Арийский простор

Глава седьмая

Обоз, с телегами гружеными мешками с зерном вернулся уже поздней осенью, мальчишкам передали зимние вещи и привет от Девдаса. Теперь, с помощью дополнительных повозок, весь уголь быстро перевезли на склады. Помогавшие в погрузке друзья вернулись в острог вместе с углежогами, такими же, как они, чумазыми. Мужики мылись в бане на береговой террасе, куда не доходил паводок, плескали на каменку разведённый сосновый дёготь, шипящие раскалённые камни обдавали ароматом хвои. Окутанные паром, голыми выбегали наружу, стараясь при этом не измазаться сажей, покрывавшей толстым слоем стены и низкий потолок этой халупы. С хохотом прыгали в реку с настила из горбылей, поверх вбитых свай пристани, с привязанными лодками торговцев.

Потом несколько седмиц отдыхали от тяжелой работы — пили пиво, отъедались, валяли девок. Мальчишкам эти радости по молодости лет были не доступны, хотя в баню, конечно, сходили, с наслаждением смывая грязь непривычной для них горячей водой.

Вскоре они поставили на истоптанной поскотине плетеные мишени, бросали в них дротики и стреляли из лука. Метали дротики с тупыми наконечниками и друг в друга, стараясь поймать летящий снаряд. Радж пробовал ещё и отбивать стрелы без насадки из слабого лука вращением шеста. Полюбившиеся занятия с боевым посохом он не бросал и в лесу, замечая, что по мере освоения, это упражнение, помимо радости движения и тренировки тела, приносит ему странное спокойствие и обостряет восприятие. То, чем для Уолко была свирель, тем для Раджа стал шест.

Вокруг ошивалась местная детвора, из тех, кого по малолетству ещё не приставили к делу. В первый вечер после отъезда Девдаса у друзей случилась небольшая стычка с местными подростками. Их заводила, конопатый вихрастый парнишка на пару лет старше, попробовал задирать их в компании своих подпевал. «Опять рыжий, что ж им не живётся то спокойно» — подумал Радж, и предложил ему поединок на палках.

— Мы охотники, по-детски кулаками махать нам не с руки.

Вышли во двор, где Радж легко обезоружил мальчишку ударом по руке, крутнул перед носом шестом, обвел вокруг себя сверкающей сферой, местная группа поддержки метнулась в стороны, и с этой минуты чужак стал для детворы кумиром.

Со стены на их занятия глядели и стражи, кшатрий среди них был только один — Юван. Тот, что встречал в воротах, остальные были из работников и караулили на стенах по очереди. Именно Юван, наблюдая за старательностью ребят, попросил старосту прикрепить их к гарнизону.

— Бегают быстро и собаки у них хороши. Пускай на охоту ходят и за окрестностями присматривают.

Хвар остро взглянул на воина.

— Ты слышал, как светловолосого зовут? Нет? (Мальчишек в остроге кликали по-простому — Белым да Чёрным). Раджем, как отца нашего пати Симхи. Думаешь, такое имя кому попало дают? В бане мужики татуировку у него львиную видели. Учителя рядом с ними нет, значит, спрос с нас будет, если Радж стрелу ороченскую поймает или в лесу сгинет.

Юван задумался: — Охотничье посвящение отроки прошли. Да и у углежогов они по лесу шастали.

Староста неодобрительно мотнул головой.

— Толку от того посвящения, если опыта нет. А то ты не знаешь, сколько молодых воинов в первый год гибнет. А ты хочешь годовалых щенков, хоть и волкодава, волчью стаю послать выслеживать.

А углежоги на южной делянке работали, там мирные роды кочуют и ороченам ходу нет.

Зимой люди Ашваты на заготовку леса пойдут, пускай опять с ними отправляются. А пока пусть при тебе будут, науку воинскую постигают, но в дозор их не пускай.

Когда друзья возвращались с поскотины держа охапки дротиков и пережёвывая на ходу ароматную серку, вываренную из наплывов кедровой смолы, их подозвал спустившийся со стены Юван.

— Хвар попросил меня вас воинскому бою поучить. Пошли, покажете, что умеете.

В подчинение у воина было четверо меняющихся каждую седмицу людей. Один из них постоянно сидел на вышке, с тремя оставшимися, помимо обходов, Юван занимался копейным боем и стрельбой из лука.

Он привел их на воинскую площадку неподалёку от ворот, там стояли три мишени для стрельбы — мешки из рогожи в человеческий рост, набитые сеном и закреплённые кольями, к торчащему рядом вкопанному столбу был прибит щит из сколоченных толстых досок с грубо намалёванным силуэтом.

— Дай лук посмотреть — обратился к Раджу. Тот протянул воину вересковую палку со снятой тетивой.

Юван пренебрежительно поморщился.

— Попробуй этот натянуть.

И подал небольшой лук, обмотанный берестой, но с роговыми пластинами и проклеенный сухожилиями. Радж, придавив один конец к земле, с усилием, но согнул его, набросив на рог тетиву.

Подержал в руках, привыкая к весу, подёргал пальцем зазвеневшую бечеву. Вопросительно посмотрел на Ювана.

— Бей в крайний левый.

И указал на мешок. Мальчишка достал из своего колчана проверенную стрелу, преодолевая сопротивление лука, с трудом натянул тетиву, и стрела, сорвавшись, пробила середину мишени, разорвав рогожу тяжёлым кремниевым наконечником.

— Давай теперь ты.

Воин снял тетиву и протянул лук Уолко. У того вышло даже легче, на полголовы ниже Раджа, он был на год старше и руки у него были сильнее. Вторая стрела воткнулась рядом с первой.

— Хорошо, будете с нашими луками заниматься, наконечники бронзовые дам, чтобы мешки не сильно драли. Покажите, как копьём владеете.

И взял в руки простую длинную палку. Парни сняли колчаны, отвязали плетёнки с гладышами, и повернули против Ювана копья тупой стороной. Тот усмехнулся:

— Остриём бейте и вдвоём нападайте.

Лёгкого боя не получилось. Парни разошлись в стороны и принялись работать парой, постоянно двигаясь и поочередно атакуя, одновременно подстраховывая друг друга. Длинных выпадов не делали, копья держали крепко. Видно было, что пока просто прощупывают соперника.

Юван поначалу посмеивался, но вскоре понял, что обычные приёмы, чтобы обезоружить новичка не проходят. Начал работать всерьез — менял хваты, уровни атаки, перебрасывал палку из рук в руки.

Но не мог завершить удар с поражением по одному, без риска получить укол от второго соперника.

Поразительно, но мальчишки знали все копейные уловки и правильно на них реагировали. Два года занятий с Девдасом не прошли даром.

Его люди и страж на вышке с изумлением наблюдали за поединком. Воин резко ускорил темп боя, надеясь сбить им дыхание и просто вымотать. Ничего подобного, друзья и не думали задыхаться, их лёгкие были закалены ежедневными забегами по холмам. Конечно, опыт взял своё, да и мальчишкам тупо не хватало длины рук. Юван сначала ударил по запястью Уолко, а потом достал Раджа неожиданно длинным выпадом в грудь.

Но смотрел на друзей уже совсем по-другому. Обернулся к своим людям.

— Берите пример, как к воинской учёбе относиться надо.

— Ножи метаете? — спросил у подростков.

Те недоуменно покачали головами, этому Девдас их не учил.

Юван снял с пояса два тяжёлых бронзовых ножа с роговыми рукоятками и один за другим метнул в щит стоящий в двенадцати шагах. Дерево загудело, ножи засели в нарисованных голове и груди.

Радж задумчиво почесал затылок.

— А скажи, аво Юван, зачем нам дорогие ножи кидать, когда у нас праща и дротики есть?

— Пока ты пращу расправишь да раскрутишь или за дротиком потянешься, я тебя ножом насквозь пробью.

— Твоя правда, аво Юван.

Теперь воин ежедневно занимался с друзьями, в том числе метанием ножей и топора. С согласия стража по утрам, не дожидаясь открытия ворот, они спускались со стены по верёвке и бежали к недалёкой реке; искупавшись в холодных волнах и утомив себя бегом, возвращались в острог тем же путём, легко поднимаясь без помощи ног. Внизу недовольным ворчанием их встречал Бхерг.

Радж же торопился на конюшню. В остроге имелась лёгкая колесница и пара лошадей для гонцов и разъезда старосты, местный мальчишка, которому поручалась забота о животных, плохо следил за ними, за что часто получал тумаки. Радж же с удовольствием ухаживал за конями, чистил, кормил, водил на водопой. Лошади за это позволяли легкому охотнику кататься на них верхом. Разобравшись с упряжью, запрягал и в колесницу, правда, далеко ездить ему не дозволяли, только, чтобы размять лошадей. Юван одобрительно качал головой «Вот что значит кровь ратэштара».

Уолко в это время пропадал в литейке, его завораживала магия рождения металла, лучшим зрелищем было наблюдать за разливом сверкающей меди по формам, вырезанным из мягкого талька. Разобрав формы, остывшие заготовки доводили до ума на точильных камнях. Раджу же, как и собакам, не нравились запахи, особенно когда отливали мышьяковистую бронзу.

Стараясь понравится мастеру Чахлому, Уолко приносил ему из лесных походов, обязательно с уважительным поклоном, свежую дичь и рыбу.

Когда река замерзла, стали ходить на рыбалку, пробивая во льду лунки.

В посёлке мальчишек считали скорее гостями, чем батраками. Приносят свежую дичь и рыбу, уже хорошо. Жена старейшины Хвара круглолицая Чадра (Луна) вообще относилась к ним как к своим детям, стараясь побаловать лакомым куском. Единственным исключением был рыжий мастер, не пытаясь скрыть неприязнь, он косился на невольных свидетелей своего унижения. Заметив их походы за стену, подошел к старосте.

— Чёрный мальчишка явно из ороченов, повадились воровски лазать из острога. К добру ли? Чем они за стенами занимаются?

Хвар задумчиво почесал бороду.

— Лазутчики? Да нет, Аджит честный муж, да и на второго погляди, кровь богов не спрячешь.

По зиме резали лишний скот и устраивали праздник, мясом объедались все, включая собак. Кроме рабочих волов, оставили быка и четырех коров, они стояли в хлеву, с прибитым медвежьим черепом на коньке, чтобы отпугивал злых духов. Обросшие густой щетиной свиньи толкались, похрюкивая, у кормушки в загоне. Оставшуюся часть отары овец загнали в зимнюю кошару.

С наступлением холодов Чадра забрала друзей в хозяйский дом, староста во всём потакал своей молодой беременной жене. Прежняя его семья сгинула от хвори девять зим назад. Новую завел недавно, поэтому пока продолжал жить в общественной землянке. Правда каморка Хвара была самой большой. Друзья неожиданно пришлись ко двору, скрашивая долгие зимние вечера при свете берёзовых лучин, закрепленных над плошками с водой. Радж напевал гимны, а Уолко негромко наигрывал мелодии на флейте. Чандра, мечтательно улыбаясь, работала у ткацкого станка.

Зима — время заготовки древесины под уголь. Не послушав просьб Ювана и жены, староста отправил мальчишек с углежогами в лес.

— Нечего им в остроге киснуть.

На новой делянке друзьям доверили взять в руки бронзовые топоры. Рубили в основном ветки, очищая стволы, удивляясь чудо-оружию, и как спорится с ним работа — раза в три быстрее, чем каменным.

Иногда старшина Ашват отпускал ребят на охоту.

— С топорами сами управимся, если свежатины принесёте, больше пользы будет.

Еды хватало, лесорубы взяли с собой мёрзлого мяса, сала и крупы, кашеварил невысокий, крепко сбитый остроносый мужик по прозвищу Ёж, в большом котле он варил на всю ватагу наваристый кулеш. Но старшина любил мясо лесной птицы, да и парное мясцо мороженному не ровня.

Уходили на лыжах подальше от звона топоров на вырубке, Юван разрешил им взять в лес более мощные луки. Снега насыпало пока не так много и собаки не отставали, любопытные Леви и Аша рыскали по сторонам, обнюхивая лесные метки, тыкаясь носами в ямки, где сугроб пробил глухарь обросшими к холодам мохнатыми лапами. Солидный Бхерг держался рядом с хозяином.

В один из таких походов и приметил глазастый Уолко медвежью берлогу под старым еловым выворотнем, по еле заметному парку, поднимавшемуся из продушины. Отозвав заинтересованно крадущихся к логову молодых собак, поторопились обратно.

Старшину известие обрадовало, с размаху воткнув топор в поваленный ствол, Ашват расправил широкие плечи и улыбнулся.

— Любо мне такой охотой побаловаться.

И посмотрел на свою рогатину, отлитую специально на крупных хищников. Крикнул подручным:

— Окунь, Хват, завтра с утра на бера пойдем. Шишка за старшего остаётся.

Одобрительно потрепал по плечам друзей, те слегка просели от этого в снег.

— С нами пойдете, только вперёд не лезьте, собаки ваши пригодятся.

Ашват промышлял в лесу с детства, и медведей много на рогатину поднял, товарищи его тоже люди бывалые. К тяжелой рогатине на толстом рябиновом древке он, пониже втулки, ремнями примотал роговой рожон, чтобы зверь, насаживаясь на ратовище, до охотника дотянутся не смог. Длинный кинжал Ашвата был закреплен на поясе по-вдоль, чтобы разом выхватить, если медведь выбьет рогатину. Опытные охотники тогда бросались вперёд, опережая смертельный обхват, и тыкали зверя ножом в живот или сердце. Под удар лапы лучше не попадать, матёрый хищник и лошади хребет ломает. Хват и Окунь взяли обычные ростовые копья с наконечниками из бронзы, у всех охотников были широкие ножи, у Окуня за пояс заткнута секира.

Плотно позавтракав, с поздним зимним рассветом отправились на охоту.

Шли на лыжах, вчерашние следы мальчишек ещё не замело снегом. По пути Окунь срубил ветвистую ёлку, откромсав лишние лапы, забросил на плечо. Почти к полдню добрались до берлоги, укрытой за частоколом кустов; ветки у продуха покрыты желтоватым инеем от дыхания, в округе не видать следов, опасливое зверьё далеко обходило логово хозяина тайги.

— Здесь он. — Удовлетворённо объявил Ашват.

Молодые собаки нетерпеливо повизгивали. Бывалые мужики, сбросив лыжи, не сговариваясь, заняли привычные места. Ашват, повернувшись левым плечом, упер ратовище в землю, прижав к стопе, направил острие на берлогу, Хват сместился на два шага вправо, Окунь влево. Посмотрев на опытных лесовиков, мальчишки встали немного сзади, воткнув в снег копья, достали луки.

Окунь подобрался к логову и с размаха сунул елку в продух. Изнутри раздалось недовольное ворчание, ствол ели сначала заелозил туда-сюда, внезапно снег разлетелся в стороны; ломая ёлку, из берлоги стремительно рванула бурая туша.

«Кабаном пошел» подумал Ашват, приготовившись принять зверя. Но тот неожиданно бросился левее, на уже державшего копьё Окуня, выбил оружие из рук и едва не снял скальп мощным ударом лапы с успевшего отшатнуться охотника.

Ашват не поспевал воткнуть зверю рогатину под лопатку. Выручили собаки, ухватившие медведя за мохнатые «штаны» на задних лапах. Топтыгин взревел, мгновенно отмахнувшись; вцепившийся Лави не успел отскочить и с визгом отлетел, орошая сугробы кровью из разодранного брюха.

Всё происходило мгновенно, Радж стоял с натянутым луком и не знал, куда стрелять. Зверь пёр вперёд опущенной лобастой башкой, её и топором то не сразу разрубишь, закрывая уязвимую грудь и живот. Рядом щерился готовый к смертельной схватке Бхерг. Спустил тетиву одновременно с Уолко, одна стрела срикошетила от черепа, разорвав ухо, другая ударила в левый глаз, но засела не глубоко.

Медведь заревел, открыв клыкастую пасть, и поднялся на задние лапы, разворачиваясь, чтобы осмотреться уцелевшим глазом. Тут уже не оплошал Ашват, могучим ударом он вонзил смертоносную бронзу в сердце, опрокинув хищника на спину. Подскочивший сбоку Хват пронзил копьём горло, осатаневшая Аша вцепилась в лапу умиравшего зверя. Хрипя пробитым горлом, медведь несколько раз дёрнулся в агонии.

Машинально сняв тетиву, Радж шагнул к Лави, пёс остекленевшими глазами пялился в хмурое зимнее небо, из раскрытой пасти сочилась кровь. «Вот и поохотились» подумал подросток. Подошедший Хват посоветовал:

— Шкуру сними, пока не задубел.

Радж зло взглянул на охотника. Тот отошел, пожав плечами.

Окунь отделался царапиной на лбу и порванной шапкой.

У уже лежащего на спине медведя развели в стороны лапы и принялись споро снимать шкуру. Запах крови почти перекрывал звериную вонь. Ашват делал разрезы ножом, держа лезвие к верху, мужики помогали двигать тушу. Радж заметил, что ободранный медведь поразительно похож на огромного жирного мужика, коротконогого, но с длинными лапищами.

— Не самый крупный, но вёрткий. — Хват раздвинул пасть, и посчитал кольца на срезе зубов.

— Зим семь, не боле.

Туша навскидку весила, как двое крупных мужчин. Осторожно вынули внутренности, вырвав печень и сердце, перевалили на бок, чтобы слить кровь. Отделив голову, Окунь разрубил тушу секирой на две половины вдоль хребта. Хекая, отделил передние лапы с лопатками и задние с бёдрами, потом грудину от брюшины.

Ашват отрезал две передние лапы с огромными когтями, отдал мальчишкам.

— На ожерелья повесьте.

Глядя на мёртвую собаку, сочувственно похлопал Раджа по плечу.

Мясо сложили в свежеснятую шкуру, закрепив на волокуше.

Пока мужики занимались медведем, друзья закопали Лави в снег, хотя понимали, что падальщики до останков всё равно доберутся; шкуру снимать не стали, но и тащить его в острог смысла не было.

— Недолго прожил наш Львёнок — грустно сказал Радж Уолко.

Обрушив снежную шапку, на ближнюю ель опустился бородатый ворон, пронзительно каркнул, созывая родичей; над кустами промелькнул чёрно-белый силуэт сороки.

К лагерю дошли затемно, на следующий день в ватаге устроили праздник — вдоволь ели мясо, раскалывали мозговые кости, хвалили умелых добытчиков. С недавно впавшего в спячку медведя вытопили много жира. Парням же было грустно, знали б, чем закончится охота, обходили бы эту треклятую берлогу десятой дорогой.

Пока стволы деревьев укладывали в штабеля, сушится до осени, ребятам Шишка дал задание — выгнать соснового дёгтя. Те уже знали, что он приятно пахнет, в отличие от березового, и идёт на смазку для обуви, сбруи, обработки шкур и отпугивания гнуса. Разбавленный сосновый дёготь они уже плескали на каменку в бане, но его применяют и при копчении мяса, да и лекари с бабами его в притираниях и мазях используют. Шишка показал, как правильно готовить яму для перегонки. Её выкопали на склоне, обмазали глиной и плотно набили щепками и нарубленными сучьями. Сверху укрыли мхом и замазали грязью, чтобы перекрыть поступление воздуха. С дозволения Шишки подожгли, ближе к вечеру проделали внизу отверстие и, вставив крупную щепку, собрали в баклагу с узким горлышком, текущую по ней самотёком, прозрачную, с сильным хвойным ароматом жидкость.

Закончив работу, ватага углежогов-лесорубов засобиралась домой, вместе с ними в посёлок вернулись и парни.

Отмывшись до скрипа кожи и напарившись в бане, отдохнув и отъевшись у заботливой хозяйки, Белый да Чёрный опять принялись за занятия с Юваном и свои ранние забеги.

Как-то раз, пробегая по бодрящему утреннему морозцу протоптанной дорожкой вдоль берега, друзья приметили вдалеке вереницу лыжников и оленьих упряжек, змеёй тянувшуюся по замершему руслу.

— Чужаки! — Радж хлопнул друга по плечу, махнув рукой к острогу.

Поздно, их заметили, чужие были далеко, но шли на лыжах. Никогда ещё ребята не бегали так быстро, но лыжники постепенно настигали. Вперёд вырвались легконогие молодые воины с копьями в руках, сплочённая группа в роговых доспехах держалась сзади.

Воздух со всхлипом вырывался из груди, когда парни добежали до стен, крича во всё горло «Тревога!», голос прорезался и у молчуна Уолко.

На вышке гремело бронзовое било. У спущенной со стены верёвки перевели дух, рассматривая приближавшихся лесовиков. Человек сто, для малочисленных таёжных охотников — огромное войско.

Передние уже близко, достают из тула луки, натягивают тетиву.

Друзья бросились подниматься вверх, тут уже не до показухи, быстро перебирали руками и ногами. Застучали по стенам стрелы, с треском отламывая щепу. Глухо вскрикнул поднимающийся выше Уолко, на миг завис, но вот уже тяжело перевалился через забороло. Радж ухватился за крепь, легко перебросил тело за ограду, больно ударившись боком о сумку с камнями. Над головой, взбив к верху росомаший хвост на шапке, просвистела стрела. Бросился к Уолко, у друга была пробита икра ноги, кость вроде не задета. Тын быстро заполнялся защитниками, лучники стали стрелять в ответ. Подошел Юван, кивнул своим на Уолко.

— Спускайте вниз. Молодцы, что тревогу подняли.

Радж высунул голову из-за ограды. Чужаки внизу разворачивали лагерь, разгружали нарты оленьих упряжек. Разламывали хозяйственные постройки на берегу. «Конец бане» горестно подумал малец.

В устроенном неподалёку от стен стойбище мирных инородцев послышались женские крики и плач детей, яростные вопли. Разгорелась короткая схватка между нападавшими и застигнутыми врасплох гостями острога. Радж видел, как женщин вытаскивали из чумов и насиловали, разложив прямо на снегу. Кто-то пытался сбежать в темнеющий вдалеке лес, их преследовали. Часть упряжек бросилась на перехват. Не уйдут.

Мальчик вдруг понял, что стоять на стене без оружия глупо, только путаться под ногами защитников. В окрестностях не было крупных хищников, для волчьих стай ещё не пришло время, и поэтому они бегали только с сумками для пращи, набитыми камнями для веса, и с ножами на поясе, оставив копья и луки за стеной. Только сейчас дошло, что сумки, спасаясь от лесовиков, можно было бы и сбросить, настолько свыкся с оружием. Побежал по сходням вниз, навстречу мечущемуся в беспокойстве Бхергу.

Прошла седмица. Радж туда — сюда бегал по острогу, передавая распоряжения старосты и Ювана. Но сейчас перестреливался с лесовиками из-за тына, правда, без особого успеха, те близко не подходили, а чтобы пустить стрелу далеко, детских силёнок не хватало. Страха не было вовсе, мальчишка испытывал радость и лихорадочное возбуждение. Пытался для тренировки ловить руками стрелы на излёте, Ювану приходилось его постоянно осаживать.

— Когда — нибудь, ты их своей бестолковой головой поймаешь.

Уолко же несколько дней провалялся в горячке. Стрела с насадкой из кости пробила мякоть ноги; срезав наконечник, её вырвали, прижгли рану. Но какая-то зараза в неё попала, местный знахарь пояснил, что так часто случается из-за костяных насадок.

— А бывает, что они стрелы и в дрянь какую макают.

Парня поили горькими отварами, постепенно опухоль спала, и тот тут же похромал в мастерскую. Чахлый не гнал парня, уважая его исполнительность и молчаливость.

Осада продвигалась вяло, брать крепости лесовики не умели, хотя в первую ночь попытка штурма была. Под покровом темноты орочены попробовали забраться на стены, используя вместо лестниц еловые стволы с наполовину обрубленными ветвями. Но дозорные не спали, света луны, хоть и не полной, хватило, чтобы разглядеть на белом снегу готовящихся к атаке врагов. К тому же половина из четырех еловых лестниц не дотягивали до заборолов, лесные удальцы попытались забраться по заброшенным арканам, но защитники рубили кожаные верёвки бронзовыми топорами, и лесовики, кувыркаясь, летели с высоты в двадцать локтей в неглубокий снег, ломая руки и ноги. По более длинным стволам орочены вперед пустили легких, как белки и таких же ловких молодых охотников, уворачиваясь от летящих со стен камней, и подбадривая себя воинственными криками, некоторым из них удалось добраться до ограды тына и перебраться через неё. Там легковооруженных удальцов встретили в копья и топоры здоровенные, хорошо вооруженные и защищённые мужики под командой Ювана. Оружие из камня и кости не могло на равных поспорить со звенящей бронзой, потеряв больше десяти человек, лесовики отступили. Заглохла сама по себе и попытка прорубить ворота, там, среди десятка ороченов, четверо были с бронзовыми топорами и в доспехах из пластин лосиного рога, соединенных кожаными ремешками, остальные прикрывали их и себя длинными щитами. Их закидали камнями, загодя припасенными на тыне, напоследок опрокинув на лесовиков горящую смолу из медного котла. Ороченам пришлось отходить подальше, оттаскивая раненых и убитых. Потери были и среди поселян, но в основном раненными.

События развивались быстро, и разбуженный тревожным билом Радж заскочил на стену уже к шапочному разбору. Успел только увидеть, как лесовики, прикрывая отход своих, засыпали стены и защитников горящими стрелами. Они втыкались в лиственничные стволы, но те разгорались плохо. Лесные луки уступали по дальности степным, в тайге из-за деревьев далеко не постреляешь, к тому же защитники били с высоких стен. Стояли морозы и на следующий день стены полили водой, хотя и испытывали в ней уже нехватку, теперь они были покрыты ледяной коркой.

Припасов пока хватало, но скотину уже начали резать, Радж опасался, что если осада затянется, может дойти и до собак. Съесть Бхерга он никому не даст.

Живя в доме старосты, мальчик предлагал сгонять за подмогой к отцу в крепость.

— На колеснице не получится, верхом прорвусь, я легкий, двуконно ветром домчусь.

Предложение было неожиданно толковым, Хвар задумался. Если утром сделать вылазку, прорваться можно. Но риск слишком велик, в округе разгоралась беспощадная лесная война местных охотников с пришлыми, мальчику не преодолеть многодневной дороги, только лошадей загонит и сам сгинет, не люди, так волки порвут. Но всё же почтил малолетку ответом:

— Место у нас крепкое, наскоком оглоеды не взяли, и осадой не возьмут. Слухи быстро разносятся, друзей и родни у нас в округе хватает. Дождёмся подмоги.

Радж понимал, что зимой на колесницах не воюют, пока вести до пелэ дойдут, пока воины соберутся, пока пешими дотопают. Налегке не пойдут, в доспехах, с припасами. В чем точно был уверен, так в том, что Учитель их не бросит, как только весть донесётся, так сразу и на выручку поспешит.

Плохо было с водой, в остроге не было колодца. До осады воду от недалёкой реки носили поутру в кувшинах женщины и возили в бочках на волах. Теперь выручал снег, его топили, благо дров на зиму заготовили много.

Ближе к закату жителей острога взбудоражили звуки бубна, ритмичные удары колотушки по натянутой коже вселяли тревогу в сердца защитников. На стену взобрался староста Хвар, озабоченно помотал головой в натянутом на лысину подшлемнике.

— Что там? — спросил у Ювана.

— Шраман ихний проклятие на нас насылает.

На расстоянии перестрела от стены разгорался огромный костёр из разломанных стен прибрежных лабазов и захваченного на внешних домнах угля. За стеной пламени нестройными рядами переминалось лесное воинство, вверх-вниз гуляли копья. Впереди костра расположилась группа из четырех человек — коренастый мужик, сложением похожий на Хвара — такой же широкий, с надетой поверх доспеха медвежьей шкурой — видать «иничен» — военный вождь племени. Рядом стоял неподвижный, как будто застывший шаман и два его помощника, мерно колотившие в расписные бубны — большой и малый.

Радж уставился на лесного кудесника, посмотреть было на что. Верхняя часть черепа оленя с рогами была привязана к его голове, на тулье шапки вышиты глаза, сбоку подвески в виде птиц, лицо до подбородка закрыто кожаной бахромой, длинная камлайка завешена амулетами, на груди отблески костра играли на медном зеркале ручной ковки. На плечах топорщились нашитые перья беркута, совы и ворона — птиц сопровождающих шамана в полете к духам верхнего мира, на сплетенном поясе ритуальный нож и свисающие подвески духов нижнего мира — пожирателей душ.

Двое доспешных воина подтащили к лесному вождю пытавшегося вырваться пленника, на голову возвышавшегося над лесовиками — с перехваченными ремнем руками и разбитой рыжей головой.

— Никак пропавший Лисовин!? Так и знал, что его девки илькенские до добра не доведут.

Негромко проговорил староста. Радж узнал виновника стычки с Учителем.

О судьбе некоторых обитателей острога в посёлке не знали, кто то заночевал перед нападением в становище гостей, несколько человек оставались в хибаре у штольней.

Видно было, что взять здоровяка ороченам было не просто — рубаха разорвана и окровавлена, правый глаз выбит. Вожак что-то говорил Лисовину, тот стоял молча, упрямо выпятив подбородок, заросший рыжей бородой и заляпанный кровью, уставившись в хмурое небо оставшимся глазом. Пожав плечами, вождь, мощным ударом в живот, повалил мужика на колени, ухватив за волосы, задрал голову и перехватил ножом горло, подставив под вырвавшуюся струю крови каменную чашу. Тело Лисовина, несколько раз дернувшись, безвольно обмякло; под непрекращающийся грохот бубнов, подручные потащили его к костру и с размаха бросили в огонь. По стене прокатился возмущенный гул.

Лесовик зачерпнул пригоршню крови из чаши, подбросил в воздух, капли разлетелись широкой дугой. Вторую пригоршню плеснул в занавешенное лицо шамана, вылив остаток на освобождённую жаром от снега землю. Шаман вышел из оцепенения, будто незримая волна пробежала по его телу от подошв до увенчанной рогами макушки, заставив взмахнуть руками, загремели костяные подвески. Забрал у помощника большой бубен и колотушку из рога марала, ломая прежний ритм, резко ударил по коже. Над тайгой покатился призывный гул бубна, подручные подхватили его низким горловым пением.

Шаман, высоко подпрыгивая и вертясь, продолжил бить в расписанный кровью бубен, двигаясь вокруг костра.

— Главного ракшаса (демона) нижнего мира на нас вызывает — подал голос Юван.

Лесовики затянули какую то заунывную песню, по рядам прошло движение, запрыгали копья, тоскливый волчий вой полетел к уже сияющей на небе полной луне.

На стоящих за заборолами повеяло древней жутью. В шамана полетели стрелы, пустил свою и шепчущий охранительный гимн Радж, но они бессильно падали в снег.

— Отводит! — в панике пронеслось по стене.

Над жертвенным костром зарождалось движение воздушных слоёв, усилились порывы ветра, луну прикрыли набежавшие тучи. В отблесках пламени показались оборванные пленные, тянущие более длинные штурмовые лесины, орочены подгоняли их тупыми концами копий.

Юван покопался в колчане, достал легкую ивовую стрелу с бронзовым наконечником, ловя попутные движения воздуха, приподнял лук; сорвавшись с тетивы, стрела, просвистев, прочертила в небе пологую дугу, её наконечник рассек бахрому и угодил шаману прямо в занавешенное лицо. Тот повалился на спину, дёрнулись ноги, последний раз громыхнул, ударившись о землю, откатился в костёр и вспыхнул раскрашенный бубен.

По рядам ороченов прокатился долго не замолкающий горестный вопль. Пленники побросали лесины и стали разбегаться, пока потрясенные конвоиры приходили в себя. Перед острогом догорал огромный костёр, погребая под собою жертву.

На следующее утро только присыпанные снегом головёшки, да разбросанные трупы пленников напоминали о неудачном вторжении. Орочены ушли, как и не было.

Через две седмицы Тур привёл три десятка дружины и столько же примкнувших из местного ополчения. Рядом с сыном вождя шагал Девдас со своим неизменным посохом и луком за спиною.

Серая Уна бросилась навстречу Бхергу.

Союзные илькены привели пойманного орочена, молодой парень с посиневшим от побоев и распухшим лицом поведал, как было дело.

Оказывается, всех взбаламутил великий шаман, пообещав взятие крепости медных людей. Ему поверили многие роды, собрав небывалое войско. Старейшина Хвар присвистнул:

— Вот оглоеды лесные, прямо как дети! — потом вспомнил Раджа и добавил — Хуже детей.

После совещания некоторые из поселенцев и илькенов собрались с дружиной пощипать до распутицы ороченские селения. Рвался в поход и Радж. Девдас же спокойно произнес:

— Хватит, навоевались!

Учитель принес Хвару маленький мешочек с золотым песком. Год назад Девдас притопил, закрепив камнями, в верховьях речки пару бараньих шкур. Закрученная грубая шерсть цепляла крупинки щебня, песка и золота, легкий песок вымывался, тяжёлый металл оседал на шкуре. Одну смыло, со второй набрал драгоценных крупинок. Но старейшина отрицательно покачал головой. Друзьям подобрали бронзовое оружие и снаряжение, как договаривались — копья, топоры, кинжалы в простых чёрных ножнах. Вдобавок подарили сумки из прочной кожи под камни для пращи. Юван, хлопнув мальчишек по плечу тяжелой рукой, добавил по пять свинцовых зарядов мерного веса.

— Для особых случаев, они в два раза дальше летят.

Потом снял с пояса один из метательных ножей, передал Раджу.

— На память.

— У меня нет равного отдарка, аво, но прими нож, сделанный своими руками.

Протянул воину свой кремневый в самодельных ножнах. Тот рассмеялся:

— Ничего, станешь знаменитым вождём, буду детям показывать.

С Ашавом попрощаться не удалось, старшина углежогов ушел с войском.

Заминка получилась только с чакрами, готовых не было. Хвар пообещал:

— Завтра лично отолью. Сейчас с ними уже мало кто воюет.

Местные женщины подобрали мальчишкам красивую одежду из вышитой замши, восхищенно поглаживая Раджа по золотистой голове. Тот напоследок наведался в конюшню, почистил лошадей и угостил их подсолёнными лепешками.

Уолко прощался с мастером Чахлым, как обычно, низко кланяясь. Такой же молчаливый умелец, хромая, доковылял до угла мастерской, покопавшись, достал фигурку волка, отлитую из золотистой бронзы. Также молча сунул в руки смущенного подростка. Тот поднял голову и отчётливо произнес:

— Я вернусь, мастер. Обязательно вернусь.

Перед отъездом староста торжественно объявил:

— Вы друзья нам. Примем в любое время.

Заплаканная Чадра осторожно прижалась к ним огромным животом, вот-вот рожать.

Вышли из острога на лыжах по проторенной торговой дороге, с двумя собаками, молодую сучку Ашу оставили в остроге гостеприимной семье старосты. Выпавший снег присыпал следы недавнего погрома, кости сгоревшего Лисовина не стали тревожить, завалили угли жертвенного кострища оттаявшей от жара землей. Весной рядом с дорогой насыплют памятный холм. Радж обернулся, на тыне Юван поднял в прощанье руку, махнул в ответ. Шли не спеша, Уолко ещё сильно хромал, да и припасами в дорогу их нагрузили щедро.

В окрестностях всё ещё было неспокойно, но с Учителем ничего не страшно.