Арийский простор

Глава одиннадцатая

Площадка перед воротами была забита согнанными со всех клетушек крепости людьми и мычащим скотом. Ратэштары посовещавшись, всё таки решили брать полон, хотя некоторые родичи убитых парней хотели по старинному обычаю предать всё живое смерти.

Из хлева выгоняли волов, запрягали в найденные в сарае телеги, умело обыскивая жильё, торопливо стаскивали в них собранную добычу — в основном оружие, меха, литьё из металлов и ткани. Досадно, что не удалось захватить колесницы, в конюшне стояла одна поломанная, да валялось несколько старых колес. Забрали и это, постройка боевой повозки — занятие очень трудоёмкое и недешевое.

Ещё жальче, что пастухи ишкузи успели отогнать табун лошадей, кони у Рагина были очень хороши.

Расспросив пленных, узнали, где пасутся стада; славно бы наведаться в ближайшие селения, похватать людей и угнать скот, но решили не рисковать. Вести по степи разносятся быстро, воины в ватаге были опытные, и знали, как легко победа сменяется поражением.

Но прежде всего победители провели важнейший воинский ритуал — собрали главные свидетельства своей доблести. Головы врагов аккуратно отделяли от тела по второму позвонку, если требовалось, очищали их от крови и грязи, а затем укладывали в мешки. Магха уже давно не сильно заботило количество добытых голов простых воинов, и он не стал оспаривать у Марута убитого на стене стражника.

Бережно снимали и черепа во множестве торчащие на кольях над воротами, в одной, полуразложившейся и исклеванной птицами голове, признали недавно погибшего на Посвящении. Конечно, не все черепа украшавшие стены крепости ишкузи принадлежали родичам, да как тут разберешь.

Поверх трофеев положили на телеги и тела двух погибших своих, раненными занимались сразу же, ещё при штурме, приложив к ране сухой мох, заматывали тряпками, обширные повреждения прижигали раскаленной бронзой. Все были опытными бойцами и знали, как позаботиться о себе и товарищах. Вообще, крепость взяли малой кровью, все ратэштары были целы, только Ояса слегка зацепило стрелой.

Пока более опытные воины занимались грабежом, Окунь по поручению Магха с десятком молодых парней, а также с Пирвой и Раджем, раскладывали в нужных местах горючие материалы. Разбрасывая по гриднице охапки сена, Радж нашел закатившуюся под лавку, затейливую бляшку из потемневшей бронзы с четким изображением вихревой свастики. Показал Пирве, Окунь заметил склонившихся над безделушкой подростков, и, отвесив им по подзатыльнику, забрал находку.

— Делом занимайтесь!

Убедившись, что это не золото и не серебро, бросил её обратно Раджу.

— Ладно, бери на память. Но помните, у нас добычу после боя на всех делят, а за крысячество можно и головы лишиться.

Подросток протянул бляшку обратно, ветеран поморщился.

— Сказал же, оставь себе. Вы не воины, и доли в добыче вам не положены, но уж если так рано на войну попали, смотрите и учитесь.

Когда прерывистая колонна из людей, животных и повозок скрылась вдали, и улеглась поднятая ими пыль, по сигналу Окуня крепость подожгли в десятке разных мест.

Убедившись, что всё разгорелось, как надо, отряд построился и быстрым шагом принялся догонять своих, командир шел последним, беспокойно оглядываясь по сторонам, в любой момент могли показаться вражеские колесницы.

Шли споро, и вскоре нагнали медленно катящиеся груженые телеги, образовав арьергард обоза.

От греха подальше, Окунь отправил мальчишек в голову колонны к Магху.

Хвала дэвам, к концу дня добрались до заставы, пленных и скот погнали дальше, вглубь своих земель, добычу договорились разделить позже. Сами же ратэштары пересели на колесницы и поехали к недавно возведенному кургану с девятью торчащими на вершине плитами. Черепа своих прикопали в могильный холм, головы врагов насадили на колья.

Магх, попрощавшись с боевыми товарищами, поспешил в крепость к брату, заранее настраиваясь на тяжелый разговор.

Мрачный Симха в одиночестве сидел за столом, молча указал Магху на лавку напротив.

— Я не буду упрекать тебя в своеволии брат. Дхарма влечет нас по жизни, как стремительная река и пловец не в силах противиться её неодолимому течению. Я поведаю то, что было раньше от тебя скрыто.

Вождь сам наполнил из кувшина вином два кубка, отпил из своего и продолжил.

— Проведя полжизни на войне, я в отличие от тебя, возненавидел её всем сердцем.

Магх удивленно приподнял бровь.

— Наш отец прославил себя как великий боец, но обескровил племя и погубил себя и свою семью. Пограничные земли на два дня пути разорены, больше половины ратэштаров, не считая простых воинов и у нас и у ишкузи убиты. Из одиннадцати его сыновей в живых остались только мы с тобой, и то благодаря Аджиту.

Ты думаешь, в ту засаду мы попали случайно? Кто-то из наших решил помочь ишкузи закончить эту бесконечную бойню, разом истребив самых опасных врагов, а при этом ещё и род свой возвеличить.

Мало того, с их помощью враги лучшего воина племени погубить пытались, с кем на поле битвы в честном бою совладать не смогли. Из скольких поединков Аджит победителем вышел, прежде чем имя это заслужил?

За две зимы до того сожгли его усадьбу, двери подперев, а его дома в ту ночь не оказалось. Война многих красавиц вдовами сделала, а ратэштару не пристало оскорблять женщину отказом.

Симха вновь налил вина и выпил.

— Аджит бы предпочел тогда вместе с семьей сгореть и баб после этого избегает, хотя ему много родов лучших невест предлагали. Мёртвым верность теперь хранит.

А тогда мы возвращались после пира, что давал Старый Кабан, глава рода Вепря — у него долгожданный наследник родился. Отец в последнее время много пил, и на том пиру нам щедро наполняли чаши. Поэтому возвращаясь на второй день домой, ты держал поводья его колесницы.

Магх никогда не слышал от своего немногословного брата такой длинной речи. Отхлебнул вина и заметил.

— Да, я помню это, брат. Тата через сотни боев прошел, и враги только в таком состоянии смогли его погубить, я тогда выжил, потому что большинство стрел в него летели.

— А меня Аджит спас. Он единственный из нас на том пиру не пил, после гибели семьи во хмелю себя не помнил, буен был и даже своим страшен. Вот и отказывался от пенной чаши.

Чутьё у него звериное, расслышал звук десятка одновременно натягиваемых тетив, сам с колесницы кувырком спрыгнул и меня с неё сбросил. Сразу же в сторону засады в кусты кинулся, с ремня чакры срывая. А мне крикнул «Спасай отца и брата!»

Ты тогда ещё очень молод был, и от ран отходил долго. Аджит сумел не только отбиться, но и среди чужаков знакомого разглядеть, они уверены были, что всех нас там положат и лиц не прятали.

А человек тот из рода Вепря был …

Симха вновь отпил из кубка.

— Выкрали мы того человека, побеседовали, не добром говорили. Не сразу, но перед смертью сказал правду. Сильный их род, и воинов в нем много. Вот только имя его главе не Кабан, а Змей больше бы подошло. Хотел руками чужаков себе дорогу к власти расчистить.

Аджит тогда мне отсоветовал кровавую распрю в племени начинать. Видоков то нету. А Кабан отопрется, скажет «Хула, мол, напрасная».

Магх хлопнул ладонью по столешнице.

— А я-то голову ломал, почему чтящий законы брат дурную свару с Кабаном затеял и на поединок его вызвал! Не заслужил он честной смерти. Ему бы живот вспороть и на собственных кишках повесить.

— Кишки я ему и так выпустил. Только вряд ли теперь Вепри своих воинов пошлют, когда я по родам вестников с красной стрелой отправлю.

Симха осуждающе мотнул головой.

— Ты напрасно молчал об этом, брат. Но найдем и на свиней этих управу.

— Слушай дальше. После похорон отца Аджит совсем плох стал, только с ним он мог в последнее время общаться. Война к тому времени затихла сама собой, как затухает пожар, сожрав всё, чем можно насытится. В то время у нас гостил великий сказитель Гатхака Мадху, своими песнями он сумел что-то пробудить в душе нашего друга. Аджит предложил слепому певцу огромную награду, но тот отказался брать её от знаменитого героя. Тогда он решил сопровождать Мадху в его возвращении на Запад, золотом, от которого отказался певец, осыпал его мальчишку-поводыря, поменявшись с ним местами.

На наши просьбы не губить себя, отвечал высокомерным молчанием.

Толпы народа вышли провожать его, оплакивая, как покойника.

Каково же было удивление, когда через три зимы он вернулся живым, но это был уже другой человек — длиннобородый седой старик и имя иное. Глупцы заговорили о подмене злым духом.

И вести он принес странные, умер старый правитель ишкузи, а новый, уже прославленный своим разумом, предложил прекратить бессмысленную вражду, заменив разорительную войну ритуальными поединками раз в год в пограничной долине. Следующей весной с этим же предложением приехал главный жрец почитаемого всеми храма Индры в Рудных горах, артаваны и большинство народа его поддержали.

— То, что артаваны Аджиту на старости лет голову задурили, меня не удивляет. Но ты — то брат, военный вождь! Как ты можешь верить врагам и ненавидеть то, ради чего нас содержит племя?! Война наше сакральное служение, мы кшатрии — для неё рождены, так было, есть и будет! Что ты скажешь предкам в Сварге? Одумайся брат.

Симха приподнялся из-за стола пристально глядя в глаза Магха.

— Чтоб жило племя, я в любой миг жизнь готов отдать. А ненавижу войну не любую, а ту, что ради захвата богатств и пустой славы. И к Параме у меня доверия нет, я верю Аджиту и ещё в здравый смысл. У ишкузи постоянная угроза с Запада и сейчас там свара идет, поэтому Параме мир нужен. И нам война ни к чему, от прошлой ещё не отошли, земель свободных в котловине пока хватает. Да и не победить нам их, много больше у ишкузи и людей и колесниц. И воины умелые, хоть ты и легко их крепость взял, но вспомни последнее Посвящение.

Параме сыновей дэвы не дали, но есть у него пять дочерей, говорят красавицы. Две старшие замужем, третьей четырнадцать зим тогда исполнилось. Парама породниться предлагал.

Магх изумленно уставился на брата. Осушив кубок, Симха продолжил.

— Если бы Готама Посвящение прошел, быть бы свадьбе, а затем и миру. Но дэвами другое было суждено. Индре, богу грозы и войны, пьющему хаому, жадному до богатств и крови, мир не нужен.

— Не богохульствуй, брат.

— Я всё равно хочу мир сохранить! — Симха стукнул кубком по столу — И в этом мне твоя помощь понадобится, попробуем малой кровью откупиться. Девдаса я к правителю ишкузи послал, но и ополчение собирать начнем. Не удастся договориться — будем воевать.

В крепость Симхи съезжалось военное ополчение, получив от вестников на легких колесницах красную стрелу, главы родов собирали свободных мужчин. Призыв на войну никого не удивил, новости быстро разносятся по степи, и даже в отдаленных поселениях знали исход нынешнего Посвящения, и то, что за этим последовало. Понятно было, что лихой налет на земли ишкузи вряд ли останется безнаказанным.

Каждый род племени насчитывал от тысячи до полторы тысячи людей, сколько точно, никто не знал. Рождались дети, которых никто, как и женщин не считал, умирали старики. Давно не собирали и всех свободных мужчин-воинов, обще племенные дела решали на советах старейшин, куда помимо них входили ратэштары и богатые ремесленники с множеством зависимых людей, такие, как Хвар.

Большой властью обладал и священный вождь-пати, напрямую осуществляющий связь племени с богами и предками. Среди ратэштаров, людей вспыльчивых и опасных, поединки нередкое дело, но личность пати была неприкосновенна. Но уж коли беда неминучая в двери стучала — голод или мор, то неудачливого вождя с просьбой к богам посылали, а чтобы мольбы народа быстрее до неба доходили — его на костре жгли.

Известно было только число ратэштаров — всего тридцать два. Отправили вестников и ожидали добровольцев и от трех союзных племен.

Вождь передавал, что призыв касается только кшатриев, и в поход собирались ратэштары и отборные воины — защитники племени. Всем необходимым для жизни и боя их снабжал род, но любящим роскошь элитным бойцам того мало было и то не жадность была. Как иначе выделится среди других молодцов, раздать подарки и хмельную чашу своим людям, которые за жадобой в строй не встанут. Да что там роскошь, главное слава! А добычу и славу приносит война.

Люди войны, они всегда к ней готовы и шли на бой как на праздник. Надевали лучшие наряды и украшения, подбирали оружие и доспехи, не доверяя это занятие никому, сами до бритвенной остроты натачивали кинжалы и наконечники копий. Слуги до блеска начищали шлемы и умбоны щитов. Пастухи пригоняли с выпаса коней, колесничные мастера проверяли состояния колес и упряжи, не дай дэвы, что-то порвется или сломается во время движения. По праву, как полноценные кшатрии собирались на войну и четыре юноши прошедшие недавнее Посвящение, пятый ещё не отошел от ран. Сборы были не долги.

К утру второго дня площадь перед пелэ стала заполняться колесницами, а на поскотине зашумел и задымил кострами временный лагерь. По дорогам пылили отряды пехоты и обозы с припасами для людей и животных. С уже подъехавших повозок сгружали и устанавливали шатры и палатки.

Из любопытства и в надежде на угощение к лагерю стекались дети и прочий праздный люд, торговцы раскладывали на телегах и на кошмах свой товар. Девушки в лучших нарядах, пересмеиваясь с подружками, разглядывали прибывших молодцов, пока матери не успели разогнать их по дворам.

Симха лично встречал каждого ратэштара у входа во дворец, обняв, провожал в зал, где уже вовсю шла подготовка к пиру.

Одетая в траурный наряд Девина громко раздавала приказы многочисленным рабам и служанкам, хозяйственная суета заставила её ненадолго отвлечься от горя. На дворе забивали скот, слышался визг свиней и блеяние баранов, в центре зала несколько здоровяков с трудом устанавливали на распорки целую тушу быка, насаженную на медный вертел над очагом из дикого тесанного камня. Двое слуг втащили, держа за приклепанные ручки, огромный медный, конической формы, сосуд с волновым орнаментом по верху. Черпая из него, к столам подносили большие жбаны со свежим ячменным пивом.

Род Вепря всё же прислал одну колесницу с молодым парнем — племянником убитого в поединке Кабана. С ним вместо Симхи общался Магх. Не решились пренебречь военным сбором, за уклонение от битвы — одно наказание — смерть.

Не один вождь не смог бы долго на свой кошт содержать собранное войско, поэтому решено было через два дня провести большую загонную охоту, не только чтобы добыть мясо, но и для дополнительной подготовки воинов и развлечения старшей дружины.

Загонщиков загодя отправили в степь, часть людей сплавили на лодках. Через день после пира ратэштары, чтобы раньше времени не распугать добычу, пешком отправились к месту засады, отправив колесницы с возничими в помощь облавному оцеплению.

По утренней росе, растянувшаяся цепочка загонщиков неспешно двинулась вперёд, как будто широким неводом охватывая огромный участок холмистой степи.

Кричали люди, гремели трещотки, лаяли псы.

В их рядах шагали и Радж с Пирвой, после набега мальчишек по-тихому вернули в стаю, возможно, Симха даже не узнал об участие в этой авантюре своего сына.

Парней из двух ближних стай также привлекли к облавной охоте, выдав по такому случаю оружие — ножи и пращи с камнями. Вдобавок Пирва сумел выпросить у Окуня затрофеенные ими в крепости дротики с бронзовыми наконечниками.

Мальчишки держались на расстоянии в восемь — десять шагов друг от друга, периодически крича и улюлюкая. Позади неторопливо пылили, скрипя грубо сколоченными деревянными колесами, воловьи повозки для сбора охотничьей добычи.

Крупный пестрокрылый самец дрофы, мгновенным выпадом длинной шеи, подхватил прошмыгнувшую, было мимо полевку, встряхнув, ударил об землю, затем подбросил тельце в воздух и жадно заглотил. Услышав подозрительные шумы, огляделся и быстро побежал в заросли на своих сильных трехпалых ногах.

Настороженно замерли суетившиеся среди метелок типчака и облезлых султанов соцветий мятлика суслики, один из них поднялся на задние лапки, тревожно свистнул и грызуны порскнули по норкам. Разбуженный ночной убийца — степной хорёк торопливо запрыгал в поисках убежища, помахивая в такт движениям черным кончиком хвоста. Старая волчица уводила свой подросший выводок в терновый распадок, не обращая внимания на разбегавшихся зайцев.

Тысячные стада антилоп, внимая тревожным звукам, прекратили пастись и сдвинулись, перебирая копытами, всё ускоряя свой бег, прорываясь сквозь поднятую пыльную завесу.

Крупное стадо сайгаков в несколько сотен голов загонщики вспугнули у берегов полу высохшего степного озерца, куда они прискакали на водопой. Склонив головы к земле, антилопы иноходью удирали в степь. С десяток самцов, сдуру ломанувшихся не в ту сторону, застряли в поросшем камышами топком берегу и жалобно реготали, поводя горбоносыми мордами, с рогами в две пяди длиной, ребристыми от поперечных колец. Издавна такие рога идут на рукояти ножей. Несколько отставших загонщиков набрасывали сайгакам арканы на шеи и выволакивали хрипящих животных на твердое место.

Ратэштары выделили на помощь облаве свои колесницы с возницами, копыта лошадей и колеса выбивали пыль из вытоптанных участков уже высохшей и побуревшей летней степи.

Нежданно из березового сколка выскочил небольшой табунок степных косуль во главе с рогатым самцом. В отличие от других животных, эти чаще не убегают от облавы, а кидаются навстречу загонщикам. Гигантским прыжком рогач прорвался через оцепление, чуть не сбив с ног парня по соседству с Пирвой, тот едва успел пригнуться. Вслед за темно рыжим козлом бросились и грациозные самки, но братья успели швырнуть в них дротики. Пирва промахнулся, а Радж попал, мысленно поблагодарив Учителя, не зря заставлял метанием так долго заниматься.

Мальчик хотел было отнести добычу к телегам, но на него зашипел Пирва.

— Ты что, с ума съехал? Потом от них и рогов не дождемся! Сами дотащим. Держи дротик!

И забрал у него тушку.

Растянутая цепочка людей, колесниц и собак продолжала двигаться вперед. Солнце уже высоко сияло на небе, на потных лицах оседала поднятая пыль, туша добытой косули становилась всё тяжелее. Мальчишки умудрились выпотрошить её на ходу, отрезали и выбросили нижние части длинных ног и теперь несли добычу по очереди с двумя ближайшими соседями.

Из высокой травы метнулась стайка дроф, своим пёстрым оперением птицы совершенно сливались с высохшими стеблями побуревшей степи, но, не вынеся пронзительных криков приближающихся людей и лая собак на привязи, вскочили на ноги и стремительно пошли в разгон.

Радж в это время нес на плечах косулю, но соседи успели раскрутить и дать залп из пращей. Одна из птиц споткнулась и, вздымая пыль, полетела кувырком, остальные, тяжело подпрыгнув, оторвались от земли и быстро поднимались ввысь, разрывая воздух мощными взмахами белых на изнанке крыльев.

Пирва подбежал к неуверенно опиравшемуся на искалеченную ногу подранку, и с торжествующим воплем насадил его на дротик.

«Теперь ещё и птицу тащить» устало подумал Радж. Лоб покрылся испариной, капли пота, прокладывая блестящие дорожки на пыльной коже, скользнули по крыльям носа. Сместив ношу на левое плечо, кое-как утерся предплечьем, размазав грязь, щурясь от попавшей в глаз солёной влаги. Подбросив тушку, уложил поудобнее, вздохнул и упрямо пошагал вперед. После прохладного и обильного водой леса, Радж заново привыкал к раскаленному пеклу летней степи.

Охотники стояли по обеим сторонам невысокого обрывистого каньона шириной в полтора перестрела, образованного берегами, когда то здесь протекавшей, а ныне высохшей реки. Разрезавшие степь ступенчатые скалистые гряды в этом месте постепенно сближались, вот в эту сужавшуюся воронку и загоняла животных растянувшаяся цепочка людей.

Всего тут собралось сорок три элитных бойца, в простой пропыленной охотничьей одежде, многие голые по пояс, на загорелых телах белели шрамы от старых ран. Только золотые гривны на шеях, браслеты на руках и дорогие пояса с бляхами из драгоценных металлов говорили об их высоком статусе. Тетивы сложносоставных луков уже были натянуты, помимо колчанов у ног стрелков громоздились связки дешевых стрел с каменными наконечниками.

Рядом с Симхой стоял вождь соседнего племени по имени Шиена (Ястреб), красивый молодой мужчина с хищным, крючконосым лицом, характер он имел имени под стать — всегда готовый сорваться в любую авантюру, благо хозяйственными делами племени давно занимался его дядя.

У ног Ястреба всматривалась в степную даль белоснежная красавица сука, напряженное поджарое тело, длинные ноги и шея, заканчивающаяся вытянутой головой с вислыми треугольными ушами, загнутый в кольцо тонкий длинный хвост беспокойно мотался из стороны в сторону.

Говорили, что за эту гончую древней породы Ястреб отдал табун лошадей.

Из пыльной завесы показались небольшие стайки джейранов, ведомые длиннорогими самцами.

Приближаясь к ущелью, антилопы замедлили свой бег, быстроногие, они также быстро выдыхались.

Завидев основной объект своей охоты, собака нетерпеливо заскулила.

Группки джейранов стали нагонять косяки мохноногих большеголовых диких лошадей-тарпанов. Ревнивые жеребцы, обычно не допускавшие соперников до своих кобыл сбивали косяки в табун, объединенные общим страхом.

Приближавшиеся кони заставили джейранов двинуться вперед, как только они достигли середины ущелья, полетели стрелы.

У каждого ратэштара имелось своё излюбленное оружие, но луком все они хорошо владели с детства, так что промахи были редки. Стрелы настигали антилоп, даже совершавших гигантские прыжки вверх, пронзая их песочного цвета тела и длинные шеи.

Хаоса добавили ворвавшиеся в ущелье лошади, тяжелые стрелы с кремниевыми наконечниками, пущенные из тугих луков умелой рукой, впивались по самое оперение в их потемневшие от пота бока.

Успевшие проскочить смертельную ловушку джейраны, петляя, уносились в степной простор, чернея хвостами на фоне белого подбрюшья.

Огромное стадо сайгаков сгрудилось перед превращенным в гибельное место ущельем, животные было попытались повернуть на загонщиков, но получив в горбатые морды заряды из пращей и стрелы из луков, беспомощно затоптались в постепенно оседавшей пыли. Спустили с привязи собак, этого уже сайгаки не выдержали и вместе с затесавшимися в стадо куланами ломанулись на прорыв через ущелье сплошным потоком желто-рыжих тел.

Теперь точность стрельбы была не нужна, и лучники уже соревновались в скорострельности. У лучших стрелков в воздухе одновременно находилось по семь-восемь стрел.

В тесном ущелье животные замедлили бег; наткнувшись на завалы тел, спотыкались об камни и трупы, мечась в попытке спасти жизнь, сбивали друг друга и падали, падали ломая ноги.

Лай псов, отчаянное ржание лошадей, крики раненных антилоп и хрипы умирающих, басовитое гудение спускаемых тетив, тонкий посвист стрел, шмякающие звуки впивающихся в тела наконечников сливались в чудовищную какофонию, эхом отражавшуюся от стен ущелья.

Белая сука, жадно раздувая породистые ноздри, подползла к самому краю обрыва, чтобы лучше наблюдать за апофеозом смерти внизу.

Выбравшиеся из этой бойни, забрызганные кровью животные, задыхаясь от усталости и пережитого ужаса, неуверенными прыжками удалялись в степь.

Последним к месту засады прискакало стадо туров, во главе с огромным чёрным быком; в холке он был ростом с высокого мужчину, весом же превосходил человека в десять раз.

Туры легко могли бы прорвать цепь загонщиков, но их подвел инстинкт. Встав кругом, они повернули острые рога, как воины копья против набежавших собак. Ловя запах крови, коровы тревожно мычали, телята испуганно жались к маткам.

Знатная добыча, ратэштары стали спускаться с откосов, не обращая внимания на пытавшихся выбраться из завалов тел животных, с гордостью вспоминая, как их вождь Симха в молодости голыми руками сломал в единоборстве шею быку. Соседи слышали о подобных деяниях, но ещё не наблюдали их воочию.

Мушика заявил, что хочет повторить подвиг своего вождя.

«Дурная затея», — думал про себя Симха, спускаясь в окружении своих воинов и гостей — «какой только глупости по молодости не сделаешь». Зим шестнадцать назад ему действительно удалось завалить тура, но тот был поменьше, а до этого они долго гоняли быка по степи.

Впереди война, и он не хотел, чтобы Мышонок глупо рисковал жизнью, но и запретить забаву разгоряченным и жаждущим зрелища воинам было бы не верно. Вождь нашел взглядом Марута, коснулся лука и указал на быка, ратэштар понимающе кивнул.

Черный тур с обсидианово блестевшей шкурой, налитыми кровью глазами водил из стороны в сторону, угрожающе наставляя на псов острые рога в полтора локтя длиной; тяжелый подгрудник свешивался почти до земли, метелка длинного хвоста яростно хлестала по вздыбленным ребрам.

Внезапно решившись, бык, отшвырнув широкой грудью взвизгнувшую собаку, бросился на прорыв к приближающейся цепи загонщиков, прямо на колесницу. Стоящий на ней возница торопливо натягивал тетиву, но испуганные лошади понесли в сторону, выронив лук, он с трудом сумел удержаться за передок. Следом за быком побежало и коричнево-рыжее стадо. Воины из оцепления успели метнуть боло, одна из коров повалилась на землю, запутавшись ногами в прочной веревке. Собаки кинулись преследовать животных, но они быстро скрывались в облаке красной пыли.

Спустившиеся ратэштары разочарованно заулюлюкали в след. Мяса было добыто с избытком, но упущена возможность редкого зрелища.

Вдруг, почти из под самых ног загонщиков выскочила сайга, видимо до этого опрокинутая в беге сородичами. Бестолково заметалась туда-сюда.

«Ату её, Аста (Стрела)!» — скомандовал своей собаке Ястреб.

В несколько гигантских прыжков, как белая молния, гончая настигла жертву и повалила её, вцепившись в горло. К хозяину возвращалась уже неторопливой рысью, гордо вскинув загнутый хвост, измазанная в крови морда светилась незамутненным восторгом. Ратэштары одобрительно качали головами — обычная собака ни в жизнь не догонит быстроногого сайгака.

К ущелью подошли усталые загонщики, глядя на завалы мертвых тел, Радж спросил Пирву:

— Ну, и стоило полдня на себе косулю тащить?

Тот почесал затылок.

— За то своё, и мясо вкусное, с горьковатой сайгачатиной не сравнишь.

Взяв большую дань со степи, весь следующий день занимались разделкой туш и заготовкой солонины, на воловьих упряжках привезли бочки и соль. Её покупали по дешевке у соседей, а те добывали лежащую толстой коркой соль на берегах полу высохших озер.

Щедро посыпали её грязно серыми кристаллами, предохраняя от порчи, и снятые шкуры.