Когда Радж принес в мастерскую ясеневые жерди, Септ, привередливо морщась, принялся их внимательно разглядывать; не дожидаясь придирок, парень снял с пояса селезня, протянул мастеру.
— Прими в котел артели.
Тот хмыкнул, отметив изображение волчьей головы на правой руке, мотнув бородой, принял подарок.
— Приварок не помешает. Может тебе лучше охотой заняться?
Радж почесал затылок. Охота дает свободу перемещения, но уходить надо на целый день, ему же главное — Карви видеть. Сейчас только расстались, а он уже начал по ней скучать.
Чтобы отвлечься, отошел к кладке ошкуренных бревен, с натугой подхватил одно на плечо, завертел вокруг торса, покатал туда-сюда со спины на шею. Положив обратно, утер пот, переводя дух и стряхивая ошметки прилипшей коры. Этой забаве Радж научился у великанов-братьев, те частенько так баловались, потешая народ гулявшей в жилах немереной силой.
Перед началом закладки новой колесницы, Септ всегда устраивал жертвоприношение. Вот и в этот раз зарезал овцу, пригласил артавана, чтоб провозгласил гимн на удачу. Потом тот долго разглядывал вынутую печень жертвенного животного, важно кивнул головой — предсказание благоприятно. Забрав часть мяса, жрец удалился.
На угощение, кроме своих сынов, мастер позвал кожевника Кабара, ну, и Раджа заодно. Баранину по-быстрому зажарили на углях, полусырое мясо обильно запивали пивом. Радуясь объяснению с Карви и пытаясь не отставать от бывалых мужиков, парень впервые в жизни напился. Бессмысленно улыбаясь, он, покачиваясь, сидел на ошкуренном бревне, зажав в руке овечью кость. Опьянев, мастер Септ неожиданно подобрел. Хлопнув Раджа по плечу, от чего парень завалился на землю, пророкотал.
— Не журись, хорошую колесницу тебе построим. Псалии из рога вырежу, а не из кости. Для втулок у меня отличное дерево припасено — акаки (акация).
Радж поднявшись, пробурчал.
— Мне не надо из каки.
Братья захохотали, кожемяка лишь ухмыльнулся, он только слегка охмелел, в его пузо сколько пива не влей — всё мало.
— Да не из каки, а акаки — самое твердое дерево, куда там до неё лиственнице или дубу.
— И… ска. кого писа она моя?
Младший сын Септа загоготал, повторяя.
— С какого писа!!! Бу-га-га!
Пьяный мастер важно пояснил.
— Колесницы на продажу не делают, это тебе не горшок. Или ты подумал, что её для твоей учебы строим? Молод ты ещё конечно, но уж если ванака немалые деньги отвалил, то не просто так.
Радж неожиданно блеванул, успев отвернуться от собеседников, но при попытке подняться, споткнулся об бревно и упал, чуть не разбив себе голову.
Его отнесли в тенек, повернув на бок, чтобы не захлебнулся рвотой.
Мастера же продолжили праздновать.
Поутру наступила расплата. Продирая опухшие глаза, парень со стоном поднялся. Раскалывалась голова, пустая, как бубен, и как бубен она звенела от малейшего шума. Мучил сушняк и обрывки воспоминаний о вчерашнем вечере. Поглядев на его зеленое лицо, опохмелявшийся старший сын Септа протянул из жалости горшок, учуяв запах пива, Радж в ужасе отшатнулся, зажав рот.
Выпив кувшин воды, побежал к речке и с головой окунулся в её пахнувшие тиной воды.
После долгого бега и работы с шестом, когда с него сошло семь потов, снова поплавал, дав себе зарок никогда не злоупотреблять хмельными напитками.
Потом приплелся в мастерскую, застав хмурого Септа, также маявшегося с похмелья. Мастер занимался резьбой по кости, вполголоса что-то бормоча. Для колесницы требовалось множество костяных изделий — помимо псалий и колец для ремней, всякие пряжки и бляшки, это не говоря про украшения.
Колесница — сакральный символ и атрибут элитного бойца, каждый уважающий себя ратэштар вкладывал немало средств в нарядное убранство своих коней и повозки.
Радж также владел умением резьбы, в пещере Девдаса они с Рыбой немало вечеров проводили, обрабатывая камень или кость.
Руки Септа потряхивало, ругнувшись, мастер поднял на парня налитые кровью от полопавшихся капилляров глаза. Бросил ему вываренную добела коровью кость и бережно протянул бронзовую пилку.
— Напили из неё таких колец — передал образец. — Изнутри наждаком обработай.
Старый мастер тяжело поднялся и поплелся в дом, по пути отвесив подзатыльник широко зевавшему младшему сыну.
Радж лихорадочно принялся за работу, поглядывая на солнце, ему предстояла встреча с Карви. Перед свиданием долго чистил зубы пальцем, макая его в золу, потом тщательно жевал лиственничную серку.
Им удавалось встречаться не каждый день и ненадолго, постоянно оглядываясь, опасаясь случайных свидетелей. Девушка расспрашивала о его родителях и о том, где они будут жить, когда поженятся. Их ещё больше сблизила потеря матерей. Парень понятия не имел о будущем жилище, но крепче прижимал к себе любимую и шептал в порозовевшее ушко, что всё будет хорошо. По поводу платы за невесту Радж не переживал, у ариев не принято давать выкуп. В законах Ману это прямо осуждалось — «если берешь даже малое вознаграждение за дочь, значит, ты торгуешь своим потомством». А торгаши не пользовались уважением у знати.
Приговаривая в пол голоса, парень читал Карви полюбившиеся гимны, заученные в пещере у Девдаса, или услышанные в Дакшине при дворе Парамы; заменяя на ходу имена богинь в песнях воспевающих их красоту на имя любимой. Девушка млела, их глухомань не баловали посещениями бродячие аэды.
В отличие от резкой и язвительной Леды, не зря получившей прозвище Колючка, Карви была домашней и послушной девочкой, тянулась к нему, как цветок к солнцу. Молодая кровь кипела, Раджу всё труднее было ограничиваться поцелуями и объятиями, но парня приучили серьёзно относиться к своим словам и обещаниям. Спасало то, что их встречи были кратки.
Сидя у стола, Радж, при свете лучины, вырезал из кости подарок Карви. Парень задумал смастерить браслет из бляшек в виде васильков, девушка призналась, что это её любимый цветок. Хотя его огрубевшие от набивки пальцы не очень подходили для столь тонкой работы. Была бы зима, добыл бы любимой пушных шкурок — дело привычное.
Жаль, что рядом нет побратима, Уолко очень любил возиться с костью и камнем. Поймал себя на мысли, что давно не вспоминал о нём и об Учителе. Работа нежданно увлекла, трубчатая кость, вываренная с щелоком и отмоченная, легко резалась одолженными у Септа до утра резцами. Сидящий неподалеку Вяхирь уже пообещал достать подходящей краски, его мать умела её готовить из вайды. С этим веселым, симпатичным парнем он сдружился больше, чем с другими соседями. Радж молчал о своей семье, но отвечая на расспросы любопытного Вяхиря, много рассказывал о городе. Карви тоже интересовала жизнь в Дакшине.
Полюбовавшись на удачно получившийся зубчатый лепесток, Радж сдул стружку и вытер руки о штаны. Хорошо было бы бляшки золотой проволокой соединить — красиво бы получилось. Вздохнул, тут хотя бы меди достать, чтобы проволоку вытянуть, не хотелось сухожилиями вязать. Огляделся по сторонам, большинство соседей уже спало.
— Поучишь меня шестом работать? — тихо спросил Вяхирь.
На днях он случайно увидел упражнения воранга с боевым посохом. Радж занимался «дандой» после купания, его учителя приучили держать тело в чистоте, Такем вообще мылся три раза в день — роме очень чистоплотный народ.
— Дело не хитрое, найди для начала палку из твердого дерева — ясень не очень подходит, может потрескаться, лучше вяз или кизил, если ровный ствол акаки отыщешь, вообще отлично будет.
Окунув в чашку с водой, загасил лучину.
Собравшуюся на свидание Карви перехватила Майя.
— Куда собралась?
— На речку бельё постирать.
— В серебре и в лучших нарядах?
Посмотрев на безумно блестящие глаза и распухшие от поцелуев губы, женщина твёрдо ухватила девушку за руку.
— Никуда ты не пойдешь, дуреха. Совсем голову потеряла.
Карви резко дернулась, прошипев.
— Отпусти, дрянь.
Но хозяйка держала её крепко.
— Потом благодарить будешь. Не знаешь ты парней, они не ценят того, что легко дается.
Короткая южная весна спешила смениться жарким летом, степь выгорела и поблекла, опаленная суховеем. Последние годы зной одолевал и поля, грозя недородом. Обмелела речка, стада перегоняли в северные предгорья, где еще зеленела трава и журчали ручьи.
Говорят на Западе ещё хуже, трава, как в годы Исхода, опадает пеплом, мелеют, а затем высыхают водоемы.
Архонт озабоченно вглядывался в безоблачное небо — вслед за Голодом всегда приходит Война.
Внезапно вспомнилось, как в его детстве, во время страшной засухи в Дакшине в жертву принесли самую красивую девушку — юную красавицу утопили в Джаласвати. С тревогой подумал о дочери.
Незадолго до праздника Сурьи в крепость добрался, ведя в поводу тяжело груженного мула, торговец солью — словоохотливый, верткий мужичонка с окладистой русой бородой и колчаном со снаряженным луком на боку. Перед началом торговли занес в подарок мешочек с приправой архонту.
Малла пригласил гостя за стол, налил пенного пива, принялся расспрашивать о новостях.
Купец ничего не мог сказать об ушедшем на Запад войске, от них не было вестей, тогда архонт спросил, не знает ли тот про золотоволосого парня, что Раджем кличут.
— Про заложника? — переспросил торговец.
— Какого заложника? — удивился Малла.
— Ты что, не слыхал, как наши с ворангами заложниками обменялись?
Архонт нахмурился.
— Так он сын Симхи? Почему тогда в Дакшине не сидит?
— Про то я не ведаю. Но Парама крепко его привечает — в семью принял, с собой на советы водит, тот с дочерью ванаки на конях разъезжает. Слухи ходят, что Парама породниться с Симхой хочет, мол, следующей весной за его сына дочь отдаст. Хвала дэвам, на границе мир три года. А как трава зазеленела, в Дакшин колесничные бойцы ворангов прибыли и вместе с нашими в поход на запад пошли.
Малла задумался: «Так вот ты какой, молодец пригожий. Слаб я глазами стал, татуировку толком не разглядел, видел, что хищник какой-то. А то лев — тотем самого сильного рода врагов наших, пусть и былых».
Это всё меняло. С Парамой они дружили в детстве, но архонт уже семь лет не был в Дакшине, как кисть в бою потерял. Дружба — дружбой, но в планы ванаки лучше не мешаться.
Надо прекращать встречи детей, пока всё далеко не зашло.
В юности ему довелось принять участие в войне на Востоке, Малла помнил схватки с этими упорными и умелыми врагами, свои первые головы он в боях с ворангами добыл. Доходили до юга и вести о том знаменитом поединке.
Жаль Карви, до боли жаль. Хороший парень Радж, да выходит не ровня он его дочери.
Не дождавшись на берегу любимой, юноша этим же вечером, как стемнело, пробирался по тропе к усадьбе. Над головой скользнула на бесшумных крыльях сова, холодный бледный свет луны — волчьего солнышка, отбрасывал резкие тени от вкопанного идола.
Помяни волка — вот он. Широко расставив ноги, скрестив руки на широкой груди и выпятив подбородок, на его пути стоял кучерявый Самад. Больше седмицы он не докучал Раджу — толком не мог ходить, но оклемавшись, последние два вечера рыскал рядом с усадьбой Маллы, в надежде на встречу с его дочерью.
Воранг быстро огляделся по сторонам, не заходит ли кто сбоку или сзади. Рот непроизвольно скривился в оскале, с трудом усмирив рвущуюся наружу тёмную ярость, Радж прорычал.
— Уйди с дороги.
Самад молча бросился вперед, в руке блеснул нож. Воранг ушел от удара кувырком назад, приземлился неудачно, нога заныла, ударившись об непонятно откуда взявшийся камень. Правая рука уже сжимала рукоять кинжала, левой подхватил тот долбанный булыжник, метнул навстречу нападавшему сбивая атаку, тот увернулся, слегка замешкавшись.
Приняв боевую стойку, парни замерли на тропе, как два камышовых кота.
За оградой усадьбы послышался яростный лай.
Радж переступил с ноги на ногу, правая отозвалась резкой болью, похоже, кроме ушиба ещё и подвернул. Выставив в защите согнутую левую руку, стиснул зубы, нельзя показывать врагу свою слабость.
Самад перебросил клинок справа налево. Года три назад Радж тоже любил так баловаться ножом, хотя Девдас не раз ему объяснял, что бой не игра, и если уж и меняешь ударную руку, то перебрасывай за спиной. Жаль, что не взял с собой метательный засапожник, всё же на свидание собрался. Парень навострился бросать его мгновенным слитным движением, как бы споткнувшись, опустив руку к сапогу. Отвлек бы кинжалом и метнул в живот.
Самому нельзя отвлекаться! Кучерявый напрыгнув, нанес мгновенный удар, подвернутая нога не дала отскочить на нужную дистанцию, нож Самада полоснул по прикрывшему живот предплечью, но и Радж успел его ткнуть кинжалом на вершок ниже кисти.
Двери усадьбы со скрипом отворились, вперёд с надрывным лаем вырвался пегий сторожевой пёс.
Не решаясь напасть, закружился, подпрыгивая, вокруг парней. За собакой спешил, подсвечивая факелом в здоровенной ручище, звероватый немой мужик, что охранял двор, за поясом торчала секира; следом с копьём в руке — полуголый Малла.
Парни повернулись к архонту, бежать было поздно и глупо.
— Кинжалы в ножны! — скомандовал тот.
Завидев кровь, махнул рукой — «Пошли в усадьбу». Особенно обильно она текла из Самада, рана на внутренней стороне предплечья была мала, но укол кинжала задел вену.
Подойдя, немой подтолкнул кучерявого, за ним пошел Малла, последним хромал Радж.
Хозяин шепнул подбежавшей Майе: «Карви из комнаты не выпускай».
Самаду рану пришлось прижигать, порез внешней стороны предплечья Раджа был не опасен, его просто перевязали тряпкой. Жестко посмотрев в лицо парню, Малла махнул рукой.
— Ступай прочь!
Самада же, после обработки раны, усадил с собой за стол.
— Ты на моего гостя руку поднял — всё равно, что на меня. Уходи к отцу, чтобы завтра же тебя в пури не было.
На следующий день дал поручение Тору.
— Проследи за парнем, чтоб ушел, отчаянный он, как бы засаду не устроил. Стрельнет из лука — потом беды не оберемся, люди ванаки весь род могут вырезать. Да, и ещё к дочери моей охранника на время приставь, да не из молодых, семейного. Хватит мне и двух потерявших голову.
К полудню вызвал к себе Раджа. Насупив брови, объявил.
— Тебе тоже не след здесь находиться. Завтра в степь отвезут, стада пасти.
— Позволь напоследок с Карви увидеться.
Заметив гневный взгляд, торопливо добавил.
— В твоем присутствии.
Малла охолонув, подумал: «Пускай, а то опять какую-нибудь глупость выкинут, или он или она».
Отбросив жесткую прядь с лица, буркнул стоящей поодаль Майе.
— Приведи дочь.
В комнату вбежала простоволосая, с распухшим красным носом Карви.
Радж соскочил с места, Майя придержала готовую броситься ему на грудь девушку. Зло шепнула на ухо.
— Не позорь себя и честь отца.
Архонт посмурнел: «Эк, как далеко зашло».
— Прощайтесь.
По щекам дочери катились крупные слёзы. Малла рявкнул.
— Не навек же! До весны.
Радж пожалел, что не успел доделать браслет. Бережно снял амулет, поцеловав мешочек, передал девушке.
— Это самое дорогое, что у меня есть — всё, что осталось от мамы.
Отдавал без жалости, попроси душу — отдал бы душу.
Карви метнулась в каморку, вынесла вышитую своими руками налобную повязку, схватила со стола нож, Майя испуганно охнула. Отхватила себе прядь длинных волос, завернув в вышитое полотно, передала любимому. Руки соприкоснулись, обоих пробил разряд, заставив содрогнуться.
Встретившись глазами, влюбленные снова не могли разорвать взгляды.
— Ну всё, будя. — Прервал их безмолвный диалог Малла.
Зажав в руке завернутую прядь волос, Радж ссутулившись, хромая побрел к двери, отодвинув полог, скрылся из виду. Сзади послышалось всхлипывание, архонт, обернувшись, с изумлением увидел, что плачет и его Майя.
— Ну не зверь же я! Коли до весны блажь не сгинет, будет свадьба.