Тот непроизвольно глянул на его член, тоже ничего примечательного; остался в шкуре — может ослабить удар. По обычаю нужно было представиться, победитель будет хранить голову на почётном месте, и рассказывать будущим детям из какого славного рода был его соперник.

Сын Симхи шагнул вперёд и гордо заявил:

— Я Готама из рода Льва.

Тот с любопытством посмотрел на высокого соперника.

— Знаменитый род. Я Оку Хорь из рода Архара.

Готама подсознательно ожидал противника под стать себе — высокого и мощного.

«Удивительно, не боится парня на полторы головы выше» подумал про себя.

Вслух с усмешкой произнес:

— Хорь? То-то воняет.

— Смешно.

Спокойно произнес Оку, аккуратно положил копьё на траву, и зигзагом рванул вперёд, мгновенно сокращая дистанцию. Этого мига и не хватило Готаме, настраиваясь на благородный копейный бой, в котором он был мастер, парень растерялся и не успел воспользоваться преимуществом роста и длинных рук. Хорь увернулся от запоздалого удара копья, уйдя низом, резанул по державшей его руке. Схватиться за нож Готаме не дал, сразу же последовали три мгновенных удара — печень, живот, горло. Все три были смертельными.