Арийский простор

Глава первая

Участившаяся засуха удавкой голода понемногу перехватывала горло, высасывая жизнь из племен коренных земель Ариана Ваджи, что обитали южнее Риперских гор в междуречье впадающих в одно море могучего Ра (Волга) и петлявшего с полдня на закат мелкого Римна (Урал), обостряя соперничество за высыхающие водоёмы и оставшиеся пастбища.

Вновь, как во времена пращуров их племена пришли в движение на восход солнца, поначалу стихийное, но три года назад его возглавил сильный и удачливый вождь Базорк. Он постепенно подминал под себя одного за другим роды и племена, ломая сплоченной дружиной разрозненную степную вольницу, повсюду устанавливая порядок и пресекая никчемную вражду, порою длящуюся столетиями.

Войско Базорка, как река весной, набухало стекавшимися удальцами, поверившими в его удачу.

Ставка вождя находилась у нижних отрогов в месте впадения в Римн извилистой речушки, изрытой протоками и старицами, там, где на левом берегу высились древние курганы.

Речной обрыв обнажал охряную стену со множеством дырок-норок — жилища ласточек и стрижей, суетливо кружащихся высоко в небе, обещая хорошую погоду.

Над текучей водой низко прошмыгнул ярко расцвеченный зимородок.

Неогороженное поселение наполовину опустело, не было в ставке и самого Базорка — войска перебирались к восточным окраинам земель.

Следующей весной его колесничные отряды вновь собирались попробовать на прочность порубежье ишкузи.

По пустынной завьюженной дороге уныло тащился обоз из пяти телег, надрывно скрипели сколоченные из досок грязные колеса, мерно пыхтели усталые волы. Стоящий поодаль крупный мужчина в лисьем малахае, с наполовину замотанным лицом, хмурился, глядя на них.

«Плетутся, как беременные бабы. Так мало того, приходится надолго останавливаться для кормежки и отдыха. Хорошо хоть земля подмерзла».

Вот уже почти три седмицы длилось их путешествие на запад.

«Ладно, дело к ночи». Глянув на багряницу заката, махнул рукой в сторону видневшегося неподалеку озерца. Погонщик несильно хлопнул тупым концом копья по костлявой спине правого вола. «Хоп!» Тот напрягся и толкнул плечом соседа, повозка нехотя начала поворачивать налево.

Уткнувшись в прибрежные заросли, обоз стал устраиваться на ночлег.

Проверив спуск к воде, и наполнив котел, люди принялись рубить сухой тростник для костра.

Пробравшись через истоптанную копытами замерзшую грязь, освобожденные от ярма животные потянулись на водопой, доламывая тонкий ледок.

Задумчивый предводитель, хрустя мерзлой травой, поднялся на пригорок, напряженно всматриваясь в уже подступавшие сумерки. Ему не понравились люди в селении на прошлой стоянке. «Да и ракшас бы с ними! И у нас рожи особой красотой не отличаются. Но очень уж похоже на бандитское кубло».

Его ватага местным тоже не глянулась, по меньшей мере, казалась странной. Время торговых караванов уже прошло, а он сам и его люди мало походили на обычных погонщиков.

Не одеждой — они были в драных шубах из овчины, мохнатых пастушьих шапках и стоптанных постолах. Да вот только воинскую стать и ухватки не скроешь.

Сгорбленный морщинистый староста — харя, словно из старых мудей сшита, выспрашивал про груз, удивился, что везут зерно. Предложил купить по хорошей цене, последние годы на здешних полях частым гостем был недород.

Неразговорчивый вожак отрицательно покачал головой, отказался и от приглашения переночевать под крышей; ему не понравились быстрые взгляды, которыми староста обменялся с мрачным верзилой в шубе из шкуры медведя.

Ночью, услышав треск разрезаемой рогожи, парни прихватили верткого мужичка, пытавшегося пошарить в подводе, выбили нож, скрутили. В свете факела вожак разглядел ощерившее лицо лазутчика и рассыпанный ячмень из распотрошенного мешка. Убивать не стал, просто сломал ему руку об борт телеги.

Повозки, как обычно, поставили в круг. «Если чауры решат напасть, то сегодня самое время. Хотя и увидели зерно, могут подумать, что под ним более ценный груз спрятан».

Насыпал волам из разрезанного мешка ячменя — пусть подкрепятся. Хоть и жалко тратить его на тупую скотину, им всё равно, что жевать, лишь бы побольше.

Отвязал и отбросил со второй телеги покров из грубой ткани, сплетенной не из луба, как на севере, а из листьев рогоза. Достал свой колчан с луком и боевой бронзовый топорик. Махнул рукой парням «Разбирайте оружие».

Единственный из всех, вожак был в старом доспехе из кожи и с бронзовым кинжалом на поясе. Остальные пять для виду, кроме ножей, носили лишь копья, двое вообще с кремниевыми наконечниками.

Люди привычно перебрасывали через плечо колчаны, натягивали тетиву на тугие боевые луки.

Еще раз огляделся — никого, округа тонула в сгущающемся мраке. Если завтра при свете сунутся — стрелами побьем. Поужинав, коротко сказал людям — «Спите», сам он привык бодрствовать до двух суток, последнее время досаждала бессонница.

Мужчина в полудреме сидел, прислонившись к телеге, подморозило, но было не сильно зябко, терпимо. Шумно вздыхали перетиравшие жвачку волы, товарищи, укутавшись в грубые плащи из козьей шерсти, тихо посапывали, только лежащий дальше всех Анадух (Бык), насмешливо прозванный старшими Данунахом, беспокойно ворочался — молодой ещё. Поднял голову, в ночном небе волчьими зрачками мерцали звезды, серп молодой луны накрывало набежавшим облаком.

Время близилось к утру, скоро посереет на востоке.

Чу! Покой окружающей тьмы неуловимо изменился, со стороны прибрежных тростников донеслись звуки, не похожие на знакомую возню кабаньих туш. Это крались люди, как бы осмотрительно они это не делали, а всё же живые существа, а не бесплотные духи. Да и не одиночка идет, ватагу не малую собрали, на обоз напасть не шуточное дело. Заходили правильно, не по дороге и открытой степи, прикрылись зарослями, он бы и сам так сделал.

Легко коснулся рукава лежащего рядом Утара, тот мгновенно проснулся, неслышно перекатился в сторону, начали пробуждаться остальные; держа наготове оружие, распределялись по привычным местам.

Угли большого догорающего костра скупо освещали фигуру прикорнувшего стража в мохнатой шапке и просторной меховой накидке, к плечу прислонилось копьё.

Внезапно в его широкую спину вонзился дротик, потом ещё один.

С залихвастым свистом на обоз посыпались люди, одного из них вожак поймал на копьё. Насадившись животом на остриё, чаур страшно кричал, выпучив глаза; отбросив отягченное древко, выхватил топор, сразу же метнув его в другое оскаленное лицо.

Через короткое время всё было кончено. Кто-то ещё стонал, ломился обратно в тростники, Анадух стрелял ему вслед. В костер на угли подкинули топлива, свет от вспыхнувших стеблей позволил рассмотреть место бойни.

Утар поднял отброшенную к костру шапку, поглядел на пробитый в двух местах повалившийся мешок и пришпиленную к нему мохнатую накидку. Беззлобно проворчал.

— Вот суки! Хороший плащ испортили.

Парни добивали хрипящих раненых. Вожак окликнул — Все целы?

Скособочившись, к нему подошел побледневший Анадух. В горячке боя сначала не заметил, теперь же держался за распоротый бок. На темном кафтане кровь не видна, но ладонь была сильно заляпана. Не хотел его с собой брать, как знал!

Нашел глазами густобородого Хона, бывалого воина, знающего толк в ранах.

— Займись им.

Сам же пошел оглядеться. Всего на стоянке валялось шесть трупов грабителей, двое, судя по следам, смогли сбежать, к зарослям тянулись кровавые пятна. Преследовать нет смысла. Вторую ватагу им не собрать, а эти забьются в норы, крысы.

Весь лагерь пропах бойней — привычными для воина миазмами крови и дерьма.

С трудом вытащил из уже остывающего тела чаура своё копьё — как не в живот втыкал. Видать в позвонках наконечник застрял. В слабом утреннем свете разглядел лицо нападавшего — тот самый, с кем переглядывался староста.

Утар вернул топорик, выломанный из головы второго, плохо очищенный от крови и ещё какой-то дряни, вряд ли мозгов. Были бы мозги, не полезли, видели же, что не простые обозники.

Полюбовавшись на страшное, изкуроченное лицо трупа, презрительно сплюнул. «Ведь показали вам, пидакам, груз. Ничего кроме зерна и личного оружия в обозе не было».

Хон наскоро обрабатывал рану скривившегося парня, прижигать не стал — подморозит, присыпал сушеным цветом рогоза и теперь плотно перевязывал тряпками. Рана тяжелая — копье пробороздило тело, ломая ребра, но если сильно не воспалится — выживет.

Оглянулся на восток — а время то быстро течёт, уже совсем рассвело.

Разбойников раздев, покидали в озеро кормить раков, пробив телами тонкий лед. С головами возится не стали, за долгий путь протухнут. Да и нет в том чести, чаур — не воин.

Собрали добычу, с паршивой овцы, хоть шерсти клок. Луки слабые, только один боевой — но добрый, видать того верзилы; четыре ножа взяли, наконечников из бронзы немного — стрел и копейных, топор один. Половина грабителей вообще камнем и костью были вооружены.

Если что и есть ценного, так упрятано у старосты. Вот его бы стоило за яйца подвесить, да расспросить. Но сначала — дело сладить.

Пока провозились, день уже шел к обеду. Надев на скотину иго, погнали телеги обратно к дороге, положив поверх мешков раненного. Пришлось самому взять в руки батог.

Едва отошли на десяток перестрелов — на встречу две колесницы катят. Бойцы насторожились, попрятали лишнее оружие.

Повозки остановились не доезжая, воин на передней был в леопардовой шкуре, старший обоза слышал, что их носят люди из личной скары Базорка. Узнал он и молодого возницу. Развязав повязку на нижней половине лица, поднял левой рукой вверх позеленевшую бляху из старой бронзы. Парень что-то коротко сказал ратэштару. Тот слез с колесницы, неспешно переваливаясь на кривых ногах, подошел к вожаку. Кряжистый, широкомордый и крутолобый, вздернутый нос щерился мохнатыми ноздрями, тяжелая нижняя челюсть поросла полуседой щетиной, похожей на колючки ежа. Осклабился желтыми, крупными зубами.

— Здрав будь, Дакша.