Арийский простор

Глава пятая

По цветущей весенней степи, уже знакомой дорогой весело катились колесницы Ястреба и его принарядившихся удальцов. Недолго погостив у Симхи, он решил ехать в Дакшин раньше назначенного срока. Признался себе, что с нетерпением ждет встречи с этой дерзкой девчонкой Ледой, носящей прозвище Колючка. Широко улыбнулся, вот уж действительно — уколола в самое сердце.

Шиена вез подарки ванаке и невесте, породниться с правителем ишкузи великая честь, тут скупиться нельзя. Среди них была увязанная в плотный мешок, чтобы не пропылилась, привезенная с далекого севера диковина — шкура гигантского снежного бэра; сменянные на соль или захваченные в набегах связки искристых песцов и драгоценных соболей. Украшения из местного жадеита — бледно-зеленые браслеты с красивыми прожилками, оправленные в серебро обереги от сглаза из кроваво-красной прозрачной яшмы; серебряные блюда искусной гравировки и пара золотых кубков.

Рядом с колесницей стелилась по степи в размеренном беге красавица-гончая Аста, прямо от сердца приходиться отрывать. «Не решил ещё пока, кому дарить буду, может невесте — чтоб в семье осталась».

Покосившись на соседнюю повозку, заметил тяжелый взгляд Гхора. Поначалу не обращал на его настроение внимания, Страшила постоянно ходит мрачный, но на стоянке отошли в сторону переговорить.

— Что с тобой дружище?

Гхор неразборчиво пробурчал, морща сердито взлохмаченные брови.

— Чую беду впереди.

Говорил он редко, это у него плохо получалось из-за изувеченного рта. Но к его предупреждениям Ястреб всегда относился очень серьезно. У чудом выжившего Страшилы душа, наверное, уже наполовину находилась в мире духов.

Распорядился надеть доспехи, усилили охрану на стоянках, вперед посылали дозорную колесницу. На ней-то бойцы и перехватили повозку с беглецами, запряженную ушастыми, выносливыми мулами.

Пожилой мужчина с окладистой ухоженной бородой беспокойно оглядывал воинов, за пыльным пологом фургона среди мешков прятались испуганная жена и две девочки-подростки. Сбивчиво объяснил, что сбежал из города, когда в нем, вслед за внезапным вторжением чужаков начались погромы.

— Что за чужаки? — угрюмо спросил Ястреб.

Мужчина, подобострастно склонившись, ответил.

— Не знаю, сваяши, вроде степняки. Я в Дакшине по торговым делам был, повезло, еле через восточные ворота выбраться успели.

Узнав вести, Шиена думал не долго, нужно разведать самому, может всё не так плохо, в худшем случае попытаться вызволить хотя бы Леду. Предложил желающим вернуться домой. Бойцы, близкие по авантюрному духу и проверенные во многих передрягах, ответили дружно «Мы с тобой!».

Благодарно кивнул головой. Купца отпустили с миром, хотя молодые воины плотоядно поглядывали на женщин.

Вяхирь предложил сократить путь, съехав с дороги; теперь под копытами коней ложилась неровная полупустынная степь, буйная растительность сменилась более редкой, среди песчаных наносов трепетали от порывов ветра на тоненьких стебельках маки, чем дальше, тем гуще становилась их поросль.

На горизонте зависло похожее на девичий силуэт легкое облачко, Раджу оно напомнило облик невесты, сразу ставший перед глазами; сердце защемило от нежности — исхудавшая, тонкая, как былинка, но по-прежнему безумно красивая.

Жеребцы пробовали хватать на ходу огненные цветки и изрезанные щетинистые листья, Вяхирь одергивал их поводьями.

— Для большинства скота это яд — пояснял ворангу — верблюды его едят, но тоже иногда дохнут.

Мать рассказывала, что в цветках мака водятся жуки-нарывники, их яд много лет хранится, даже если их тельца размолоть, в пищу добавил — резкое воспаление желудка, потом смерть.

«В красоте может скрываться ядовитая погибель» — юноша вспомнил слова Учителя. Да и по цветку видно, что нутро чёрное, коробочку плода окружали десятки тёмных тычинок. Не зря цветок мака — символ богини ночи Тамы, сестры смерти Мары.

— Что для скота яд, для человека — лекарство, — продолжал возница — и семена его в ход идут и маковое молочко.

К вечеру душу Раджа обожгло внезапной и тревожной красотой пейзажа — впереди багровела, будто залитая тёмной кровью равнина. Они продолжали ехать по маковому полю, мерно качался степной горизонт. Это было как знамение — пылающий закат, вбирающий в себя кроваво-красную реку маков и их повозку, и бегущего впереди гепарда. Юноша задумался — «Уж не знак ли это? Не захлестнет ли и нас этот кровавый поток, куда он несется?» Встряхнул головой, гоня наваждение, хлопнул по плечу загрустившего вдруг Вяхиря, улыбнувшись, подумал про себя: «Я слишком много слушал гимнов, скоро сам начну сочинять».

Возница плеснул поводьями, звонко крикнул «Хой!» и жеребцы добавили хода, быстро догоняя обернувшегося на крик Суслика, к ночлегу нужно добраться до воды. Ломая мрачный настрой, Вяхирь затянул веселую песню, сын Симхи охотно подтянул, подхваченная ветром, она вольно понеслась по степному простору. Колыхнув повозку, к ним запрыгнул гепард, протиснувшись между седоками, вцепился лапами за передок и просунул поверх свою любопытную морду.

Услышав пение, Аруша с Хеманом всхрапнув, согласно зарысили, вливая в его такт приглушенный зеленью стук копыт.

На стоянке, пока Вяхирь протирал потником изрядно повлажневшие конские спины, Радж сунул каждому по пригоршне сероватой соли — ездовым лошадям необходимо время от времени давать эту добавку, юноша предпочитал это делать сам — пусть помнят, кто хозяин. Жеребцы с удовольствием слизывали гостинец.

Потер склонившему голову Аруше складку под горлом, тот довольно осклабился крупными резцами.

Выехав на торговый шлях, в пригородном селении, напоминающем растревоженный улей, где остановились, не решаясь двигаться дальше несколько торговых караванов, Радж с Вяхирем узнали противоречивые, но, как одна, мрачные вести о событиях в Дакшине.

Воранг с трудом сдержал первое желание — поспешить в город, там, среди победивших врагов, ничего хорошего его не ожидало. Для начала замотал приметные волосы окрашенным вайдой холстом, на него и так уже таращились из-за ручного гепарда.

Необходимо временное убежище — сразу же вспомнил о своей укромной лощине в окрестностях Дакшина. Невольно поморщился, припоминая, как и кто нарушил там его уединение.

Прежде всего, узнать про судьбу семьи ванаки, о Скорпионе и могучих братьях. Если Умма жив, ещё не всё потеряно. Да и про Мертвяка разведать надо — клятву богам необходимо исполнить, это именно то, чем он собирался заняться в первую очередь.

Взяв поводья, направил жеребцов в сторону юга, к концу дня окольными путями вдоль предгорий добрались до лощины. Сойдя с колесницы, сразу же, насколько хватило рук, любовно обнял чинару, и лишь затем сам распряг коней и напился из родника, наблюдая, как Суслик преследует выскочившего из кустов зайца.

Когда наскоро перекусили вяленой говядиной в тени под раскидистой кроной — гепард упустил добычу — начал серьезный разговор с Вяхирем.

— Меня многие знают в городе, но обратиться там не к кому, все мои друзья обитали во дворце, куда мне теперь нет хода.

Немного помолчав, продолжил.

— Ты же свободно сможешь войти в Дакшин с оружием, там уже собралось множество ополченцев. Постарайся узнать о семье ванаки и Такеме — его личном телохранителе — да ты видел его со мною. Но будь осторожен, прямо не расспрашивай. Если удастся попасть во дворец — разыщи кухарку Манишиту — Радж улыбнулся — Передай ей привет от Светика (так она называла своего любимца), скажи, что я её по-прежнему люблю. Она поможет.

Подумал про Дайю, но вздохнув, не стал сообщать о ней колесничему. Глядя на угасающий закат, добавил.

— Опасайся побратима воеводы Дакшу — тот похож на опухший труп, но смекалкой и силой не обделен, удачей будет, если узнаешь, где его жилище.

Поутру, едва развеялся туман, Вяхирь по росной траве зашагал в сторону города.

Обняв на прощание парня, Радж передал ему всё серебро, что почти насильно напоследок перед дальней дорогой вручил будущий тесть.

Ястреб со своей скарой мог бы прорваться в город, перебив немногочисленную заставу. Но он не стал этого делать. Сойдя с колесницы, рассеяно поглаживая белую гончую, сказал старшему — воину с длинным костлявым лицом.

— Передай Махиму, что Шиена хочет с ним разговора.

Повозки поставили в круг, коней отправили пастись под охраной.

Жеребху был зол и сильно занят, его люди и союзные степняки понесли большие потери. Надо было самому идти на штурм, а то решил дело чужими руками сладить, чтобы в убийстве брата не обвинили. Через Дакшу соблазнил степняков богатой добычей — сокровищами дворца, в помощь дал людей Мрака — командира своей второй колесничной пятерки. Получилось, что сам себя перехитрил. Врасплох охрану взять не удалось — Скорпион своё дело хорошо знает, и Мрак там с четырьмя бойцами сгинул и степняков с десяток полегло. Многие местные кшатрии отвернулись от воеводы, хорошо, что у них не осталось вожаков. Сейчас он набирал в скару новых людей из пришедшего ополчения, нанимались в основном бойцы из западных родов, привычных ходить на войну под его началом.

Но с приехавшими раньше срока ворангами необходимо переговорить. «Хорошо бы перетянуть людей Ястреба на свою сторону». Поэтому выслушав Щуку, двинулся на встречу.

С Шиеной он разговаривал наедине.

— Можешь мне не верить, но я не хотел смерти брата.

Вождь ворангов с сомнением покачал головою, помолчав, спросил.

— Что с его дочерями?

Мрачный Жеребху пожал плечами.

— Дворец сгорел, мне не известна их судьба.

Согнанные дасы под присмотром верных людей разбирали обгорелые развалины.

Махим привел туда Ястреба в сопровождении Страшилы.

Подожженный изнутри верхний деревянный этаж вместе с крышей сгорел полностью, обрушившись вниз; языки пламени ещё продолжали взбегать по обугленной древесине. Ноздри забивал тревожный запах горелой человечины.

Но мощные каменные стены первого устояли. К вечеру завалы разобрали, сильно обгоревшие тела ванаки и его жены удалось опознать только по наполовину расплавленным украшениям.

Трупы лежащие у ворот пострадали меньше, Жеребху узнал двух великанов-братьев, но тел ни сводных племянниц, ни Скорпиона не нашли.

Ястреб с облегчением выдохнул.

Среди дымящих головешек разгребли расплавленные огненным дыханием пожара в бесформенную массу ещё горячие слитки серебра и золота, местами превратившиеся в их сплав — электрон, такую же медь и бронзу — былые изделия искусных мастеров.

Махим, не найдя дочерей Парамы во дворце, отдал приказ своим людям и передал союзникам просьбу найти, но не трогать, под страхом смерти, двух светловолосых девушек.

На другой день с почестями похоронил останки ванаки с женой в родовом кургане, у его подножия, в общей могиле, нашлось место и для защитников дворца.

Дочери Парамы провели бессонную ночь в лесу, считающая себя взрослой Леда внезапно осознала, как много она не умеет. Не смогла даже развести огонь трением. Стреножив коней, они заночевали на прогалине, окруженной густыми зарослями рябины и березняка. Под порывами ветра мелко дрожали листья, из подлеска тянуло сыростью и запахом грибной прели. Поужинали вяленым мясом и лепешками из мешка телохранителя, Вару есть приходилось заставлять. Найдя в мешке с припасами фляжку, торопливо хлебнула, но сразу же заперхалась. Вино! Ей уже был знаком этот вкус, они украдкой пробовали его с Лали. Вздохнула: «Где она теперь?» Немного выпила, чтобы не есть в сухомятку, подумав, дала отпить несколько глотков сестре. Пусть хотя бы чуток расслабится.

Ночью похолодало, продрогшая Леда прижимала к себе заплаканную сестренку, держа под рукой снаряженный лук.

Укрытый мраком лес — в небе лишь слабо светился тощий месяц, пугал необычными и тревожными для них звуками — прерывисто гудела неясыть, утробно кричал козодой; темные силуэты деревьев тянулись растопыренными дрожащими лапами. Внезапно над головами застыла, замерев в воздухе, сверкающая круглыми глазами хозяйка ночи сова. Испуганно всхрапывали кони — чуяли бродящих неподалеку хищников, но обошлось, время раннего лета — кругом полно более доступной добычи. Прикорнувшая было Шашика снова, горько и с всхлипываниями, заплакала. Успокаивающе поглаживая по голове, достала из мешка материнское платье из драгоценного шелка и укутала сестру от укусов надоедливо пищащих комаров. Лишь ко времени, когда стали гаснуть звезды, а лесная нечисть расползается по норам забылась в беспокойном сне, но гулкую рассветную тишину разорвал отчаянный вопль попавшего в чьи-то зубы зайца. Колючка испуганно вскочила вцепившись за рукоять лука.

Ночь уже отступала, редел предрассветный сумрак.

Лишь только осел липкий утренний туман, измученная Леда, взяв в поводья коня, пошла на разведку, оставив притихшую, как будто помертвевшую Шашику. Внезапно вспомнив, вынула из ушей и припрятала в висевший на поясе кошель приметные серьги.

— Зайка, не бойся, я скоро приду. Смотри за лошадкой, можешь придумать ей имя.

Поймала себя на мысли, что разговаривает с повзрослевшей, тринадцатилетней сестрой, как с ребенком. Вара задумчиво поглядела на неё своими глазищами, и немного оживившись, кивнула.

Сокровища Колючка забрала с собой, оставив на стоянке лишь серебро и немного золота, ну и ещё материнские платья, шелк отлично защищает от насекомых.

Замотанные в мешок драгоценности родителей она закопала в корнях огромной приметной сосны, тщательно заровняв песок и засыпав место подкопа сухой хвоей.

Потом, вздохнув, поехала на восток, но вскоре слезла с гнедого мерина, подъем был крут. Вымоченная обильной росой одежда быстро сохла под лучами солнца и порывами ветра, заросли лиственного леса сменились оседлавшими северный склон кустами пахучего можжевельника.

Повезло, по приметам, названным Такемом, к полудню отыскала две погнутые ветром сосны на вершине сопки. Неподалеку, между поросшими мхом валунами южного склона, посверкивая в густой траве, протекал ручеек и темнел малозаметный вход летней времянки, прикрытый плетеным навесом.

Подкравшись со снаряженным луком, Леда осторожно заглянула внутрь — жилище пустовало.

На обратном пути со второй попытки подстрелила вспугнутого с лежки зайца.

К вечеру перебрались с сестрой на новое место, попутно собирая на склонах ягоды ранней земляники. В каморке нашли слегка покосившийся стол, лежанку укрытую облезлыми шкурами, кувшин со сколами на горлышке и пару каменных чашек.

Тушку зайца Леда подвесила на сук за длинную заднюю лапу, выпотрошила, испачкав руки в крови и желчи от случайно раздавленного пузыря, кое- как ободрала тельце.

Найдя в хижине камни и трут, дождавшись тьмы, с опаской развела огонь, чтобы не выдать место ночлега струйкой дыма. Глядя, как Вара с жадностью поедает полусырое мясо, неуверенно улыбнулась. Жизнь продолжается.

Беспорядки в городе были жестоко подавлены, пожары потушены. Выплеснувшую на улицы погань безжалостно истребляли, Махим сам принимал в этом участие, срывая злость на местных подонках. Ободрительно улыбнулся, глядя, как новый боец его скары — Самад, хвалясь силой, удерживал на весу пробитое копьем тело оборванца с крысиной рожей. Повсюду искал кучерявого предводителя городских чауров — но тщетно, похоже, тот внял его предупреждению и вовремя сбежал из Дакшина.

К вечеру побратим обрадовал его хорошим известием. «Ну, хоть что-то».

Усталый Жеребху, ссутулившись, сидел на массивной лавке в подклете у стены цитадели. Свет воткнутого в держатель полусгоревшего и чадящего факела скупо освещал привязанное к перекладине истерзанное, в кровоподтеках, тело. У окровавленного человека был выколот левый глаз, чернел ожогами бок, кожа на правой ноге ободрана до колена.

Мертвяк зачерпнул из кадки медным ковшиком воды, плеснул на поникшую голову. Измученный пленник приоткрыл уцелевший глаз. Махим вздохнув, нехотя процедил.

— Что ж ты за человек такой вредный, Винита? И себя и нас изводишь, правду говорить не хочешь.

Распорядитель дворца прохрипел.

— Я отдал тебе всё золото, больше нет.

Жеребху досадливо поморщился.

— Да уже не про деньги тебя спрашивают. Говори, куда джанту этот подевался — телохранитель Парамы? Где дочери ванаки? Ответишь — умрешь легкой смертью.

— Не ведаю я про то.

Мертвяк снова сунул Вините факел под левый бок, запахло горелым мясом, пленник глухо застонал, теряя от боли сознание.

Видар и Вакра с колесничим вернулись в город спустя двое суток после штурма дворца, дорога к месту роковой охоты туда и обратно заняла почти седмицу.

Опытному следопыту, пошарив по округе, не составило труда найти неподалеку от засады место стоянки двух колесниц. Нашлись и видоки, углядевшие проезжавшие повозки Жеребху, колесница у воеводы приметная. Да толку то, черное дело уже свершилось.

Узнав о смерти ванаки и двух младших братьев, Видар только погонял желваки на скулах, не сказав ни слова. Вместе с колесничим он уехал в усадьбу раненного Арпада. Вакра же отправился к себе домой, беспокоясь о семье — как они пережили беспорядки.

А на третий день в Дакшин с отборной дружиной прибыл сам Базорк. Приняв совет Махима, он, отказывая голодным людям, подкармливал зимой ячменем лошадей своей скары, правда, посылать воинов на Восток пришлось в разнобой. Бойцы передового отряда сразу въехали в цитадель города и обосновались в ней, не обращая внимания на недовольство Жеребху. Там же остановился и вождь степняков. На следующий день он пригласил к себе обитавшего по соседству воеводу.

Внимательно глядя в серые, будто поддернутые льдом, глаза Махима, сидящий за столом Базорк с угрозой спросил.

— Ты никак самым хитрым себя мнишь?

Жеребху выдержал страшный взор молча, ожидая продолжения.

Поднявшись, степной вождь оперся ладонями об стол, на руках вздулись бугры мышц.

— Ты зачем моих людей на верную смерть послал, там и аво мой был, а я родню берегу, её немного осталось.

Тёмный огонь гнева разгорался в глазах воеводы, но Махим сдержался, ответил ровно.

— Там и мои ближние полегли, а Удан сам во дворец ломанулся, меня не спрашивая, у своих людей расспроси.

Базорк не сильно горевал о смерти дяди, человеком тот был бестолковым, и в своем трудном детстве он от него добра не видел, да и что взаправду произошло при штурме дворца, было до конца не ясно. Но вождю степняков не нравилось тесное общение Жеребху с пати прибывших ворангов, не было у него и вряд ли будет доверие к этому новому подручному, давшему клятву верности.

Опустив голову, уже другим тоном сказал — Присаживайся — и налил в кубки вина.

— Выпьем за победу. Токмо особых резонов долго праздновать не вижу. Этим летом можно все племена нашего корня на восходе под руку привести, врасплох застав. Поговори с ворангом, коли на нашу сторону не перейдет, домой его отпускать нельзя.